i j u s t w a n n a b e t h e o n e t e l l m e , w h y ' d y o u h a v e t o h i t a n d r u n m e ?
n o w i ' m a l l a l o n e , c r y i n g u g l y
/ / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / / /
\ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \ \
you broke my heart
j u s t f o r f u n
t o o k m y l o v e a n d j u s t l e f t m e n u m b
another story that's sad and true
Сообщений 1 страница 6 из 6
Поделиться12021-05-22 20:57:20
Поделиться22021-05-23 17:07:31
i w i l l f o l l o w y o u
w a y d o w n w h e r e v e r y o u m a y g o //
i ' l l f o l l o w y o u w a y d o w n t o y o u r
deepest low
[indent] - надеюсь, хотя бы сегодня ты удержишь свой член в штанах, - все тот же ночной клуб, все тот же поздний вечер, все то же паршивое настроение и все тот же упавший на хвост рик, скалящий зубы в мерзкой ухмылочке, уверенный почему-то, что за последние полгода умудрился прокачать свой юмористический скилл на максимум и ожидающий от меня какой-то реакции: смотрит тупо, а глаза блестят шало, ярко, как у обдолбавшегося и словившего приход малолетнего нарика, переполненного энергией - но это только в ближайшие пару часов. я надеюсь, что его запал пропадет через минут пятнадцать максимум, потому что терпеть его рядом чертовски тяжело, так же, как узкую костлявую ладонь, сжимающую ткань черной рубашки на и без его пристального внимания ноющем плече: в прошлую среду зарвавшийся двадцатилетний щегол с явным спермотоксикозом на лицо и отсутствием интеллекта (а как еще объяснить непонимание четкого и уверенного 'нет' от девчонки, которую он настойчиво и нагло прижимал к стене, одной рукой вцепившись в тоненькую шейку, а другой пытаясь расстегнуть ремень на своих собственных штанах) не собирался оставить попытку изнасилования и попытался даже оказаться сопротивление: безуспешное, но и, к сожалению, не бесследное: под правой лопаткой разлилась уродливая гематома, мышцы не перестает тянуть, а свод шеи и плеча стрелял неприятно каждый раз, стоило только повернуть голову. вот и сейчас я, позабыв о дискомфорте, поворачиваюсь в сторону паренька и пытаюсь уйти от его касания, но вместо этого только сжимаю зубы крепче, да так, что еще чуть-чуть - и сотрутся в пыль раньше времени. это волнует мало; кажется, полный нескрываемой враждебности взгляд оказывает свое влияние: мой далеко не приятель делает шаг назад, отшатывается, как от прокаженного, я прячет ладони в карманы джинс, прочищает горло и кивком указывает в сторону входа. - иди без меня, - он поворачивается обратно, вздымает брови чуть ли не под линию роста волос и пялится удивленно, словно увидел второе пришествие христа, открывает тупо рот и выдает только глупое и неуверенное: - но как же, - и я не отвожу от него взгляда, удерживаюсь с трудом от того, чтобы вдарить - может быть хотя бы тогда мозги встанут на место? пытаюсь понять, откуда он, такой тупой, вообще взялся, но помимо этого пытаюсь понять еще кое-что: с чего это он так легко вывел меня из себя. - я же сказал: иди без меня, - рик тушуется, поджимает губы скупо, по-девичьи пухлые, чешет затылок высвобожденной из плена кармана рукой и уходит, не пытаясь больше задавать вопросы, никакие, и я облегченно выдыхаю. смотрю, как он перебегает через дорогу к главному входу, оглядываясь по сторонам, чтоб не попасть ни под чьи колеса, а я достаю из бардачка початую пачку крепких терпких сигарет и зажигалку - бензиновую, с какой-то гравировкой в виде цифр: наверное, подарок на значимую дату - вытаскиваю из пачки одну без разрешения и закуриваю. попытки бросить обламывались постоянно, наверное, потому что я никогда по-настоящему этого делать не хотел, но деньги тратить на блоки прекратил планомерно. как итог: ни шмотки, ни волосы, ни квартира табаком теперь не воняют, но разница? всем, к счастью, поебать, ведь не все равно было только тебе. это ты морщила носик и смотрела с немым укором в оленьих глазах каждый раз, когда, прижимаясь поцелуем к коже или требуя объятий, ощущала потусторонний запах. ты скрещивала руки на груди и поднимала уголок левой брови, стоило мне только полезть за сигаретой и пепельницей в какой-нибудь кафешке, в которую заскочили на слишком поздний ужин; не позволяла протаскивать 'это дерьмо' в свою квартиру и без устали читала нотации о вреде курения, и я, как-то повелся. начал уменьшать количество скуриваемого до минимума, потом и вовсе перестал ломаться и истекать слюной при любом напоминании о перекуре, да вот только итог отвратительный: сейчас нет ни тебя, ни особого облегчения от возможности курить вдоволь хоть сутки напролет: организм табак отторгает, глаза предательски слезятся от дыма и легкие печет, когда я запрокидываю голову назад и выпускаю тонкую струйку дыма прямиком в небо. причина раздражения на лицо: рик, сам того не подозревая, копнул слишком глубоко и опрометчиво, напоминая о тебе глупой неуместной шуткой. я думал, все как-нибудь образумится. думал, что успел отойти и не вспоминал тебя уже так, часто, как делал это раньше - то есть, постоянно, но нихера не изменилось. все так и осталось на своих местах, и вот он я, у припаркованной у обочины тачки, выкуриваю последнюю в своей жизни дерьмовую сигарету и чувствую себя таким никчемным, таким жалким и беспомощным, что хочется как минимум сдохнуть, как максимум - тоже. желательно - трагично, можно даже при исполнении, чтобы в какой-нибудь захудалой газетенке об этом написали заметку на три строчки и вставили самую уродскую и неудачную фотку. все хуже, чем я думал, и от этого на душе так паршиво, что даже словами не описать. скуриваю достаточно быстро: пальцы начинают гореть, и не долго думаю роняю бычок прямо себе под ноги. топчу носком тяжелого ботинка, отряхиваю зачем-то руки, ставлю машину на сигнализацию и иду в сторону клуба. рейд, так не вовремя повторяющийся, не обнадеживает, но выбора попросту нет, так что я пробираюсь в заведение, потолкавшись в очереди, и тут же нахожу рика глазами: чтобы не подойти ни разу за то время, что будем здесь. он вновь торчит у стены и сканирует все помещение, нисколько не выглядя подозрительно, потом игнорирует обращающих на него внимание девчонок и вообще, кажется, не дышит, и это единственное, что заставляет меня практически улыбнуться: уголки губ дрожат в напряжении, потому что рик не меняется совершенно. в зале душно, кондиционеры не справляются, и я растегиваю несколько верхних пуговиц, закатываю до локтей рукава и обустраиваюсь около барной стойки. наверное, мне не стоит выпивать; наверное, я должен последовать примеру своего недо-напарника и превратиться в каменной изваяние, но я предпочитаю наступать на старые грабли. какой-то червячок, засевший в мозгу и точивший его безостановочно сегодня замирает и сквозная мысль 'а что, если?' бьет по сознанию: что, если ты вновь будешь здесь? что, если мы пересечемся? что, если судьба все-таки существует и вместо того, чтобы вновь ставить меня на колени в не самом выгодном свете, она решила помочь и дать второй? что, если ты проводишь тут каждый выходные со своими подружками? но, разумеется, ни одно из этих предположений не обвенчалось успехом, и я пытался отвлечься: выцепил блондинистую - точь-в-точь твою - макушку в толпе каких-то студенток, отмечающих успешное окончание сессии, оторвал ее от стайки подружек и раскручивал минут двадцать, пока ее пальчики не стали развязно цепляться за шлевки на поясе моих брюк, а головка не была откинута назад в недопустимой близости от моего лица. и - ничего. я упорно пытался рассмотреть в ее затылке твой, в ее неуклюжих движениях - твои, уловить в ее запахе флер твоих духов, но у меня ни хрена не получается, и я не придумываю ничего лучше, чем свалить. отодрать руки от ее талии, сделать пару шагов назад, а потом и вовсе свалить, не обращая внимания на ничего не понимающий расфокусированный взгляд. обламывается в этой жизни все, даже случайный секс со случайной незнакомкой, и даже этому причина - ты. нихуевая романтика, не так ли? |
i'll ways be around
w h e r e v e r l i f e t a k e s y o u
y o u k n o w i ' l l f o l l o w y o u
неделя заканчивается - и ничего не приносит облегчения так, как это осознание. эти гребанные семь дней были максимально бесконечными, работа наваливалась на плечи каждый день, в сутках не хватало часов, чтобы со всем управиться, но я не жаловался. никто, на самом деле, не жаловался, мы ведь прекрасно понимали, куда идем работать, на что подписываемся и к чему должны быть готовы. но отдыха не помешал бы каждому. пробираясь ранними утрами к своему кабинету сквозь рабочие столы всего отделения, я без особо труда замечал ссутуленные спины, дрожащие руки, залегшие мешки под сонными глазами и не мог ничего с этим поделать; делать вид, что все нормально, в то время, как нормальным не было уже ничего, вошло в привычку. притворяться не научилась за все годы службы здесь только мишель: вот, кто стонал без зазрения совести, подтягиваясь каждый раз до хруста в позвонках; вот, кто костерил начальство за увеличение часов труда; вот, кто не хмурился только по одной причине: на лбу появятся некрасивые морщины. даже сейчас, сидя, как обычно, не в своем, а в моем кабинете, точно мы оба в этом нуждаемся, она грызет кончик деревянного карандаша, обхватив его между искусанными пухлыми губами. на ее животе лежит три крупные папки с разноцветными стикерами на наспех расфасованными рукописными листами, под головой вместо удобной подушки - ежедневник в кожаной обложке, и она практически не дышит, усталая и расслабленная. она теребит сережку тонкими пальчиками, мычит что-то занятым ртом и качает на кончике стопы черную туфлю, пока я пялюсь бездумно в экран рабочего компьютера в попытке заставить себя заполнить оставленные со вчерашнего вечера отчеты. накрываю лицо ладонями, растираю колючие щеки пальцами, сминаю пальцами губы, и выдыхаю едкое, емкое, на одном слитном выдохе: - блядство, - и мишель взрывается хохотом. она подрывается с места, папки валятся на пол, листы - из них, но она не обращает никакого внимания и в четыре уверенных шагах сокращает между нами расстояние. ее присутствие рядом перестало раздражать, и я не знаю. в какой именно момент. она проводит здесь слишком много времени, иногда захаживает даже с ноутбуком, иногда приходит раньше меня и уходит позже, имея дубликат ключей, и я не имею ничего против. ее компания стала глотком свежего воздуха; ее компания позволяет и помогает не думать слишком много о том, что я должен выбросить из головы уже очень давно, и я благодарен ей за это. мишель не задает вопросы. то ли потому что в курсе всей ситуации с самого начала, то ли потому что говорить и нечего, на самом деле. и за это я тоже готов сказать ей спасибо: о том, что крупно проебался, знаю прекрасно сам, и в лишнем напоминании не нуждаюсь. по крайней мере, так мне кажется. штатный психолог усаживается на стол, приподнимает края своей узкой серой юбки и опирается ладонью о гладких матовый дуб позади себя. я перевожу взгляд от монитора на нее, смотрю с явным скепсисом, пытаясь понять, в чем дело и почему эта глумливая улыбочка до сих пор не сползла с нее лица, а потом она вдруг успокаивается, так же резво и внезапно, делает глубокий вдох и такой же глубокий выдох, и кидает взгляд на наручные часы с заводным механизмом. - выглядишь так, будто сам пару суток за решеткой провел, - говорит она, внимательно наблюдая за бегом минутной стрелки, а я подпираю подбородок кулаком и не собираюсь спорить. откровенно говоря, не помню, когда в последний раз смотрелся в зеркало: оно словно стало ненужным атрибутом. в запотевшем стекле душевой кабины отражение не разглядишь, в зеркальных стенках лифта - тоже, так что я даже не напрягался, расчесываясь и чистя зубы чуть ли не на ходу по утрам и запредельно поздним вечерам. так что, словам мишель доверяюсь небезосновательно. я бы хотел отбрить ее фразу не менее грубо, сказать, что она, вообще-то, тоже не с обложки глянца сошла, но это - откровенная ложь. не смотря на дикую загруженность, она все еще выглядит на твердую десятку с укладкой, макияжем и прочим-прочим-прочим, и я практически завидую. опускаю голову вниз, на сложенные над клавиатурой руки, запускаю пальцы в волосы и сжимаю у самых корней с силой, пропуская насквозь короткие пряди. - все еще думаешь, что собраться после работы - плохая идея? - я чувствую, как ее рука присоединяется к моим, как она чешет затылок длинными острыми ноготками и ее голос даже доносится ближе, тише, соблазнительнее, она будто уговаривать пытается, и я думаю - почему со всеми не может быть так же легко, как с мишель? ответ приходит незамедлительно - может. только стоит, наверное, кому-то поменьше врать. - скинь адрес сообщением, - бубню сквозь сцеженные зубы, сдаваясь окончательно, и только после этого слышу, как оба каблука с характерным цоком касаются пола, потом - дверь открывается, и закрывается со сквозящей через довольный тон улыбкой: обязательно. вскидываю голову, смотрю на часы, точно так же, как недоделанный демон-искуситель пару минут назад, отсчитываю часы до конца рабочего дня и заставляю себя взяться за работу: наверное, отвлечься действительно не помешает, верно? глупо продолжать корить себя за ошибки, которые нельзя исправить. глупо продолжаться сокрушаться и искать возможности вернуть все на исходные позиции. глупо представлять, что было бы, поступи я иначе, потому что это волнует только меня; потому что заботит это только меня; потому что только мое сердце продолжает работать на износ и качает кровь безостановочно, не зацикливаясь абсолютно на осознании: так больше продолжать нельзя. оно, вроде как, разбито, и это чувство такое непривычное, такое неудобное и неприятное, и я не знаю, понятия не имею, как это исправить: к сожалению, ни один сервис его на починку не примет, а скорее сдаст в утиль. я бы и сам сдал, вместе со своими эмоциями, похороненными под слоем твоей ненависти и разочарования (во мне, конечно же), но это, оказывается, невозможно. ни одна наша встреча, ни последняя, ни предпоследняя, ни одна до тех двух не заканчивались успешно. успешно, в моем понимании, спокойно, ведь два раза назад я заковывал твоего отца в наручники, зачитываю права, пока твоя мать хваталась за сердце, а ты пыталась заглянуть в мое лицо и силилась понять хоть что-то, в то время как я даже взгляда не отводил от скованных металлическими браслетами рук; один раз назад ты едва ли ядом не плевалась, сидела напротив меня в кафешке как на иголках, мутузила бумажную салфетку и не притронулся ни к остывающему планомерно чаю, ни к десерту. ты смотрела из-под пушистых ресниц недовольно, осуждающе, болезненно поджимая губы, сыпала обвинениями и упреками, не жалела меня своими словами и я - я позволял. я слушал все и со всем соглашался, не пытался оправдываться, но пытался вымолить жалкую пародию прощения - вышло убого, наверное, именно поэтому и прошлая встреча пошла по пизде с самого начала. тебя не должно было быть в офисе твоего отца, когда я вновь ворвался туда - без приглашения, без желания разделить с ним ланч и поцедить кофе на обед, со все еще конкретной и определенной целью: довести дело до конца. ситуация повторялась, не так ли? только ты как будто была уже готова. ты не удивлялась ничему и была практически убийственно спокойна, разве что вцепилась в мое запястье, пока ребята шарились в документах, свеча под нос секретарю ордером на обыск. я готов был сквозь землю провалиться, и такое было впервые, веришь? я каждый божий день думал только о том, что хочу встретиться вновь, выцепить тебя где-нибудь, объясниться по-человечески и дать тебе то, чего ты так хочешь - сожаление о содеянном, и я даже представлял, как это случится. романтизировал глупо и наивно, хоть мне это и не присуще, и когда реальность ударила обухом по голове, я разочаровался в себе так же, как и ты. ты смотрела открыто, с такой острой яростью во взгляде, когда мы оказались наедине, и я, наверное, никогда не забуду ту нашу встречу. как и любую другую. к сожалению, на самом деле, потому что все это так сложно. я продолжаю сравнивать, продолжаю анализировать, продолжаю размышлять: обе чаши весов заполнены, и это тяжело, это чертовски тяжело, ракель, я не знаю, как мне быть и справляться с этим всем в одиночку - у меня не получается. никогда не получится и, я надеюсь, что хотя бы это принесет тебе облегчение.
h o p i n g t h a t y o u u n d e r s t a n d
i ' m f a r f r o m a p e r f e c t m a n
c a u s e h o n e y i t ' s b e e n a h a r d y e a r i t s e e m s l i k e w e ' r e g o i n g n o w h e r e
[indent] ты заталкиваешь меня в какой-то небольшой конференц-зал, запираешь дверь, прокручивая замок под ручкой на два с половиной оборота, хлопаешь на ладонью по какому-то небольшому рубильнику по стене и на всех окнах автоматически закрываются жалюзи. я прохожу глубже, скрещиваю руки на груди, прикрытой форменной курткой, поджимаю скупо губы и смотрю на тебя из-под отросшей растрепанной каштановой челки. ты недовольна, и это недовольство такое неприкрытое, такое первобытное - проявлено в каждом шаге, в каждом действии, и как-то горько осознавать, что причиной ему вновь служу я один. я не отхожу далеко, не позволяю себе покинуть твою личную зону, зону твоего комфорта, потому что соскучился. причина такая простая и такая ясная впервые за все время. я решаюсь практически сразу, даже не думаю, когда делаю шаг вперед твоей дрожащей фигуре навстречу, когда своими пальцами сжимаю твои, когда наклоняюсь уверенно и не медля, к твоему лицу, когда делаю то, чего так хотел - безумно, всей душой - целуя. ты не противишься, ты даже не двигаешься, наверняка удивленная и пораженная от части, но твой рот все еще закрыт, а меня такое развитие не устраивает, поэтому я выпускаю твои руки, пальцами правой давлю на узкий подбородок, отпускаю его вниз практически с силой, только чтобы подтолкнуть хоть к каким-то действиям, и когда твои губы размыкаются, напираю еще сильнее - надеюсь, конечно, что ты не откусишь мне язык, пока я прижимаюсь плотнее, настойчивее, со всей готовностью способный твой рот едва ли не вылизать: лишь бы не отодвигалась, лишь бы не оттолкнула, но ты приходишь в себя слишком быстро. практически сразу. упираешься ладонями в грудь, собираешь пальцами ткань футболки и отталкиваешь настолько, насколько хватает силы в хрупком теле, а я же, хоть и придурок, но не настолько - позволяю тебе отшатнуться, не напираю дальше, хоть и хочется до безумия. дышишь загнанно, облизываешь губы - все еще пользуешься устойчивой помадой (я помню, как рассказывала мне о ней однажды, хвастаясь тем, что теперь-то я точно не испорчу твой макияж своим желанием обмениваться с тобой слюной безостановочно; она мне еще тогда не понравилась: все-таки, оттирать размазанные следы с щек и подбородка куда приятнее, чем просто ощущать химозный клубничный привкус) и как будто даже не понимаешь, в чем дело. я не удерживаюсь: между нами расстояние все еще короткое, небольшое, а потому я поддаюсь вперед и касаюсь тыльной стороной ладони горящую алым щеки, но ты уходишь от незамысловатой ласки. берешь все под контроль слишком быстро, не даешь мне ни малейшего шанса насладиться моментом, и я понимающе киваю. - ты все так же прекрасно выглядишь, ракель, - облизываю тебя взглядом с головы до ног: и уложенные блондинистые волосы, и не лишенное макияжа смуглое лицо, и утяжеленную массивной цепью тонкую шею, и высокую грудь, спрятанную тонким шелком блузы, и округлые бедра - на них так идеально смотрятся мои руки, почему ты все еще не позволяешь убедить тебя в этом? - и голые коленки, выглядывающие из-под заканчивающейся прямо над ними тканью просторной юбки - я люблю такие на тебе, они не облегают ноги - жаль, но зато избавиться от них гораздо легче, чем от чего-то еще, и узкие женственные щиколотки над лодочкой туфель. ты такая идеальная, ты так хороша и я ненавижу себя за то, что проебал шанс быть с тобой, ненавижу тебя за то, что ты так уперлась и не даешь мне возможности это исправить, ненавижу гребанную жизнь, ракель, и ничего не могу с этим поделать. - не думал, что ты будешь здесь, - и это чистосердечная правда. ты ведь, обычно, проводишь все свое время в музыкальной студии: слышал как-то, что работаешь над новым альбомом, но слышал, к сожалению, не от тебя. я шагаю назад, специально, чтоб ты вздохнула, наконец, полной грудью. шагаю до тех пор, пока не упираюсь задницей о край стеклянного стола. присаживаюсь, опираюсь о поверхность позади себя и раздвигаю шире ноги для удобстве - ты бы прекрасно смотрелась сейчас между ними, хватаясь пальцами за колени или обхватывая ладонями мою шею, чтобы вновь оказаться ближе, но ты остаешься на своем месте, не позволяя ситуации упроститься хотя бы на чуть-чуть. |
y o u ' r e c r y i n g i n s i d e y o u r b e d r o o m
b a b y , i k n o w i t ' s n o t f a i r
l a y w i t h m e f o r o n e m o r e n i g h t
i p r o m i s e y o u
i'll make it right
[indent] мы друг другу не подходим. точнее, ты мне подходишь: идеально, на самом деле. я бы и подумать не мог, что девушка - хоть какая девушка - умудрится завладеть моим сердцем настолько, но ты смогла, так легко и так быстро. ты хранила его так трепетно и бережно, а теперь - скажи мне, ракель, что с ним сейчас? валяется в мусорном ведре за ненадобностью, или может, ты все так же продолжаешь его оберегать? мне, правда, интересно, потому что твое я, кажется, уничтожил. оно истлело, стало похоже на уголек, маленький и невзрачный, и я бы брезговал иметь с ним хоть что-то общее, но оно твое, понимаешь? и я знаю, что виной ему такому - невзрачному, уродливому - я и мои дерьмовые поступки, мой отвратительный характер и гордость, которую я бы с удовольствием затолкал в собственную задницу до горла, только чтобы потом - выблевать вместе со всеми кишками. но не выйдет, к сожалению. тебе действительно нужен кто-то другой: тот смазливый придурок из студии, с которым ты ходила на обеды, хотя бы потому, что он - из твоей среды, что ли. не подведет, не подкачает, не опозорит, поддержит любой разговор, его даже с подружками познакомить сможешь, и не то, чтобы я неказист или что-то в этом роде, но, милая, мы ведь оба понимаем: я не превращу твою жизнь в сказку. я не смогу водить тебя в дорогие рестораны, те, что по твоему уровню; в те, где тебя никто не узнает, а если и узнает, не будет мозолить глаза и уши просьбой дать автограф и сфоткаться для сториз в инсте; я не смогу возить тебя в отпуск на какие-нибудь острова, потому что это не по моему карману; я не забросаю тебя дорогими подарками, потому что не знаю, кому понадобится моя почка и где ее можно спихнуть за круглую сумму; я не буду проводить с тобой каждый божий день, потому что порой переезжаю на работу жить, по-другому никак не получается. я даже не впишусь в твою компанию, состоящую, наверняка, из малолеток; зато ты в мою - да. я уверен, ты бы понравилась любому из моих приятелей, но даже знакомить вас я бы не захотел, потому что ты, ракель - эталон, ты - причина пускать слюни, и наверняка какие-нибудь феминистки заклевали бы меня за это, но от правды не убежать: на тебя всегда бросают взгляды, оборачиваются, едва ли не сворачивая шеи, и женщины и мужчины, и ревность - она никогда меня не покидала, она всегда была рядом со мной - и пока мы были вместе, и когда ты уже - к сожалению - не моя. я не имею никакого права врубать эти собственнические инстинкты на максимум, но ничего с собой поделать не могу; даже сейчас, ракель, даже когда мы не видимся - то есть, буквально, каждый день с той нашей встречи и всеми встречами 'до', я готов на стенку лезть и волком выть от мысли о том, что у тебя есть кто-то другой. кто-то, кто не подведет, не разочарует, не испоганит твою жизнь и не превратит ее в сущий ад. и ты понимаешь это, ты ведь умная девочка, поэтому и держишься как можно дальше: не отвечаешь на сообщения, ставшие ежедневной традицией писать: утром, днем, вечером - с надеждой, что хотя бы одно будет не то, что отвеченным - может быть прочитанным, но между нами глухая стена без окон и дверей, и я горжусь твоей стойкостью. так что, да. решение встретиться после работы с ребятами и выпить, возможно, не такое уж и плохое. в конце концов, неплохая компания и хорошая выпивка способны скрасить любой вечер, а присутствие рядом мишель гарантирует отсутствие любого шанса пуститься в депрессию и наматывание соплей на кулак. она, как и обещалась, скидывает сообщением адрес, причем, два раза: видимо, чтобы не забыл, а еще звонит за час до запланированной встречи: на фоне слышу шум телевизора и голос ее мужа - она просит не соскакивать и поторопиться, а я только угукаю в согласии, продолжаю размазываю пену для бритья на щеках и подбородке.
[indent] бар неплохой: теплое освещение, много многоместных столиков, приглушенная музыка и спокойные, как удавы, бармены за стойками. даже не смотря на это, я планирую не задерживаться, как только замечаю своих: рик - будь он не ладен - травит наверняка идиотские байки, но его поддерживают, смеются, кто-то даже опрокидывает стопку с чем-то наверняка крепким на свои штаны и хохот становится громче, веселее, задорнее. сдержать усмешку сложнее, я стараюсь сбросить с себя все напряжение, пока приближаюсь к ним, и когда останавливаюсь у стола, разглядывая пустые и пока еще полные бокалы, рюмки и стаканы на нем, когда два человека, занявшие крайние места, начинают двигаться: выбор невелик, но я даже не трачу время на размышления, потому что с одной стороны сидит мишель, и она выглядит не так, как обычно: обычно распущенные волосы собраны в высокий зализанный хвост, вместо классического костюма - полупрозрачная рубашка и драные узкие джинсы, причем, узкие настолько, что облегают ее ноги точно вторая кожа; я рассматриваю ее с удивлением, понимая, что в неформальной обстановке мы видимся впервые в жизни, хоть и знаем друг друга кучу времени, хоть я и готов смело и уверено назвать ее своим другом: она ведь в курсе буквально всего того, из чего состоит моя жизнь. я плюхаюсь на мягкое сиденье рядом, тут же перекидываю руку за ее спину, чтобы было удобнее и не так тесно, и позволяю ей, изрядно захмелевшей, но все еще рассуждающей здраво, завалиться на бок, устроиться головой на плече, корпусом - на груди, а рукой - на ляжке. тоби из отдела криминалистики двигает не оприходованную никем бутылку светлого пива, и я киваю в знак благодарности. открываю ее, используя по-варварски угол стола, и опустошаю сразу едва ли не на половину: пиво холодное, не терпкое, конденсат скатывается от горлышку к гладким бокам тонкими струйками, мочит пальцы и ладонь. легкий алкоголь помогает легко расслабиться, я втягиваюсь в беседу: слушаю россказни и вставляю время от времени свои три копейки, ровно до тех пор, пока не получаю тычок в бок от своей грузной ноши. склоняю голову ниже, чтобы расслышать, что она такое говорит, и хмурюсь, пытаясь разобрать слова сквозь разнобой голосов. - та блондинка у бара не сводит с тебя глаз, - и я совершенно не заинтересован. мне абсолютно все равно. в планы подцепить кого-нибудь для разового траха не было: ничего хорошего из этого не выйдет, проходили, знаем, но девушка настойчива, поднимает голову и бьет затылком подбородок. щелкаю зубами, едва не прикусывая язык, и от недовольства, скорее, чем от искреннего любопытства, поворачиваю в ту сторону, о которой мне так настойчиво сообщают. и невольно даже выпрямляюсь, потому что там, у барной стойки, стоишь ты - все еще без напитка, и выглядишь так, будто зашла случайно. я помогаю мишель устроиться у высокой спинки диванчика, а она смотрит на меня с пониманием и раздвигает губы в широкой улыбке. наверное, я выгляжу убого, но сейчас на это как-то плевать, мне все равно терять нечего. ты все еще меня ненавидишь, оказалась здесь, скорее всего, случайно, и определенно захочешь уйти, как только я встану и направлюсь в твою сторону. но я все иду. прихватываю с собой свое пиво - уже второе, останавливаюсь рядом, не недостаточно близко, чтобы заставить тебя напрячься. говорить абсолютно нечего, честно, и лучше бы я остался на своем месте. - ждешь кого-то? - ого, выходит мягко, ни намека на резкость или грубость. скорее даже обреченно как-то, словно твои слова прямо сейчас вынесут мне смертный приговор. ты скажешь что-то в роде: 'да, мой парень должен подойти с минуты на минуту', а я только пожму плечами и получу ответ на не особо интересующий вопрос: мое сердце в свалке. там, где ему и место.
Поделиться32021-05-23 17:08:29
y e a h , y o u c o u l d s a y y o u m i s s a l l t h a t w e h a d
b u t i d o n ' t r e a l l y c a r e h o w b a d i t h u r t s
When you broke me first
[indent] все тот же приторный запах лилий, который царапает дыхательные пути и грузно ощущается на разветвлении синапсов, застревая где-то в области солнечного сплетения, прежде чем привычной пыльцой осесть в легких, вынуждая ощущать тяжесть каждого вдоха и каждого выдоха: отец не скупился, щедро одаривая мать ее любимыми цветами ежедневно. кажется, весь дом пропах ими насквозь и даже легкий ветер, путающийся в тонких шторах, проскальзывая через приоткрытую дверь застекленной террасы, не спасал. все тот же бесконечный поток людей - деловых партнеров, по словам отца, - шаги которых тяжело ощущались по массивной, деревянной лестнице, в особенности на третьей ступени, которая жалостливо скрипела каждый раз, когда кто-то поднимался или спускался. все тот же приглушенный шум громких голосов, за плотной дверью папиного кабинета и все тот же, едва уловимый звон соприкосновения бортиков хрустального бокала с горлышком дорогущего коллекционного вина, на веранде, где мама проводит свои вечера, в попытках уединиться и избежать любые наигранные любезности в общении с людьми, которые: «господи, ракель» - говорит она, прежде чем сделать маленький глоток, цепляясь пальцами за тонкую ножку бокала, - «они здесь только для того, чтобы поцеловать задницу твоего отца, в надежде что он либо закроет глаза на их долги, либо даст больше». она будет иронично закатывать глаза; тонкие губы дрогнут, коротко улыбаясь и она отведет свой взгляд, тяжело вздыхая: не сложно заметить, как сильно она устала от этого всего, даже если тщательно прикрывает то, что гложет ее изнутри. мы все стараемся делать вид, что все в порядке; стараемся забыть последние пару месяцев; стараемся жить той жизнью, к которой привыкли, рьяно игнорируя это долбанное разделение на 'до' и 'после'. только вот у всех нас получается паршиво: забавно, как этот лицемерный самообман не затмевает то, как мама глотает успокоительные охапками, запивая их, чаще всего, чем-то покрепче, выуженным из отцовского мини-бара; и то, как папа все реже позволяет себе расслабиться, вечно встревоженный собственными мыслями, которые пожирают его изнутри, скуривая одну сигарету за другой, пытаясь либо притупить, либо полностью избавиться от обостренной нервозности, только вот дрожь в руках никак не унять. дом превратился в сосредоточение моих кошмаров; в концентрацию болезненного разочарования, которая изживала былое тепло и уют, разделяясь контрастом того, как первый этаж беспощадно пьянит цветочным ароматом, а второй - возвращает к реальности, тяжелым запахом дорогого табака, из-за которого дико слезятся глаза. обхватываю себя руками; пальцами цепляюсь за предплечья и впиваюсь длинными ногтями в кожу даже через плотную ткань весенней курточки. невольно вздрагиваю, слишком увлеченная своими мыслями, когда дверь кабинета открывается и кто-то - адвокат моего отца, - быстрыми шагами спускается по лестнице и также торопливо направляясь в сторону выхода, не обращая на меня никакого внимания. я провожаю его взглядом, прежде чем быстро подняться: закрываю за собой дверь, прислоняясь к ней спиной. едкая сигаретная вонь сразу бьет в нос; мерзким привкусом ощущается во рту и я недовольно морщусь, когда ловлю на себе отцовский взгляд. я подхожу к нему вплотную, рукой опираюсь о гладкую поверхность широкого стола, пока вторая осторожно вытягивает сигарету из его пальцев. тушу ее о пепельницу; придавливаю ее, после чего ладонью махаю перед собственным лицом, рассеивая токсичный дым, который душит. — ты же знаешь как сильно я ненавижу этот запах. — он не злится; почти неуловимо усмехается и откидывается на спинку своего широкого кресла, расслабленно отпуская плечи. — что он тебе сказал? — не двигаюсь с места; нависаю над ним, требовательно выжидая правду и одновременно, я так боюсь снова оказаться в пределах все того же душного судебного зала; боюсь снова оказаться один на один с прокурором; боюсь снова оправдывать отца, пытаясь сдерживать злость, сплетенное с жалостливым отчаянием в собственном голосе. бровь выгибается, когда он наклоняется в мою сторону; ловит мою ладонь и заключает ее в своих руках, прислоняя к грубым, сухим и разгоряченным губам, пока его голос превращается в приглушенный шепот: — все хорошо, детка, не переживай. — я смотрю на него в упор, но взгляд смягчился; я вся сама смягчилась, под напором его заботы, которой он окружал меня не смотря ни на что, и я готова была истошно докопаться до каждого его слова - все ведь не хорошо, пап; все так давно не хорошо, если бы ты только знал; - но он не позволяет мне вставить ни слова; отпускает мою ладонь на стол, прикрывая ее своими: — дело закрыли. теперь уже окончательно. кристофер сказал что кто-то приложил к этому руку, но мы не имеем ни малейшего понятия кто это сделал. — сердце пропускает один удар, пока информация медленно переваривается в голове, — по всей видимости, кому-то больше хотелось видеть меня на свободе, чем за решеткой. — отец тихо и приглушенно смеется, а я не могу выдать из себя ничего. ни единого слова. ни единого звука. ни единой улыбки. потому что сердце пропускает несколько ударов за раз, когда картинка складывается воедино. я вырываю руку резко; неконтролируемо отталкиваюсь от стола и делаю несколько шагов назад, в то время как четко ощущаю что в легких недостаточно кислорода. мне нечем дышать, поэтому я большими шагами направляюсь к широкому окну; дрожащими пальцами хватаюсь за ручку и открываю его нараспашку, в надежде что свежий воздух сумеет хотя бы немного унять учащенное сердцебиение. я закрываю глаза; ногтями цепляю волосы, царапая кожу головы; сбитое дыхание медленно приходит в норму, в то время как встревоженный голос моего отца все еще остается глухим фоновым звуком. он останавливается в нескольких шагах от меня - как же я злюсь на себя за минутное проявление собственной слабости, - повторяет раз за разом свой вопрос: «что случилось?», который не слышу ни с первого, ни со второго раза. коротко мотаю головой; закрываю окно и поворачиваюсь к нему, прислоняясь спиной к узкому подоконнику: — это все твои идиотские сигареты. я ведь просила бросить. — вру, концентрируя на нем свой расфокусированный взгляд. паршивые привычки я переняла от тебя, правда? только вот на этот раз, скрупулезно склеенное сердце разрывается на части не от этого. оно извивается; хрустит разломленными костями грудной клетки потому что четко понимаю, что это сделал ты. замял дело. отложил на дальнюю полку. отпустил. только вот перед этим, отпустил еще и меня, и я ломаюсь изнутри, от осознания что своими попытками помочь, ты только что причинил мне еще больше боли. |
[indent] чувств было так много, и я не знала как в них разобраться. они переполняли меня; переливались через края захламленной души; противоречили друг другу, пока я только и мечтала о выжигании твоих лживых признаний из подкорки затравленного мозга. потому что я не верила в твою искренность и потому что, это все еще оставалось единственным лучиком фальшивой надежды, которую ты вселил в меня насильно, и за которую я могла держаться. наверное, я просто ждала от тебя того, на что ты не был способен; думала, что ради меня, ты сумеешь затолкать свою гордость и свой глупый эгоизм куда подальше; хотела чтобы ты не отпускал так легко, не позволял желчи накапливаться и ненависти кипеть где-то в переплетении всех моих нервных окончаний. наивно предполагала, что пройдет одна-две-три недели и моя тоска по тебе будет тобою же разделена; что ты появишься на пороге моего дома и скажешь что скучал; скажешь что тебе действительно жаль и я бы простила, джин. я бы закрыла глаза на то, как болезненно осколки разбитого сердца царапают меня изнутри; я бы закрыла глаза на все в этом мире, прижимаясь все ближе к тебе, чувствуя, как твои крепкие руки снова становятся моей тихой гаванью, а твои поцелуи позволяют умиротворению растечься по жилам, становясь со мной одним целым. не составило труда осознать, что твое самолюбие; твое тщеславие давно затмили крупицы малейшего, что ты мог когда-либо испытывать ко мне: ты смотрел на меня отрешенно; поджимал тонкие губы и продолжал говорить так, словно мое сердце, вверенное тебе, ничего не значит. ты язвил; плевался собственным ядом и самодовольно наблюдал за тем, как я ломаюсь, ожидая что дойдя то критической точки, я сдамся. ты не пожалел меня ни в одну из наших встреч, надменно надеясь что все мои устои выверенно разрушатся и я позволю тебе снова прикасаться; позволю тебе снова присвоить меня себе же - хотя, будем откровенны, тебе ничего не помешало сделать это в прошлый раз, усыпляя мою бдительность на пару мгновений тем, по чему я так тоскую, выворачивая себя наизнанку по ночам. моей любви хватило бы сполна на нас двоих, но я устала жить на грани тотального опустошения. ты так привык ничего не давать взамен; так привык к моей безвозмездной отдаче: ведь я отдавалась тебе полностью, ослепленная этой глупой влюбленностью, - что в какой-то момент, перешел ту границу, за которую я не хотела тебя пускать. поверь, это паршиво: каждый раз жалостливо вымаливать твое сожаление, в попытках склеить воедино все то, что между нами было. я так хотела все исправить; так хотела решить нашу проблему, что тянула к тебе руки; шла на поводу, а ты, в свою очередь, раз за разом ковырял еще глубже былые болячки. ты ведь четко дал понять, что тебе не жаль; что каждый твой вымеренный и размеренный шаг - обдуманное и осознанное решение, которое не ставилось бы под сомнение: а я, мне жаль, я сама не сумею починить то, что ты, раз за разом, продолжаешь изрядно ломать, получая какое-то садистское удовольствие от моих мучений. весь мой мир, медленно начал крутиться вокруг одного лишь тебя, пока ты становился его эпицентром: я не просила большего; я довольствовалась тем минимумом, который у нас был, потому что даже это, делало меня предельно счастливой. я не мечтала о том, что ты будешь изживать себя, в попытках мне угодить - больше всего на свете, я любила засыпать, чувствуя тепло твоего тела, прижимающегося к моему со спины; я не мечтала что ты, накопишь десять своих зарплат, чтобы купить тот глупый сертификат, называя звезду моим именем: ты был всегда моей вселенной и мириады ярких звезд были на расстоянии вытянутой руки; мне не нужно было ничего в этом долбанном мире, потому что у меня был ты: разве меня было недостаточно? это так низко, джин: я не единожды выискивала собственные изъяны; ковырялась в себе и пыталась спроецировать момент, когда я оступилась, только вот понимание прибило совсем недавно, когда ты снова попытался засадить моего отца: единственным дефектным среди нас двоих остаешься ты, а я совершила только одну, непростительную ошибку: я влюбилась в тебя и теперь уже никогда не избавлюсь от этих чувств. ведь даже после всего что ты сделал: я скорее сдохну, чем научусь не любить тебя.
[indent] дергаюсь, когда слышу приглушенное шуршание автомобильных колес по каменистой дорожке перед домом. сообщение от эйбела стало моим спасением: мне удалось избежать разговоров с отцом, потому что услышанное все еще эхом бьет по барабанным перепонкам и затмевает собой даже радость того, что все действительно кончено. все действительно кончено, не так ли, джин? я ссылаюсь на дела в студии; торопливо спускаюсь по лестнице и даже не прощаюсь с матерью, прежде чем нырнуть в салон его машины. эйбел поворачивается ко мне всем телом; рука осторожно скользит по поверхности кожаного руля и он мягко улыбается: — чем займемся? — я морщусь. я обещала что мы сходим куда-то вместе. обещала что сегодня никакой работы, которой я пыталась заполнить голову, лишь бы не думать больше о тебе. я обещала что сегодня мы будем вместе, но быть с ним - чувствовать его прикосновения - поддаваться навстречу его поцелуям, - мне тошно от фальши моих собственных эмоций; мне противно от одной только мысли об этом, потому что мое сердце, нещадно, отбивает смертельный ритм во имя одного лишь тебя. — пожалуйста, отвези меня домой. — я не смотрю на него, но чувствую его пристальный взгляд; боюсь поднять голову и увидеть там разочарование и что хуже - встревоженность. мне не нужно его сочувствие, потому что я его не достойна. упираюсь локтями о собственные колени; наклоняюсь вперед и зарываюсь пальцами в собственные волосы, сжимая голову слишком сильно; пальцы скользят вперед, пока я прячу лицо в ладонях; надавливаю на глаза с такой силой, будто бы надеюсь что это поможет отрезвить рассудок. эйбел тянет - вероятно, ждет пока я объяснюсь; пока я скажу хоть что-нибудь, но я не способа вымолвить ни слова, и он сдается. поворачивает ключ в зажигании и я не вижу, все еще не отлипая ладони от лица, - но четко ощущаю, как машина двигается. комфорта мало, так что я заставляю себя выпрямиться; поправляю взъерошенные пряди светлых волос; кусаю щеки изнутри и смотрю вперед, словно боюсь даже пошевелиться. — ты в порядке? — да. нет. не знаю. мотаю головой и продолжаю молчать - он бросает на меня, время от времени взгляды, но я не обращаю на них никакого внимания. я позволила себе проявить слабость так много раз перед тобой - и вот к чему это привело; у меня нет никакого права казаться слабой сейчас. я теряюсь во времени; теряюсь в мыслях и не замечаю когда машина останавливается напротив высокой многоэтажки. я хватаюсь за дверную ручку; цепляюсь за нее пальцами чуть ли не сразу, как только движение останавливается, но осекаюсь. — послушай, — я отпускаю голову; пальцами перебираю кольца на собственных руках - не нахожу в себе смелости даже посмотреть на него. — все так сложно и мне правда жаль, эйб, — поднимаю свой взгляд и натыкаюсь на его, ответный; потерянный; непонимающий. мне правда жаль, ведь я поступала с ним так несправедливо, в попытках найти собственное спасение в его любви. я пыталась полюбить его в ответ, но организм отвергал; сердце, уперто, переставало бить в такт желанных мною эмоций: я не могла ощущать ничего из того, что противоречило бы моей любви к тебе, джин. все признаки зарождающейся симпатии пересекались на корню сразу же, убитые мыслями о тебе; воспоминания о тебе, разжижали тромбы ненависти, которыми я так желала заполнить оставленную тобой, пустоту. стоило мне только, на одно мгновение подумать, что я сумею искоренить тебя окончательно из моего нутра, как скрежещущее чувство где-то в области сердца, порождало новые сплетения неизведанных мною границ привязанности к тебе. я правда верила, что рано или поздно, сумею полюбить его: но я разрываюсь на части; давлюсь нехваткой тебя и изнемогаю от тоски по твоей близости. видит бог, я старалась держаться от тебя подальше, но он также видит, что я не справляюсь. не справляюсь когда губы печет от боли, когда их сминаешь не ты; не справляюсь когда вру сама себе ежедневно и ненавижу себя так сильно за это; не справляюсь, когда ты раз за разом пишешь сообщения - думаешь, хватило сил закинуть твой номер в черный список? - и я читаю каждое из них через экран телефона, не позволяя себе открыть переписку с тобой, потому что боюсь, что рано или поздно попрошу тебя приехать. и я знаю что ты приедешь. знаю что сделаешь все то, о чем буду просить, но потом ты снова раздавишь мое сердце в своих руках: без сожаления; без сочувствия; без сострадания. говорить чертовски тяжело, просто потому что не знаю, какую правду я готова признать перед самой собой; не знаю смогу ли я хоть когда-нибудь существовать без тебя и что страшнее всего, смогу ли я снова быть счастлива рядом с тобой. сдавленно вздыхаю, прежде чем наконец-то снова заговорить: — нам нужно расстаться. — голос дрожит, потому что понимаю как хреново поступаю, лишая его объяснений, только вот он не поймет. мы ведь с тобой и сами, до конца не понимаем, как наша нездоровая любовь работает. он удивленно вскидывает брови, пытается что-то сказать но я лишь настойчиво мотаю головой: — все кончено, прости. так правда будет лучше. — я не дожидаюсь его ответов; не дожидаюсь его реакции - буквально сразу же выхожу из машины и без оглядки перебегаю дорогу, ныряя внутрь высокого здания. ты разорвал мое очерствевшее сердце в одночасье: ты осложняешь - как я должна ненавидеть тебя, когда ты, впервые, идешь наперекор собственному эгоизму и делаешь то, что противоречит твоему собственному имени? современный шекспир не вывез бы весь драматизм наших с тобой отношений, потому что ты давишься не ядом, а собственной желчью и токсичностью, которые переливают за края; потому что я убиваю себя не острием ножа, а своей пустой и нестерпимой любовью к тебе. |
n o w s u d d e n l y y o u ' r e a s k i n g f o r i t b a c k , c o u l d y o u t e l l m e
Where'd you get the nerve?
[indent] посмотрим правде в глаза: кто угодно был бы готов прикрыть задницу моего отца за чек на хорошую сумму с несколькими нулями на конце. это ведь единственный знакомый ему путь решения любых проблем. заваливать маму цветами и драгоценными побрякушками за пропущенный ужин; отвалить несколько сотен для того, чтобы избежать любых финансовых проверок и еще столько же, за получение нужных печатей на всех своих бумажках; деньгами можно закрыть рты любому человеку, который мог бы высказать что-то против него в суде и деньгами можно избавить себя от любой лишней возни, потому что современный мир, по его мнению, именно так и работает. я не сомневаюсь, что все его сотрудники были щедро вознаграждены за лживые показания в суде, отточенные до такого идеала, что не появилась ни толика сомнения в их правдивости. не сомневаюсь, что адвокат получил достаточно денег для того, чтобы забыть о сложности характера моего отца и ровным счетом также, не сомневаюсь, что цифры на счетах моего отца значительно уменьшились, за последний месяц. в этом вся проблема - он знает что это будет работать и это действительно работает. кого угодно можно подкупить, если знать на какие болевые точки надавить, но никто; ни одна душонка в этом несчастном городе не помогла бы моему отцу бескорыстно. к счастью, все детали быстро сошлись и осознать что ты приложил свою руку к этому делу, не составило никакого труда. у тебя были все рычаги давления: одна лишь только твоя подпись и дело отправлено пылиться на старых полках полицейского архива. я не знаю что ощущала: я была благодарна, чертовски благодарна, джин, что на этот раз, ты не попытался копнуть еще глубже; я была удивлена и одновременно так напугана: ведь я прекрасно понимаю, как тяжело тебе это далось и я знаю, чего тебе это стоило; и позже, все это накрывается волной такой убогой беспомощности, потому что ты перестал искать возможности подобраться ко мне. раньше ты часто писал мне; пару раз даже пытался позвонить, вероятно, перебрав с выпивкой - а я постоянно сбрасывала и никогда не отвечала. но это напоминало мне о том, что ты в порядке; что ты все еще во мне нуждаешься - не упрекай, я ровным счетом как и ты, этими мыслями тешила свое самолюбие. ты никогда не знакомил меня ни с кем из своего окружения, ведь я практически ничего о тебе не знала. однажды ты обмолвился что у тебя есть младший брат и я даже нашла его страничку в социальных сетях, но хватило мозгов не пасть на самое дно и я так и не написала ему, спрашивая все ли у тебя хорошо. мне некого было спрашивать о твоих делах; некого было потрошить, в попытках разузнать появилась ли у тебя другая и эта немощность душила меня. я боялась, что когда ты окончательно оборвешь все связи, это обозначит лишь ты, что с нами и вправду покончено. я так чертовски боялась, что ты полюбишь другую и что позволишь другой любить тебя. помнишь, ты ведь сам говорил: никто не любил тебя так как я и ты никого не любил так, как любишь меня? меня приводила в ужас одна лишь только мысль, что появится та, что сможет разрушить эти возложенные устои. в какой-то момент, череда сообщений прекратилась: последнее, которое я так и не убрала из панели уведомлений, было отправлено больше недели назад и сердце предательски съеживалось в груди, готовясь к худшему из всех исходов. после разговора с отцом, когда правда всплыла в моем подсознании, я отчаянно надеялась что ты снова появишься. проводила все свои вечера дома, будто бы надеялась что ты постучишь в дверь; проверяла телефон каждые десять минут, словно я могла упустить мерзкий писк и даже, господи, до чего же глупо, изредка выглядывала через единственное окно в моей квартире, которое смотрит на проезжую часть, в надежде заметить твою машину. я думала что ты расскажешь мне обо всем - я не просила бы тебя говорить больше; я бы рассыпалась в поцелуях, пытаясь покрыть ими каждый участок твоего тела, доказывая как сильно я истосковалась. думала что тебе это все нужно было не меньше чем мне самой и к черту эти принципы: я думала что снова стану твоей. но этого не происходило. ты просто исчез: бесследно; окончательно, словно тебя никогда и не было. изнеможенность окутывала каждую клеточку моего тела; я четко ощущала как болезненно просыпаться по утрам и как сложно засыпать каждую чертову ночь. я хотела позвонить; хотела написать и если бы ты только знал, сколько сообщений было набрано и сколько из них, были сразу же стерты бесследно. я даже набирала твой номер, сбрасывая чуть ли не сразу, не дожидаясь даже первого гудка. я хотела тебе сказать так много всего; хотела повторять раз за разом о том, как сильно я в тебе нуждаюсь; хотела поблагодарить за все, что ты сделал - ты ведь прекрасно знал как это важно для меня. но я тянула; проводила сутки напролет в музыкальной студии, работая над новым альбомом где каждая песня, все еще посвящена тебе одному. я продолжала чего-то ждать, но ты, по всей видимости, поставил точку там, где я собиралась нарисовать запятую. знаешь, все наши встречи в последнее время оборачивались катастрофой и не было никакой гарантии что в этот раз, что-то пойдет по другому сценарию. но в моих глазах больше не сверкает злость и по губам больше не сочится яд неприкрытой ненависти. я должна попробовать снова, потому что на этот раз, я оказалась единственной из нас, кто не позволил себе отпустить руки.
[indent] непроизвольно дергаюсь, когда твои пальцы касаются моих; когда ты одним только рывком поддаешься вперед и твои губы целуют мои. за считанные секунды, я разучилась дышать; за одно лишь только мгновение, почва ушла из под ног и я потеряла любые свази с реальностью происходящего, позволяя тебе делать все это со мной. твои разгоряченные губы продолжают изучать мои, словно в первый раз, а я боюсь что потеряю любой контроль над собой, если отвечу. но ты опережаешь каждую мою мысль; твои пальцы оглаживают подбородок и давят на него, вынуждая поддаться. ты углубляешь поцелуй; жадно и голодно цепляешь языком и зубами и я ощущаю как в самом низу живота завязывается узел и именно это ощущение и возвращает меня ногами на землю. руками обхватываю ткань твоей футболки; сжимаю в кулаках со всей силой и отталкиваю; вынуждаю тебя отшатнуться, пока пытаюсь усмирить сбившейся дыхание. облизываю опухшие; влажные губы и растерянно мотаю головой. чертовски злюсь на себя, за то, что позволила этому случиться и также чертовски злюсь на тебя, потому что ты подумал, будто бы тебе это все позволено. я изнемогала без твоих поцелуев; я так по ним тосковала и я так в них нуждалась, но ты выбрал самое дерьмовое время для того, чтобы напомнить мне об этом. ты пытаешься огладить мою щеку тыльной стороной ладони - пытаешься усмирить; успокоить; унять заметную дрожь в моих пальцах, но я не позволяю; делаю несколько шагов назад, увеличивая расстояние между нами и отворачиваюсь. — а ты все такой же придурок, джин. — подушечками пальцев трогаю свои губы; пытаюсь собрать все мысли в кучу, ведь как иронично, ты решил что не наигрался вдоволь со мной. я не планировала сегодня навещать своего отца, но разгребая весь свой список дел, я оказалась поблизости; занесла ему кофе и уже собиралась уходить, когда на этаже снова появился ты. со своими подопечными и с новым ордером на обыск. я не смогла даже удивиться - тебе ведь не впервой, - но я четко ощущала как злость окутывает меня полностью; как смотрю на тебя в упор, подсознательно надеясь, что этот взгляд выжжет внутри тебя дыру. я проигнорировала всех людей вокруг меня, цепляя твою руку и вынуждая пойти за мной - нам ведь есть о чем с тобой поговорить на этот раз, так ведь? скрещиваю руки на груди; поворачиваюсь к тебе лицом: — забавно. я тоже не думала что ты будешь здесь. — я тоже не думала что ты, стараясь исправить все в прошлый раз, испортишь все так быстро и так резко сегодня. во время нашего прошлого разговора, мы оба остались ни с чем: мне нужно было время. чтобы разобраться в себе и чтобы простить тебя. я попросила позволить мне обо всем подумать - разве ты не уловил в моем голосе нотки того, что я уже тебя простила? разве ты не понимал, что у нас действительно все могло быть? но вместо этого, ты повторяешь былую историю: ты снова копаешь под моего отца, в попытках упечь его за решетку. слова вырываются из меня трудом, поэтому прочищаю горло и смотрю на тебя в упор: — да что с тобой не так, джин? — ты упираешься о стеклянный стол и смотришь на меня так легко; так просто, будто бы мы старые друзья, которые собрались здесь для того, чтобы обсудить какую-то ерунду. и меня это злит. злит твоя легкость; злит твой взгляд, скользящий по мне; злит твоя идиотская ухмылка и злит то, что ты не понимаешь, как паршиво заставляешь меня чувствовать себя каждый, мать твою, раз. — вот как проявляется твоя любовь? — или слова, которые ты заливал мне в уши в прошлый раз, не имеют больше никакого значения? это пустой звук; это было ложью с самого начала; враньем, которым ты пытался усмирить мою неумолимую боль? ты говорил что любишь - боже, джин, люди которые любят, так не поступают; ты говорил что хочешь быть со мной - но ты только и делаешь, что самолично отталкиваешь все дальше и дальше. надломленный жалостью, голос, дергается, но я заставляю себя выпрямить спину и посмотреть тебе прямо в глаза: — думаешь, мой отец настолько глуп, чтобы не прибрать за собой даже здесь, после вашего прошлого обыска? — коротко усмехаюсь, но кончики губ дрожат даже в этом жесте, — вы нихрена здесь не найдете. — я делаю пару шагов вперед, но останавливаюсь все еще на достаточно безопасном для себя расстоянии. смотри внимательно джин: наш маленький рим падет именно сейчас. и к этим разрухам привел нас только ты, так что не смей отворачивать голову. не смей винить меня. не смей притворяться, что ты не стал предвестником самой большой катастрофы в моей жизни. — я думала что ты правда хочешь все исправить, но вранье вошло в привычку, да? ты только что лишил нас последнего шанса и я надеюсь это стоило того. — поджимаю губы: нет больше сил упрекать тебя; нет сил идти на поводу эмоций; нет сил повышать голос и винить тебя во всем. я так и не сумела до тебя достучаться и биться о закрытые двери я больше не буду. я хотела нас спасти, а ты, только и делал, что пытался нас уничтожить. надеюсь тебя утешит твоя, вырванная из меня, зубами, победа. твои поцелуи раньше сластили, но сегодня, он горчит, отравляя каждую, все еще живую, клеточку моего тела. [indent] надеюсь, ты никого не сумеешь полюбить так, как любил меня. [indent] надеюсь, никто и никогда, в этой сраной жизни, не полюбит тебя так сильно, как любила я. |
i k n o w y o u , y o u ' r e l i k e t h i s
w h e n s h i t d o n ' t g o y o u r w a y y o u n e e d e d m e t o f i x i t a n d l i k e m e , i d i d
But i ran out of every reason
[indent] решение встретиться с тобой казалось единственным правильным. я долго размышляла об этом; взвешивала все за и против и не единожды думала что это глупая затея, но я должна была хотя бы поблагодарить. даже если это будет единственным, что я тебе скажу; даже если, после всего того, что я тебе наговорила, ты не захочешь ни принимать его, ни слушать меня, от слова совсем. забавно, как даже спустя столько времени, я не имею ни малейшего понятия где ты живешь. иногда, мне до сих пор кажется, что я не знаю о тебе ничего, джин. я знала что ты по пятницам задерживаешься на работе: даже в незнании, я выучила все твои привычки. мы почти никогда не виделись по пятницам, потому что ты всегда работал до самой ночи и я правда надеялась что сегодняшний вечер не станет исключением. не повезло: сегодня ты был пунктуален как никогда до этого. за широкой стойкой в приемной мне сообщили что тебя уже нет на рабочем месте и я не имела ни малейшего понятия где тебя искать. я уже готова была свалить; забить на навязчивую идею и зайти к тебе в другой день. может позвонить или отправить сообщение, вместо того чтобы выжидать, в надежде поговорить один на один, но твой дружок - тот самый, который приезжал вместе с тобой два раза; который проводил меня к тебе, когда я приезжала в прошлый раз, выходивший из участка, сказал где ты сегодня будешь. наверняка, его болтливость до добра не доведет, но я была искренне благодарна ему за наводку, пока диктовала таксисту адрес бара. всю дорогу я не находила себе места - кто бы мог подумать что очередная встреча с тобой будет такой тревожной? я дергала ногой, наверняка действуя на нервы таксиста; натягивала ткань короткого платья, прикрывая замерзшие коленки; заламывала пальцы и кусала губы, потому что на этот раз, я не была уверена ни в том что хочу сказать, ни в том что собираюсь сказать. подметить тебя не составило никакого труда: порой мне кажется, я увижу; замечу; зацеплюсь за твой образ в любой толпе. ты сидел на краю маленького диванчика; за столиком было много людей: наверняка, все твои коллеги, но сердце предательски дергается в груди, когда я осознаю что ты не один. ее рука - на твоей ноге; голова - на твоем плече и она так плотно прижимается, а ты ей позволяешь, подстраиваясь под ее удобство. ревность воспаляется с огромной силой внутри меня и я не вправе чувствовать ее, но я ненавидела тебя за то, что ты так быстро нашел мне замену. ты улыбаешься; чувствуешь себя так расслабленно и беспечно - в последний раз, я видела тебя таким еще до всей этой вереницы происшествий, в которую нас затянуло. вся моя уверенность быстро улетучивается, пока я продолжаю ногтями цепляться за ремешок сумочки, перекинутой через плечо и смотреть на тебя в упор. в моих планах было подойти к вашему столику; украсть тебя от твоей компании и заставить тебя выслушать, теперь же, я едва ли могу сдвинуться с места. это так противно, джин: на ее месте должна быть я. твои пальцы должны невесомо касаться моего плеча, а твое бедро должна поглаживать моя ладонь. ты должен вдыхать запах моих духов, а я вслушиваться в твое размеренное сердцебиение. к сожалению, ты замечаешь меня до того, как я успеваю покинуть это заведение и внутри скулит тоска, которая никак не отпустит. впервые я не чувствую себя уверенной рядом с тобой; впервые я не хочу прятать свои эмоции; впервые я хочу быть слабой, потому что я этого заслужила. после всего того дерьма, позволь мне хотя бы сегодня отпустить плечи и смягчить идеальную осанку в выгнутой струной спине. ты приближаешься и я, наверняка выгляжу глупо, когда не могу оторвать взгляд от тебя; внимательно слежу за каждым твоим шагом. отросшие пряди каштановых волос аккуратно уложены; гладко выбритые щеки и один маленький порез от бритвенного лезвия на левой стороне, почти рядом с ухом; поджатые губы, смоченные холодным пивом и такой уставший; такой отчаянный взгляд. ты останавливаешься подальше от меня; не позволяешь себе урезать дистанцию - я этого добивалась, но это не делает меня счастливой. совсем. ты задаешь короткий вопрос и голос звучит так мягко, что я готова волком выть от того, как мне тебя не хватает, джин. — да. то есть нет. — вздыхаю; мотаю головой и отпускаю ремешок сумки, хотя не имею ни малейшего понятия куда деть руки. — я искала тебя, но, — невольно бросаю короткий взгляд в сторону девушки за твоим столиком, но быстро возвращаю все внимание на тебя. — по всей видимости, я не вовремя. — пожимаю плечами. нам больше нечего исправлять. нам больше не за что бороться. нам больше нечего спасать. — я не займу у тебя много времени, ладно? — я делаю пару шагов назад: не от тебя, на этот раз. на ощупь нахожу барный стул и упираюсь о него, в попытках собраться с мыслями. отпускаю взгляд в пол, потому что впервые, я не имею ни малейшего понятия как должна себя вести. впервые боюсь разочаровать тебя. — в общем, джин, я знаю что ты сделал. и я благодарна тебе за это. — стараюсь звучать спокойно; подавляю тревожность и волнение в собственном голове - притворяться ведь не впервой, — это очень много значит для меня. спасибо. — отталкиваюсь от стула и делаю несколько шагов в твою сторону, но останавливаюсь резко. потому что если коснусь тебя - потеряю контроль; потому что если ты коснешься - я ровным счетом также, не справлюсь. смотрю прямиком на тебя и коротко улыбаюсь: — я рада что у тебя все нормально. — мне жаль, что я не стала причиной по которой, тебе стало лучше, — тебя уже заждались. — легко киваю в сторону столика, когда твоя подружка любопытно оборачивается в нашу сторону. мне жаль, что я так и не стала той, что сделает тебя счастливым. и мне так жаль, что мое счастье заключается в одном лишь тебе.
Поделиться42021-05-23 17:09:22
i p l a n m y f u t u r e w i t h y o u , but it's all in my head
w h a t i f y o u d o n ' t f e e l t h e s a m e ? // t r y t o m a k e y o u f e e l s a f e b u t d o n ' t k n o w w h e r e y o u s t a n d
a m i t h e o n l y o n e
to blame?
[indent] ты выглядишь неуверенной, и видеть тебя такой как минимум странно, как максимум - непривычно. и я бы мог с легкостью сморозить сейчас какую-нибудь колкость, заметить, как ты тушуешься, как не знаешь, куда деть руки и глаза, потому что говорить вдруг сейчас со мной тебе кажется невыполнимой и невыносимо тяжелой задачей. я смотрю упрямо вперед, на тебя только одну, не отвожу взгляд в сторону и разглядываю пристально. мы не виделись так давно, ракель, и я успел соскучиться. на самом деле, не совру, если скажу, что скучаю уже чертовски давно: наверное, все то время, что мы знакомы - с той самой ночи в клубе, а потом в твоей постели и на твоей просторной кухне, с того момента, как ты затолкала в задний карман моих штанов записку с номером телефона, поглядывая игриво снизу вверх и прикусив белыми зубками пухлую нижнюю губу, откровенно флиртуя. я не удержался: ни когда увидел тебя на танцполе, раскрепощенную, свободную, с распущенными, чуть влажными от пота волосами и блестящими сумасбродно глазами; ни когда лез настойчивыми касаниями в темноте такси, ощупывая мягкость твоего бедра под задравшимся подолом платья; ни целуя кусаче, собираясь уходить и зная, что не смогу уйти навсегда; ни ворвался в твою жизнь вновь, портя и уничтожая все, что ты так трепетно любила; ни даже после, стоило только нам попытаться хотя бы поговорить по-человечески - я продолжал гадить, продолжать превращать твою жизнь в психоделику, просто потому что по-другому, кажется, не умел, а ты не шла навстречу. я с легкостью могу испортить вечер нам обоим и сейчас, но ты впервые за последние пару месяцев делаешь первый шаг самостоятельно, стоя здесь и не решаясь даже присоединиться к нашему столику. если бы мишель не указала в твою сторону, я бы даже не повернулся, увлеченный своими мыслями и глупыми шутками приятелей. ты запинаешься, отвечая на элементарный вопрос, но я не силюсь даже выдавить располагающую улыбку, которая была бы сейчас так уместна. я не пытаюсь поддержать тебя ни жестом, ни словом, ни движением, даю шанс сказать то, зачем ты сюда пришла, все еще уверенный в том, что ты здесь только для того, чтобы поставить точку. наверное, окончательно. и я не боюсь этого, представляешь? сейчас, глядя на тебя в упор, держа руки в карманах джинс, я понимаю вдруг, что на самом деле готов отпустить. десятки, если не сотни, непрочитанных сообщений и неотвеченных звонков дали мне четко осознать, какое место я занимаю в твоей жизни, и я не могу тебя в этом обвинять или упрекать, поскольку сам до этого довел, поскольку никто, кроме меня, не переходил все возможные границы дозволенного и разумного. ты ненавидела меня, я свыкся с этой мыслью легко и просто, принял, как константу, незыблемый факт, что-то само собой разумеющееся, но легче мне не стало. ни от того, что я перестал пытаться и решил хотя бы попытаться начать все с чистого листа; ни от того, что сделал наконец то, чего ты так хотела; ни от того, что ты сейчас здесь, стоишь напротив и благодаришь. меня хватает только на то, чтобы покачать головой из стороны в сторону, выудить из кармана ладонь и пройтись жестко по затылку, цепляя кольцом на указательном пальце отросшие волосы. неплохо было бы остричь их, да по короче, но в моей памяти все еще слишком свежи картины воспоминаний, в которых ты полюбовно перебираешь каштановые пряди, чуть завивающиеся после душа, массируешь, даже расчесываешь, ухаживая, и рука толкнуть входную дверь ближайшего барбершопа попросту не подымается. во рту как-то очень внезапно становится сухо, и я облизываюсь торопливо, сглатывая, смачивая накопившейся терпкой от пива слюной, и отвечаю только тогда, когда ты замолкаешь. я никогда не любил перебивать, и сейчас это не изменилось; ты косишься частенько в сторону нашего стола и я даже оборачиваюсь через плечо, чтобы посмотреть, что так привлекло твое внимание, но натыкаюсь только на пару зеленых глаз увлеченно разглядывающих нас. мишель даже не пытается сделать вид, что подглядывает - она не реагирует на свою компанию и все пялиться, и пялиться, и пялиться, и когда понимает, что оказалась замеченной, вскидывает руку - неслучайно, левую - и игриво машет пальчиками, позволяя заметить обручальное колечко на безымянном. я коротко усмехаюсь и возвращаю все внимание тебе, надеясь, что ты догадаешься, что к чему, и перестанешь чувствовать себя лишней. или ненужной. для меня ты никогда такой не была. но нужда подтвердить возможно появившиеся, а возможно не появившиеся догадки возникает сама собой и я позволяю себе тебя просвятить. - не выдумывай, ты всегда вовремя, - по-другому просто и не может быть, по-другому я себя без тебя даже не могу представить, и это смешно. потому что ты в этом не нуждаешься, потому что ты в это не поверишь, а я даже не могу тебя в этом упрекнуть. и не собирался, будем откровенны. ты теребишь ремешок своей люксовой сумочки, волнуешься, теряешься, и мне не стоит обхватить твои плечи, прижать к себе и заставить прислушаться к мерному сердцебиению, чтобы ты, слушая планомерные удары сердца, успокоилась, но я не знаю, имею ли хоть какое-то право касаться тебя сейчас. я знаю только, что возвращаться к своим не имею никакого желания, а еще знаю, что не хочу позволить тебе уйти, особенно тогда, когда ты этого не особо хочешь, и я не думаю долго, когда говорю: - на самом деле, я уже собирался уходить. можем прогуляться, если твой парень будет не против, - и это не попытка прощупать почву, узнать, есть у тебя кто-то сейчас или нет, ведь я знаю: есть. и я должен радоваться, должен быть счастлив за тебя ведь ты, наконец-то, встретила человека, который наверняка тебя достоин. который не заставит жалеть о знакомстве и всем том, что между вами происходит, в отличие от меня, и эта фраза - она не имеет в себе никакого тайного смысла или подтекста. я правда не хочу больше доставлять тебе неудобств. я не дожидаюсь твоего ответа и шагаю - спиной вперед - к диванчику, на котором сидел буквально пару минут назад, и не свожу с тебя ни взгляда, ни растянувшейся вздорной улыбочки, я как будто держу тебя на прицеле своего внимания. мишель тут же подрывается с чужого плеча, закидывает ногу на ногу и смотрит выжидательно, пока я выискиваю в кармане снятой чуть ранее куртки наличку среди все еще закрытой пачки сигарет, зажигалки, мелочи и упаковки жвачек. недолго думая, помимо нескольких купюр за свое пиво я оставляю на столе и сигареты: они мне не понадобятся, пока ты рядом, да и попыткам бросить курить никак не способствуют. - уже уходишь? - тонкие пальчики крепко цепляются за запястье, мишель настойчиво тянет меня на себя, чтобы обнять, и я готов зарычать от отчаяния, потому что она сейчас все усложняет, и понимает это - по пляшущим задорно всполохам янтарного пламени во вкраплении глаз вижу это и отчетливо понимаю. киваю, поджимая губы, перекидываю поудобнее сложенную кожаную куртку и взмахиваю ладонью, чтобы попрощаться со всеми сразу. - не просри хотя бы этот шанс, - она звучит слишком громко и я надеюсь, что не краснею ушами; надеюсь, что до тебя это не долетело, вышло бы как минимум неловко и - абсолютно точно - жалко.
[indent] я кивком головы указываю в сторону выхода, и ты шагаешь молчаливо, покорно опустив голову вниз и больше не глядя в мою сторону. я позволяю себе побыть галантным и обходительным, обгоняю на несколько шагов, чтобы открыть для тебя дверь, а потом вскидываюсь, пялюсь в вечернее небо и выдыхаю полной грудью, наслаждаясь, наконец, свежим воздухом, а не спертым дымом дешевого табака. за последние пару часов погода успела измениться, и температура - по ощущениям - значительно снизилась. я кидаю в твою сторону беглый взгляд, чтобы заметить голые руки и открытые коленки, и раздумьям не остается никакого места: разворачиваю куртку, накидываю ее на твои плечи, не принимая никаких возражений, но ты, в кои-то веки, не собираешься спорить, и это заставляет расслабиться. я вновь убираю руки, вновь в карманы, и приноравливаюсь к твоему неторопливому шагу, прежде чем заговорить вновь. - знаешь, что забавно, ракель? - по правде говоря, я сейчас не скажу ничего из того, что хотя бы отдаленно может показаться смешным: - тебе достаточно было увидеть меня в компании другой, чтобы решить, что у меня все может быть в порядке, а я люблю девушку, которая меня заслуженно ненавидит. похоже это на порядок, как думаешь? погода для прогулок не самая располагающая, небо затянуто, ни звезды, ни луна - итак редкое явление для бостона - не висят над городом, но искусственный свет уличных фонарей и неоновых вывесок освещает неплохо; я оглядываюсь по сторонам, смотрю под ноги и время от времени - назад; наверняка со стороны мы с тобой выглядим как случайные знакомые, столкнувшиеся непроизвольно и слишком вежливые для того, чтобы молча разойтись дальше по своим делам, и кто знает - может быть именно так было бы легче проводить этот вечер в компании друг друга? я не пытаюсь взять тебя за руку или приобнять, держусь на расстоянии и мы даже не соприкасаемся плечами - смотри, детка, я делаю все то. о чем ты так мечтала и чего так требовала - довольна ли ты сейчас? приносит ли это тебе облегчение? мне - нет. как и сам факт твоего присутствия здесь, рядом со мной, потому что ты пришла только с одной целью: поблагодарить за то, чего я не должен был делать, но сделал; и ты подарила мне надежду - на сотую долю секунды позволила подумать, что причина в ином, что ты, возможно, соскучилась, поняла, что тебе не хватает меня так же, как мне тебя, но дело не в этом, а в простом стремлении сказать 'спасибо' и, на самом деле, тебе стоит знать кое-что: - я не хотел, чтобы ты знала о том, что я причастен к закрытию дела, - поскольку я не герой в этом истерии, как бы ни хотел им стать, да и к тому же, нам всем ведь так было бы проще: злиться, обижаться, ненавидеть, проклинать - тот день, когда мы познакомились, тот день, когда решили попробовать, тот день, когда ты узнала всю правду и цель нашего столь близкого общения. я уже как-то смирился с ролью главного злодея в твоей жизни и менять ее сейчас было бы нелегко и неудобно. я ведь правда оставил в покое твоего отца только для того, чтобы доказать - я правда люблю тебя, ракель, и мои слова о чувствах никогда не были пустым звуком, и это стремление в какой-то момент стало для меня единственно важным. все остальное потеряло краски, блеск, лоск, и я потерялся сам - тоже, в этом ворохе недосказанностей.
[indent] сжимаю пальцами переносицу, сдавливаю сильно, до легкой покалывающей боли, и накрываю ладонями лицо. эта неделя была выматывающей, по-настоящему загруженной и отвратительной, но бесконечные завали на работе позволяли отвлечься от всего остального; как жаль. что сейчас переключить свое внимание не на что. мы продолжаем идти, вышагиваем по тротуару, не глядя, и оторвавшись, наконец, от разглядывания носков своих ботинок, я замечаю, что вообще-то, веду нас по четкому и хорошо известному мне маршруту - к себе домой. когда на пересечении двух улиц из-за угла показывается высотка, я указываю в ее сторону рукой, - я живу там. если хочешь, можешь зайти. если нет, я вызову тебе такси, - смотрю на тебя нерешительно, впервые не зная, как должен поступать, поэтому молча поджимаю губы и принимаю затянувшееся молчание за ответ: выуживаю суматошно телефон, снимаю блокировку с экрана шестизначным паролем и открываю приложение по вызову, когда вдруг холодное касание сжимает предплечье; ощущаю то, насколько замерзли твои руки, даже сквозь достаточно плотную ткань рубашки; разглядываю твое растерянное лицо исподлобья и неоднозначно хмыкаю: кажется, мы оба оказались в западне и впервые не можем найти себе места рядом друг с другом. воспринимаю твоей жест как несогласие и, позволяя тебе поудобнее ухватиться, сжимаю руку в локте и уверенно веду тебя к жилому комплексу. ты ни разу не была у меня дома, никогда не заглядывала на огонек по одной простой причине: я не приглашал. даже не допускал варианта привести тебя к себе домой, впустить тебя так же глубоко в себя, как это сделала ты; по правде говоря, у меня редко гостил даже родной брат, хоть мы и были в достаточно неплохих отношений: он все же предпочитал околачиваться у себя, я - у себя, и мы пересекались в родительском доме на семейных праздниках и тогда, когда кто-нибудь из нас нуждался в какой-нибудь услуге. совсем недавно лео попал в крупную передрягу, сев за руль в пьяном состоянии и въехав в ограждение вместе со своей подружкой на пассажирском сидении: он исполосовал осколками лицо, ей отбило память, и с влиянием ее родителей (видимо, западать на неподходящих по статусу и карману девчонок у нас семейное) мой брат легко мог бы оказаться за решеткой и получить вдобавок оплатить лечение и выплатить моральный ущерб, но к счастью для него, закон в моем лицо оказался на его стороне и, наверное именно это заставило меня сбавить обороты. твой отец ведь не сделал ничего по-настоящему страшного: он не убил человека, не изнасиловал никого, никого не ограбил. его финансовые преступления не так уж и велики, ему просто не повезло однажды попасть впросак, и кто я такой, чтобы покрывать одно преступление, вгрызаясь ожесточенно в другое? я понимаю, прекрасно понимаю, что сделал бы все, чтобы упечь лео за решетку, не будь мы родственниками; и в то же время, мистер олбрайт мне никто, наверное именно поэтому я испытываю практически извращенное удовольствие каждый раз, когда посещаю его компанию без предупреждения с ордером на обыск или на допрос. мы с ним встречались, наверное, даже чаще, чем с тобой, и это было бы мило, не будь наши встречи такими хладнокровными. из раза в раз я кусал локти, а он выходил сухим из воды; из раза в раз я ненавидел его все сильнее, а он только просил плеснуть коньяка в кофе своего секретаря; из раз в раз я летел пулей по всем лестницам вниз, уже готовый требовать новое разрешение на новый допрос, а он расслаблялся в компании своей семьи и жил так, как не должен был жить. я не пытался ставить себя на твое место, ведь человечность в данном случае ни к чему, но судьба распорядилась иначе и волей не волей мне самому пришлось столкнуться с кое-чем гораздо более серьезным, когда я, не дрогнув ни единой мышцей лица, выпускал после стандартных суток брата из-за решетки с четким осознанием: его возвращения сюда я не допущу ценой своего звания и рабочего места. и ты наверняка испытывала тоже самое, да? всеми правдами и неправдами оправдать, обелить репутацию самого родного и самого близкого человека, даже если прекрасно понимала - это все вранье в чистом виде. и я не осуждаю тебя, не сейчас, когда все уже позади, но сначала я злился. готов был даже ставить тебя перед выбором, хоть итог был заведомо известен - ты бы никогда не выбрала между своим отцом и кем-то еще человека чужого, и это, наверное, правильно, но я, ракель - я готов выбирать тебя. я уже это сделал, когда стоял перед тобой - только воображаемой, и совестью; тобой и риском просрать все без возможности исправить; тобой и теми ошибками, которые не оправдывали средства, но совершенно точно оправдывали цель.
what is it 'bout you?
w h a t i s i t ' b o u t y o u t h a t
m a k e s m e c o m e u n d o n e n o w ?
[indent] ты называешь меня придурком, а я скалюсь, откровенно насмехаясь над этим по-детски непосредственным возмущением, пока в груди все трещит по швам. - ну, хоть что-то постояннее твоих чувств, не находишь? - отвечаю наотмашь, не преследуя цели обидеть или задеть, но скорее всего это и делая. вот только, ты не имеешь права обижаться на эти слова, ведь я прав, ракель, по всем фронтам сейчас прав: твоя любовь угасла. ты пела о ней так складно в своих песнях, ты божилась в близком с ней знакомстве, а на деле отказалась от нее даже быстрее, чем от мена, и это так смешно. я не перестаю улыбаться, растягивая уголки рта в стороны, однако, даже подобия какой-то радости не испытываю. все зашло слишком далеко, остановиться сейчас - невероятно трудно, но я замолкаю, позволяю тебе продолжить говорить и с самым скучающим видом скрещиваю на груди руки. кажется, совершенно разучился думать, когда ты попадаешь вдруг в поле моего зрения, и это - самый самый наглядный тому пример. на губах отпечатался вкус химический вкус твоей помады, они - липкие, и я облизываюсь, даже несколько раз, не глядя на тебя, слишком увлеченный этим остаточным фантомным ощущением твоего прикосновения. ты этого не хотела, а я - да, и эта картинка - прямая демонстрация наших недоотношений в стиле 'тяни толкай', потому что мы, как птица - ты, разумеется, и какая-нибудь рептилия - я, само собой - не можем прийти к общему решению и продолжаем дергать друг друга то под небесный свод, то на смрад болотной тины или вонючей речушки. мы отказываемся друг друга слушать, мы не договорим друг с другом нормально, а потом пожинаем плоды, прямо как сейчас, но даже это лучше, чем ничего; и я готов - правда готов заваливаться в этот офис хоть каждый день, если это даст мне гарантированную возможность видеть тебя хотя бы издалека на постоянной основе; ты скажешь - ты мог бы извиниться, джин, и все встало бы на свои места, но ты сама хоть в это веришь? понимаешь, насколько жалко это звучит? никакие слова, никакие извинения, никакие увещевания нам не помогут, ведь я все еще не считаю себя виноватым, а ты видишь своего папашу самым безгрешным человеком на этой земле. ты, на самом деле, пытаешься манипулировать - это заметно невооруженным глазом, милая, но я не поддаюсь твоим уловкам. я не собираюсь на коротком поводке плестись туда, куда попросишь ты. я же пытался, помнишь? затащил тебя в какую-то забегаловку, выпотрошил всю душу, едва на коленки не рухнул перед тобой, готовый подбородок уложить на твои мягкие бедра и заглянуть снизу вверх в глаза проникновенно, лишь бы поверила; я говорил о том, о чем не говорил никогда с тобой, и на то были свои причины. к сожалению, ты и понятия не имела, чем закончится наша интрижка: не удивлюсь, если ты уже строила планы на наше совместное будущее: познакомить меня с родителями на том самом юбилее, съехаться, чтобы проводить вместе не несколько дней в неделю и стабильно - выходные, а каждый вечер, каждую ночь и каждое утро; свести наши компании, сделав друзей общими точно так же, как жилье; пожениться - через год или два, а потом еще - через год или два - завести ребенка, потому что сейчас нам обоим не до него. тебе не помешало тонуть в своих чувствах полное незнание меня как человека. тебе было достаточно лишь ласковой улыбки в ответ и уверенных касаний сильных рук под покровом ночи; тебе хватало обещаний и незамысловатой нежности по утрам; тебе хватало одного только взгляда и уютного вечера в компании терпкого вина, ворсистого ковра на полу в гостиной, старенького фильма и объятий, останавливающих время на долгие часы. ты видела все, к сожалению, только с одной стороны, мне же открывался полный обзор. я прекрасно осознавал, насколько сильно ты будешь страдать, когда твой воздушный замок обрушится, когда все былое потеряет всякую цену, когда я отодвинусь - сделаю уверенный шаг назад, раскрывая себя и свои первоначальные планы и цели, и я должен был быть готов к этому потоку ненависти, но все пошло по пизде, как обычно, потому что я не смог остаться равнодушным. не смог поднять на тебя взгляд, когда цеплял браслеты наручников на руки твоего отца, не смог принести извинений, когда ты забирала его из участка, не смог сказать ничего вразумительного после и продолжал ссыпать обвинениями так, будто не я проебался по всем фронтам. - единственный, кто продолжает врать, это ты. причем врешь самой себе. о каких привычках речь, ракель? разве я говорил, что оставлю твоего отца в покое просто так? - если мне не изменяет память, такой щедрости в твою сторону я себе не позволял, и требовал в ответ небольшую услугу: дать нам еще один шанс. ты не сделала это, а я не оставлял попыток засадить твоего отца в самую гнилую тюрьму соединенных штатов. - тебе самой не мерзко? прекрасно понимаешь, что он не так чист, как хочет казаться, и продолжаешь поддерживать этот образ идеальной семьи. вот только за идеальным фасадом давно все прогнило, - я не сдерживаюсь; не пытаюсь сохранять спокойствие, сейчас это ни к чему. ты злишься, а я просто отвечаю взаимностью, ведь твое поведение - такое детское - меня сейчас только раздражает. |
[indent] ты семенишь торопливо, едва поспеваешь за моим широким шагом, но не сопротивляешься, только крепче сжимаешь пальцы и удерживаешься второй рукой - я вижу это боковым зрением - придерживаешь края куртки, чтобы они не слетели с твоих плеч. ты смотришься в ней так гармонично, и так правильно - как в любой другой моей вещи. знаешь, меня всегда раздражала эта женская привычка таскать футболки, толстовки и куртки; я никогда не испытывал ни умиления, ни какого-то средневекового удовлетворения от этого показного акта принадлежности, но когда этим занималась ты, я даже не протестовал. позволял щеголять в накинутой наспех свободной рубашке, не скрывающей, а скорее подчеркивающей все достоинства: остроту тонких ключиц, выглядывающих в широком вырезе, мягкость бедер и округлость задницы при любом случайном движении, узость рук и талии, нащупать которую не составляло никакого труда при малейшем только желании. чаще всего я оставался равнодушным и не обращал внимания на поползновения в сторону моего гардероба, если уж не разделял твое игривое настроение, но потом, когда ты из моей жизни ушла, все как-то изменилось резко, и я затосковал даже по этому. так что сейчас я не могу сдержать улыбки, наблюдая за тем, как ты старательно удерживаешься на себе куртку, накинутую осторожно, в страхе быть отвергнутым, и не говорю ни слова на тот случай, чтобы ты вдруг не захотела от нее избавиться прямо здесь и сейчас. чем ближе высотка, подсвеченная несколькими фонарными столбами и зажженным в редких окнах светом, тем меньше встречается шумных прохожих. мы сворачиваем несколько раз с широких тротуаров на узкие тропинки, а твои каблуки все так же звучно стучат о старый, местами провалившийся асфальт, как барабанные палочки, задавая ритм. разговор откровенно не клеится, и я не знаю, как избавиться от этой зашкаливающей неловкости. еще чуть-чуть - и наверняка ее можно будет коснуться пальцами. - я надеюсь все вернуть назад, но понятия не имею, что мне делать. - ты не даешь никаких подсказок и наблюдаешь за никчемными попытками, за тем, как я барахтаюсь в том дерьме, которое самостоятельно наворотил, и даже не глазом не моргаешь, бровью не шевелишь, чтобы сделать шаг навстречу и помочь. ты способна лишь на осуждения, упреки и постоянные обвинения, как будто без твоих язвительных напоминаний я не помню, как раз за разом падал все ниже. ты вынуждала меня хамить, грубить, дерзить, испытывая чашу терпения на прочность, а потом строила из себя жертву, даром что слезы не выдавливала и не стонала страдальчески, хотя, я бы наверное не удивился и этому. ты переламывала все мои косточки без особых усилий, глумилась над моими чувства после того, как я растоптал - опять же, только по-твоему мнению, твои, и я хотел сделать сейчас тоже самое, но я не могу. мне следует распрощаться с тобой, довести начатое до конца и посадить тебя в машину такси, а потом - сразу же - удалить твой номер, стереть все переписки и очистить журнал вызовов, чтобы не было соблазна написать, позвонить, дать знать о себе, напомнить легким разговором ни о чем. мы должны разойтись и дать друг другу шанс начать все с чистого листа, только с другими людьми, но я понимаю - не готов. и все эти слова о том, что желаю тебе счастья с другим, с достойным, с соответствующим - все это такая откровенная хуйня, что становится практически смешно. когда мы подходим к подъезду, я открываю дверь домофонным ключом и пропускаю тебя внутрь. на звук шагов реагируют датчики движения, и яркий холодный свет освещает чистую и отремонтированную совершенно недавно лестничную клетку. я не обращаю никакого внимания на торчащие из почтового ящика уголки писем: проверить содержимое жестянки можно будет и завтра, и вместо того, чтобы направиться к лифту, шагаю к лестнице. третий этаж - не пятнадцатый, и можно пройтись немного; тем более, что в этой рухляди риск застрять каждый день скачет от тридцати процентов и до уверенных девяноста: пару раз я торчал на холодном жестком полу и разглядывал безжизненно мерцающее черным табло, пока консьержка и не торопилась вызывать бригаду мастеров. ты идешь точно передо мной, не придерживаясь перил, и подол твоего платья так красиво колыхается при ходьбе - я откровенно залипаю, и ощущаю себя каким-то животным, потому что, блять, реагирую буквально на все, что тебя касается. на то, как ты смотришь коротко время от времени на меня; на то, как поправляешь распущенные и уложенные наверняка в салоне обесцвеченные волосы - тебе они идут гораздо сильнее скучного черного; на то, как теребишь крупную сережку в правой мочке уха; на то, как цепляешь пальцы в замок, не зная, куда деть руки, когда никакой опоры под ними нет. после каждого пролета ты притормаживаешь и оборачиваешься через плечо, как бы следя за тем, чтобы не подняться выше, и я подбрасываю в руке связку ключей, прежде чем вставить подходящий в замочную скважину темно-коричневой металлической двери. хлопаю ладонью по стене справа от себя, попадаю точь-в-точь по выключателю и прохожу в глубь прихожей. вышагиваю из ботинок, расстегиваю манжеты, закатываю рукава полосатой рубашки, пропускаю отросшие волосы через пальцы, зачесывая пряди назад и только потом захлопываю за твоей спиной дверь, приближаясь непозволительно, в нашей ситуации, близко. успеваю уловить нотки твоего легкого парфюма и даже уткнуться носом в твою скулу. ты обмираешь все, но не дергаешься и не начинаешь причитать, а я коротко от этого улыбаюсь. - ванная в конце коридора, кухня напротив. я буду там, - на всякий случай указываю пальцем в нужную сторону и даже иду туда, чтобы поставить чайник, достать из холодильника остатки вчерашнего ужина - разогретые в микроволновой печи полуфабрикаты, потому что больше некому заботиться о моем здоровье и нормальных приемах пищи, но разворачиваюсь на полпути и иду обратно: межкомнатная дверь не заперта, за ней включен наполовину свет и доносится плеск воды, и я не могу удержаться от соблазна, я пробираюсь внутрь, как воришка, и больше всего на свете я сейчас не сомневаюсь в том, что ты замечаешь мое присутствие, но не попадешь виду, промокнув полотенцем ладони и заглядывая макияж в зеркале напротив. я наслаждаюсь видом откровенно, потому что ты напротив - настоящая фантастика, мечта, ставшая вдруг реальностью, и кажется постоянно, что стоит отвернуться - и ты тут же исчезнешь. испаришься, словно тебя и не было никогда.
[indent] я останавливаюсь аккурат позади, позволяю себе возвышаться на несколько сантиметров над твоей макушкой, особенно сейчас, когда ты оставила туфли на невозможной шпильке в коридоре; касаюсь - я так давно этого хотел, тебе сложно представить - волос, чтобы сдвинуть их на одну сторону, вправо, и наклоняюсь еще ближе. дразню пристальным вниманием, сдерживаю улыбку, а когда ты выдыхаешь прерывисто, будто действительно чего-то ожидаешь, прижимаюсь губами над сонной артерией, под самой линией челюсти, ненавязчиво мягко, без языка, слюней, желания пометить бледную кожу ярким пятном и прочего; поднимаюсь выше и утыкаюсь кончиком носа в чувствительное местечко за ухом, отягощенным серьгой, не закрываю глаза и наблюдаю за тобой, за тем, как твои пальцы судорожно сжимают бортики раковины, и я бы подумал, что тебе не нравится, что ты боишься, но твое дыхание учащается, а щеки идут лихорадочными пятнами, и это никак не скрыть. - та девушка в баре, - говорю тихо, полушепотом, но так, чтобы ты разобрала, вкрадчиво и медленно, - ее зовут мишель. она штатный психолог и она счастлива в своем браке. между мною и ей ничего нет. между мной и тобой, к сожалению, - я останавливаюсь, делаю театральную, драматичную паузу, прежде чем продолжить, и одновременно с этим опускаю ладони на твою узкую талию, подчеркнутую тонким пояском, - тоже. но точно так же, как я хочу тебя - на постоянной основе, - самое важное, самое главное уточнение, без которого нам сейчас не обойтись, - я делаю шаг назад, увеличиваю между нами расстояние, а потом разворачиваю тебя лицом к себе, только чтобы теперь вернуться на исходные. наступаю, надвигаюсь стеной, и ты дергаешься назад, а там - все та же раковина с выпирающими краями, и мои руки движутся выше, чтобы ладони защитили от холодно и жестко врезающейся керамической сантехники, - я хочу это исправить, - ты смотришь, не моргая, и я смотрю в ответ. правая рука остается на твоей пояснице, левая поднимается к румяному лицу, и я касаюсь пальцами твоей нижней губы - пухлой, мягкой, соблазнительно манящей. поцеловать тебя хочется невероятно, но все, что я делаю - только облизываюсь, как голодающий, увидавший что-то съестное, и отстраняюсь. мы ведь все еще должны поговорить, верно? рассказать друг другу о своих намерениях и все такое, позволить душам обнажиться и так далее, и я, как ты могла заметить, начал уже сейчас. к счастью, ты не дергаешься, как в прошлый раз, не отодвигаешься и не морщишься брезгливо. правда, кто знает, вдруг сейчас ты примешься намываться холодной водой и тереть губку до умопомрачения, чтобы избавиться даже от намека на малейшее прикосновение? я вновь оставляю тебя в ванной наедине с твоими мыслями и все же возвращаюсь на кухню: включаю чайник, щелкнув по выключателю и дождавшись, пока индикатор загорится синим, уведомляя от работы; достаю из навесного шкафчика два граненых стакана, а потом, подумав немного, решительно заменяю их двумя простенькими белыми чашками. - надеюсь, ты не голодна, потому что у меня ничего нет, - ведь даже вчерашний ужин безбожно испорчен: рыбные палочки, которые я схватил из морозильника в воллмарте только потому что одна женщина набирала их охапкой для своих деток, безбожно подгорели с двух сторон, жрать это - себя не уважать, и я вывалил их в мусорное ведро под мойкой еще до того, как ты появился в кухне, избавляясь от всех следов преступления. от пива, выпитого в баре, рассудок не теряется, но плывет - даже в сон начинает клонить, именно поэтому нужен чай. ну и еще для того, чтобы отвлечься, и перестать, наконец, так откровенно пялиться, пытаясь справиться с обострившейся тоской по тебе.
Поделиться52021-05-23 17:09:55
i t w a s a l w a y s y o u a n d m e
how could we be nothing?
[indent] впервые за долгое время, рядом с тобой спокойно и это так непривычно, джин. сердце не бьется заполошно, грозясь расщепить, своими резкими ударами, грудную клетку на атомы: оно покорно отбивает свой ритм и я его почти не осязаю меж собственных ребер; мысли, тонкими и почти невзрачными нитями, путаются в голове, переплетаясь фантомными парестезиями с едва уловимым страхом оттолкнуть: как иронично - куда дальше? я так привыкла притворяться что ненавижу тебя; я так свыклась с нуждой прикрываться поддельной яростью и теперь, что-то внутри надламывается от того, насколько эта безмятежность кажется правильной. и насколько, одновременно, когда-то знакомое чувство умиротворения, ощущается чужим и незнакомым сейчас. словно рядом с тобой, всегда бросало из стороны в сторону, пока щеки заливались гневным румянцем; словно каждое твое слово всегда врезалось, острием осколков нашего раздробленного прошлого, прямиком во вверенное тебе сердце; словно каждое твое прикосновение, с самого начала обжигало горящим клеймом, а дурманящее до дрожи, ползание мурашек по обледеневшей коже, было лишь отвлекающим маневром. ты смотришь в упор; не отводишь своего взгляда и молчишь; поджимаешь и без того тонкие губы и почти не двигаешься: замечаю как планомерно взымается твоя грудная клетка под каждым бесшумным вдохом и каждый раз, когда не нахожу в себе силы отвезти свой взгляд, я тону в твоих глазах, джин: ровно как и при первой нашей встрече. ровно как и каждый раз, когда смотрела на тебя, превозмогая эпизодическую боль и не унимающуюся дрожь в руках и в надломленном голосе. думал ли ты о том, что все обернется именно так? думал ли ты об этом, когда плотно прижимался ко мне всем телом, под яркими вспышками света; когда инстинктивно касался губами то щек; то шеи; то губ, размазывая поцелуи по периметру; когда жадно и голодно трогал разгоряченную кожу, игнорируя слои одежды, пока я поддавалась тебе во всем, цепляясь за твои крепкие плечи; вплетая пальцы в твои густые волосы и отвечая рьяно и отзывчиво на все твои желания? думал ли ты об этом, когда переставал целовать лишь для того, чтобы перевести дыхание; когда горячий воздух опалял смуглую кожу, потому что расстояние между нами было меньше чем миллиметровым; когда я ощущала твои короткие усмешки и такие же короткие улыбки, которые чередовались вслед за моими ответными ласками, нацеленными лишь на одного тебя. думал ли ты об этом, когда заваливал меня на мою постель, расторопно стягивая одежду поочередно: вначале с меня, а позже с самого себя, чтобы позволить мне ощутить жар собственного тела и господи, джин: думал ли ты об этом, когда так по-собственнически прижимал меня к себе во сне той ночью? я и подумать не могла, что так сильно привяжусь. не думала, что буду нуждаться в чем-то большем. не думала, что все мое существование и весь мой мир: сотканный из софитов и ярко мерцающих звезд в радиусе бесконечности, за столь короткий период времени сузится до пределов тебя одного. я не думала, что когда-то мечтая о целом мире, я найду чертову вселенную в твоей любви. ты разорвал мое сердце на клочки в одночасье: но даже собирая саму себя по кускам, я все равно соединяла их в созвездия, потому что, как оказалось позже, моим главным страхом было разлюбить тебя и я так боялась что он может стать реальностью. решающим приоритетом; основным интересом и витальной нуждой, я трепетно и бережно оберегала это чувство, а оно вцепилось в каждое из моих двух предсердий и с каждым ударом, грузно напоминает мне о том, что оно все еще там: все еще живое и все еще, никогда не отпускающее. и каждый чертов раз, ты так легко разменивался хлесткими словами; ты был уверен в том, что знаешь все о моих чувствах: но была ли в тебе, любовь моя, хотя бы толика того, что живет внутри меня во имя и ради одного лишь тебя? ты был так уверен в том, что исковырял меня полностью; что распотрошил и заглянул во внутрь, но даже если так: ты не видел очевидного; не разодрал корочку до конца и упустил единственное, что я держала на виду. я, как жалко, никогда не переставала тебя любить: хотя следовало. только вот, даже если бы я заметила предупредительные знаки с самого начала; если знала бы чем все это обернется: я бы ничего не изменила. не убежала бы восвояси без оглядки: я продолжала бы хвататься за твою ладонь, бережно перебирая твои пальцы своими; нежно прокручивая одно единственное, серебряное кольцо, которое ты никогда не снимаешь с указательного пальца; я продолжала бы любовно целовать твои маленькие родинки на спине, ногтями вырисовывая узоры вдоль выпирающих позвонков глубокой ночью и я продолжала бы мягко утыкаться носом в твою грудь, жмуря глаза, когда первые лучи утреннего солнца проскальзывают через приоткрытые шторы у широкого, панорамного окна, тем самым, стараясь замедлить приближение утра. невольно и едва заметно дергаюсь от волны нахлынувших воспоминаний и увожу свой взгляд от тебя, облизывая пересохшие губы: ты не долго семенишь меня взглядом в тотальном молчании. наконец-то говоришь и я не прерываю, в то время как ты, не дожидаясь ответа, отходишь в сторону своего столика, не выпуская меня из вида: будто бы где-то в глубине души не понимаешь, как плотно я на тебя подсела и как крепко я от тебя завишу. я не смущаюсь собственного пристального внимания, смотрю в упор и что-то внутри мерзко и скрипуче щемит: я впервые вижу тебя настоящего. не за рабочим столом, в идеально выглаженной рубашке, с идеально уложенными волосами и вечно хмурым взглядом: впервые я вижу тебя в компании твоих друзей и мне паршиво от мысли, которая прибивает резко: я так не вписываюсь в твою жизнь. я не выточена под тебя и не выкроена под то, в чем ежедневно варишься: я бы понравилась твоим друзьям лишь оболочкой - принужденным молчанием и миловидной улыбкой на кончиках губ, потому что эта жизнь мне чужда и я сомневаюсь, что у меня бы вышло поддержать с ними разговор. я бы втиснулась в твое существование лишь насильно, раздвигая рамки твоей действительности, словно в ней есть место для меня. я бы слушала с упоением твои истории с работы: об очередном закрытом деле или о расследовании, которое вызывает у тебя особый интерес: но правда в том, джин, что ни в одном из сценариев, я не сумела бы стать недостающей деталью твоей жизни. мои очертания не подходят под твою пустоту: мне хотелось верить что мы дополняем друг друга, но мы две параллели что столкнулись совершенно случайно и в эту случайность я вцепилась зубами. мы не выбираем кого любить, но никогда в этой долбанной жизни, я не хотела бы любить кого-то другого. не двигаюсь с места; почти на грани забыть как дышать, пока наблюдаю за тобой, боясь упустить из виду. то, как хватаешь кожаную куртку и выискиваешь что-то по карманам; то, как оставляешь что-то на столе; то, как она тянется и обнимает, что-то шепча тебе на ухо: в ушах звенят твои слова - в своей ревности, такой отчаянной и такой наивной, ты не одинок. то, насколько неистово не желаю делить тебя ни с кем другим - несвойственное чувство собственности сквозит изнутри и даже замеченное обручальное кольцо на пальце твоей подружки не унимает ощущение тяжести и необоснованной тревожности, и я вынужденно отпускаю взгляд. рассматриваю острые мыски туфлей под ногами и дергаюсь лишь когда ты возвращаешься, кивком указываешь в сторону выхода и я молча вышагиваю в сторону двери, все еще не находя в себе силы поднять на тебя свой взгляд. впервые за долгое время, рядом с тобой я чувствую себя в безопасности. рой бабочек, казавшийся умершим, устало трепыхается изломанными крыльями где-то внизу, куда упало само сердце. ты ломал меня тысячу раз; еще тысячу раз, ты ломал нас, но испещренная и усыпанная твоей нежностью, которую все так же четко ощущаю на себе; усеянная твоей фантомной заботой и изнеможенная твоей голодной любовью, я была готова закрывать на это глаза, раз за разом. так что, хотя бы сегодня, прошу, не позволь мне возненавидеть саму себя за эту слабость, в которой виноват лишь ты и из которой сплетены все мои чувства к тебе. слишком крепкие - чтобы их искоренить. слишком желанные - чтобы от них отказаться. я так боялась тебя потерять, что в смутных очертаниях твоих шрамов, рисовала звезды: как оказалось, слишком далекие и я до них так и не дотянулась.
[indent] ты держишь дистанцию и это так забавно, джин: впервые в жизни, ты делаешь то, чего я прошу, но делаешь это слишком поздно; делаешь это так невовремя, когда мне хочется ощутить как ты напираешь; хочется оказаться в твоих крепких руках покорным телом; хочется, больше всего на свете, чтобы ты заткнул мой голос разума и затолкал мои фальшивые желания куда подальше. холодный воздух пробирает насквозь; дрожью отдается на коже и этим же щекочущим чувством вторится в легких; небо плотно затянуто и искусственный свет становится единственным спасением от кромешной темноты. отмираю лишь тогда, когда твоя куртка оказывается на моих плечах, а я даже слова не могу выдавить из себя, будто бы весь словарный запас истратила в убогих благодарностях минутами ранее. пальцами цепляюсь за края кожанки, пытаюсь удержать ее на плечах и жалобно закрываю глаза лишь на мгновение, когда слизистую разъедает запах твоих духов: я слишком сильно по тебе скучала, джин, и это так пьянит; кружит голову любое напоминание о том, что ты оставил за собой, разрушая мою целостную вселенную. ты прячешь руки в карманах и шагаешь медленно, практически вровень мне - разве что, за счет разницы в росте и весе, твои шаги все еще шире и быстрее моих, - поддерживая расстояние между нами: лишь бы не соприкасаться случайно; лишь бы не делить один воздух на двоих и мне так паршиво от того, что мы до этого дошли. любые прикосновения отрезаны без попыток пойти на контакт и мы выглядим как чужие друг для друга люди: что если это действительно так? я должна была свалить сразу после разговора в баре; развернуться на каблуках и горделиво подняв голову, уйти раз и навсегда: но будем предельно честны друг с другом - я никогда не смогу уйти. я всегда буду цепляться за иллюзорную надежду на то, что ты нуждаешься во мне не меньше, чем я в тебе. а я в тебе, не сомневайся, нуждаюсь больше чем в дрянном воздухе. — что если, она тебя не ненавидит, джин? что если, она здесь потому что никогда не сумела бы тебя возненавидеть? — еле заметно пожимаю плечами: думаешь, я бы смогла? стереть все, что когда-то имело хоть какой-то смысл во имя терпкого отвращения? думаешь, я бы позволила себе, хотя бы на секунду взрастить в себе точенную неприязнь, заместо полюбовного и слепого обожания? мы можем отрицать очевидное до бесконечности, но мы так похожи: мне, отчего-то, было легко поверить в то, что ты в порядке и что ты сумеешь построить что-то более крепкое с кем-то, кто ни на толику на меня не похож; тебе же, было так легко поверить в то, что я никогда тебя не прощу. легче чем поверить в то, что я давно тебя простила и мне нужна была лишь твоя протянутая ладонь, чтобы спастись из этого промозглого отчаяния, но ты продолжал ее прятать в карманах - как делаешь и сейчас, травя меня своим ядом и игнорируя заблудившуюся надежду на самой поверхности ореховых глаз. мне так хотелось верить в то, что ничего не изменилось, но будем откровенны, джин: изменилось все. меня никогда не пугала твоя близость, но теперь, она страшит меня предельно сильно; я была уверена в нашем общем будущем - оно ведь было не просто больным плодом моего воображения, так ведь? я думала о вечности одной на двоих; я думала о каждой ночи и каждом утре в твоих руках; я думала, ты обязательно понравишься моим родителям, ведь ты взрослее; ты более ответственный и знаешь, мой отец, наверняка, увидел бы в тебе того, кто смог бы обо мне позаботиться. а что у нас есть сейчас, джин? мой отец плевался бы желчью, лишь приметив тебя на пороге дома: а я не настолько глупая, чтобы тащить тебя туда. в тот вечер, когда я хотела вас познакомить, он мягко улыбался, обещая что все обязательно будет хорошо: сейчас же, я знаю, он возненавидит меня, чуть больше чем тебя, потому что не смотря на все дерьмо, которое ты обрушил на мою семью, я все еще выбираю тебя. отец будет краснеть от злости, а мать разочарованно будет закатывать большие глаза: они не попытаются даже понять. поверь, я и сама не нахожу себе ни одного оправдания. коротко мотаю головой и наконец-то вынуждаю поднять свой взгляд на тебя: — было не сложно догадаться что это ты. — мне потребовалось всего несколько секунд для того, чтобы это осознать, — никто в этом городе не сделал бы такое ради моего отца безвозмездно. я сразу поняла что ты приложил к этому руку. и не ради него. — а ради меня. на долю секунды показалось, будто бы внутри что-то хрустнуло: это либо сердце окончательно раскрошилось, либо уничтожило само себя, под напором единственного, что сейчас имеет хоть какой-то смысл. ты так цеплялся за это дело; впивался зубами, не готовый принять мою правду; ты так рьяно отстаивал свою истину: ты не понимал, почему я прошу тебя об обратном; а я не понимала, почему ты каждый чертов раз, делал выбор не в мою пользу. и впервые в жизни, ты выбрал меня - но ценой чего, джин? однажды ты поставил на кон нас с тобой; на этот раз, ты увеличил ставки, предоставляя все что у тебя есть, теперь уже не боясь поражения. мы достигли точки предела в нашем отчаянии, которое разделяем. ты - когда выудил все козыри из рукавов представая передо мной предельно честным - как никогда до этого; я, когда впервые выбираю исключительно тебя одного. плевать на последствия: мы прошли через слишком многое, чтобы поверить что не справимся с остальным. просто заставь меня поверить в то, что наши жертвы не напрасны. позволь поверить в то, что на этот раз, все получится.
f o r g e t e v e r y t h i n g w e d i d w r o n g
Why can't we fucking get along?
[indent] останавливаюсь в нескольких шагах аккурат позади тебя, когда ты поворачиваешься в мою сторону и на этот раз, рассматриваешь меня внимательно. почти не моргаешь, когда наши взгляды соприкасаются; а я не способна и слова выдавить, рассматривая острые углы выглядывающей высотки, на которую ты указал мгновением ранее. я никогда не знала где ты живешь; не имела ни малейшего понятия где проводишь свои ночи, когда тебя нет рядом со мной и не могла даже представить, куда возвращаешься каждый вечер, за исключением тех, когда оказывался на пороге моей квартиры. а теперь, ты зовешь меня к себе и что-то внутри тревожно дергается: ты так боялся раскрыться передо мной полностью; так истово и завзято оберегал единственное место, куда я не могу дотянуться - я даже от твоей души, как оказалось, была предельно далека, - что не допускал возможности хоть когда-нибудь показать мне весь свой мир. это так паршиво в осознании сейчас: ты с самого начала огораживал меня от себя настоящего; с самого начала вогнал меня в рамки, ради собственного комфорта и удобства; с самого первого дня нашего знакомства, условился никогда не подпускать слишком близко, а я потеряла бдительность и поступила ровно наоборот. раскрылась перед тобой как ни перед кем другим; превратила свою душу в твой дом и вместо звонкой связки ключей, вручила тебе свое сердце, как приглашение остаться в моей жизни примерно навсегда. я выкроила все границы своего существования под тебя, а ты не нуждался во мне, довольствуясь удобством моей непроглядной наивности. я пытаюсь найти в твоем взгляде хотя бы отблеск твоего собственного желания, поэтому молчу, а ты принимаешь мое молчание за отказ: достаешь телефон и наверняка, по памяти, вбиваешь мой адрес в приложении, но я опережаю; оказываюсь рядом с тобой предельно быстро и пальцами цепляю за предплечье. смотрю на тебя так беспомощно; так отчаянно; так растерянно, потому что, не хочу чтобы наше время подошло к концу. потому что, не хочу упускать тебя, пока еще есть эта возможность. потому что, хочу стать частью твоего мира; потому что, не хочу с тобой прощаться. я ощущаю как еле заметно, твое тело напрягается под моими прикосновениями: мне так не хватает былой легкости, к которой ни один из нас не знает как вернуться: — я не хочу домой. — говорю шепотом, но твои глаза предательски искрятся, отзывчиво реагируя на мои слова. дома слишком одиноко; дома, я непрестанно, из раза в раза, отдаюсь тоске по тебе; дома я уничтожена собственными, болезненными размышлениями. ты не прерываешь мои касания: слишком аккуратные и слишком чувствительные: позволяешь ухватиться покрепче и ведешь меня к себе, а я послушно следую за тобой. хоть на край света: и это никогда не изменится. мы не единожды становились свидетелями непоколебимости этого факта. как ты мог подумать, что я способна променять тебя на кого-то - поверь, это «кто-то» равняется с любым человеком на этой долбанной планете, - который и в подметки тебе не годится? как ты мог подумать, что я могу быть счастлива с кем-то другим? как ты мог подумать, что моя любовь к тебе - разменная монета, которую подкину под ноги первому встречному? правда будет колоть глаза: но из нас двоих, ты единственный кто подорвал все выстроенное доверие. я лишь пыталась спастись от тебя: как оказалось, бесполезно, потому что ты давно въелся под кожу и потому что, только ты и можешь стать моим спасением. я умирала ради тебя каждую ночь и воскресала вместе с яркими лучами полуденного солнца: и я готова повторять это изо дня в день. я понимаю это именно сейчас, когда ты так близко ко мне; когда с тобой, бесконечно переливается вдоль вен присущая тебе нежность; когда рядом с тобой, непрерывным сосредоточением, моя слепая привязанность и мое слепое обожание притесняют все. я не единожды представляла себе, как ты, сквозь сжатые губы и с устремленным в пол, взглядом, говоришь что тебе жаль: и я каждый раз тебя прощала. но только сейчас я четко понимаю: мои фантазии давно стали проекцией моей действительности. я не злюсь, джин. я так давно перестала винить тебя во всем. я больше не нуждаюсь в твоих словесных сожалениях: и я надеюсь что и ты, не нуждаешься в подтверждении того, что я отпустила. отпустила ситуацию. отпустила прошлое - зачеркни, не наше совместное. отпустила каждое твое слово, которое ранило глубоко и кроваво. отпустила все. и так и не отпустила тебя.
[indent] — не смей, джин. — шиплю на выдохе сквозь стиснутые зубы, ощущая как резкий порыв злости окутывает всецело; накрывает волной и сочится по выпирающим венам, — не смей даже думать, будто бы знаешь хоть что-нибудь о моих чувствах. — говорю громче; отчетливее и с большим трудом сдерживаю в себе желание подойти к тебе вплотную и влепить пощечину за то, что позволяешь себе слишком многое. — не смей думать, что знаешь хоть что-нибудь о чувствах в целом. — на твоем лице вырисовывается самодовольная ухмылка; ты скрещиваешь руки на груди и плюешься едкими словами так легко и просто; ты смотришь на меня так, словно получаешь извращенное удовольствие каждый чертов раз, когда твои слова делают мне больно и мне требуется несколько минут для того, чтобы унять дрожь в руках: не позволяю ей даже проявиться в голосе. не позволяю себе дать слабину - ты сразу же ее почувствуешь и ударишь именно по ней всей силой, будто бы только и ждешь повода для того, чтобы уничтожить меня окончательно. ты отвечаешь почти незаинтересованно; не вкладываешь даже толику интереса в свои слова, а я сгораю изнутри; ты думаешь что знаешь все, но правда в том, джин, что ты не знаешь нихрена. потому что именно сейчас, именно в этот момент, прямиком под твоим пристальным и - как же это, мать твою, раздражает, - таким самодовольным и почти скучающим взглядом, - безумно сильно хочется содрать с кожи все признаки твоих былых прикосновений; выцарапать все воспоминания о том, что ты когда-то позволял себе сжимать мое тело в своих руках и избавиться от твоего вкуса, осевшего, кажется, навечно, на моих губах. я так хотела чтобы мы смогли все исправить, но сейчас, мне хочется лишь чтобы это все сгорело в самом синем мирском пламени. я поджимаю губы: поверь мне на слово, джин, я никогда в этой долбанной жизни не позволю себе заплакать перед тобой; никогда, во всем своем чертовом существовании, я не позволю тебе увидеть то, что ты делаешь со мной. не строй из себя жертву: ради тебя и ради возможности доказать свою любовь к тебе, я бы словила даже пулю, чтобы обернувшись, заметить что пистолет дымится в твоих руках. каждый день, я притворялась что ненавижу тебя и лишь только сейчас, я чувствую по отношению к тебе настоящее отвращение. едкое, липкое и терпкое, которое холодком окутывает меня полностью. я не хочу тебя больше никогда видеть. хочу чтобы ты исчез из моей жизни. я допускала мысль о том, что я тебе нужна и эта мысль поддерживала во мне жизнь: но секундой ранее последние крупицы надежды были затоптаны тобой беспощадно. ты не слушаешь. ты не слышишь. ты даже не пытаешься понять, уверенный в своей правоте и в том, что я позволю тебе сломать меня и подстроить под свое удобство. — я просила дать мне время. всего на мгновение я подумала, что тебе нужно это все не меньше, чем мне самой, но теперь, я вижу что ты скорее подохнешь в обнимку со своим эгоизмом, чем хотя бы попытаешься нам помочь. — думаешь твоих величественных жертв было достаточно? заманить меня в полицейский участок ложью, потому что не хватило ни мозгов, ни дряной храбрости найти меня дома или в студии? вынужденно вывести меня на разговор, отвечая укорами на каждой мое слово и едва ли не плюясь упреками, пока я тщетно пытаюсь защитить то, что имеет значение? поставить ультиматум, зная, насколько это все, мать твою, важно для меня? попытаться все исправить лишь несколькими словами, повторяя раз за разом свое коронное: мне не жаль? правда думаешь, что это исправит все то, что ты наворотил, поиздевавшись вдоволь надо мной и всем, что я старательно оберегала ценой своей души? ты хотел второй шанс; так рьяно его вырывал из меня, только вот скажи мне, ради всего святого - зачем? ты бы просрал его быстрее, чем первый, задыхаясь своим себялюбием и захлебываясь в своем эгоцентризме, которые переливают через края. ты прав, мне мерзко, джин. так мерзко от тебя. так мерзко от того, кем ты являешься на самом деле: — я скорее проживу всю свою жизнь в гнили своей семьи, чем в твоей. — поджимаю губы и смотрю на тебя в упор; не боюсь встретиться с твоим взглядом, в попытках дышать планомерно. я прекрасно знаю все о своем отце, но разве есть у тебя хоть какое-то право, джин, упрекать меня в том, во что я верю? что выставляю на пьедестал приоритетом и что готова защищать, не взирая на болезненные последствия? я мотаю головой, не прерывая зрительного контакта: — знаешь, что самое паршивое, джин? — короткая пауза, словно я пытаюсь убедиться в том, что на этот раз, ты действительно меня слушаешь. — раньше, если бы потребовалось, я поступила бы также, защищая тебя. |
' c a u s e y o u ' v e b e e n t h e o n e , y o u k n o w t h i s w i l l n e v e r c h a n g e
But everyday, i still wait for you
[indent] твоя квартира пахнет тобой и я не ощущаю сразу, как убаюкивающее чувство комфорта окутывает меня полностью: я не чувствую себя здесь чужой и это заставляет расслабленно отпустить покатые плечи, пока стягиваю с них твою куртку и осторожно вешаю ее, вместо со своей сумочкой, на свободный крючок настенной вешалки по левую сторону от двери. ты закатываешь рукава; щелкаешь по выключателям и тянешься к дверной ручке, невесомо касаясь меня и я обмираю; почти не дышу и не двигаюсь даже после того, как ты проходишь на кухню, оставляя меня в одиночестве и позволяя мне уединиться - ты не хуже меня понимаешь, что мне нужно собраться с мыслями. я прислоняюсь спиной к массивной двери и зарываю лицо в ладонях; пропускаю волосы через пальцы и ногтями массирую кожу головы, прежде чем отпрянуть и расстегнув застежки на туфлях - забавно, я даже принарядилась специально для тебя, словно есть во мне хотя бы одна, неизведанная тобой, частичка, - я прохожу в сторону ванной. я останавливаюсь у раковины, над которой возвышается большое зеркало: я даже усмехаюсь собственному уставшему отражению, пока пропускаю пальцы через холодные струи воды. хочется растереть водой лицо; освежить то, что тяготит меня изнутри; хочется стереть и небольшие стрелки, нарисованные аккуратно сегодняшним утром; и тональный крем, которым замазывала шероховатости на собственном лице; и матовую помаду, поверх которой уже давно нет блеска, который съела в волнении и предвкушении перед встречей с тобой, но вместо этого я только устало отпускаю свой взгляд, царапая ногтями собственные ладони. все должно было быть иначе, джин: я так хотела, чтобы твой дом стал и моим укромным убежищем, но сейчас я места себе не нахожу в твоей квартире. здесь все настолько идеально выточено под тебя; каждая деталь выдает и твой, будем откровенны, не самый легкий, характер; и каждая мелочь, будто бы часть твоей личности. я мечтала о том, чтобы ты позвал меня к себе: мечтала просыпаться в доме, который ты называешь своим и мечтала так рьяно стать частью твоей жизни. но что мы имеем сейчас? каждая, брошенная тобой фраза, оставляла неизменный отпечаток и теперь, мне, откровенно говоря, страшно. и я боюсь не тебя, джин: боюсь того, что ты снова не пожалеешь; боюсь того, что снова оттолкнешь; боюсь того, что никогда не научусь снова доверять тебе. ты попытался все исправить и господи, я так хочу верить в то, что все еще не поздно; так хочу верить, что хотя бы сегодня, мы не сделаем все только хуже. мы ведь только так и умеем и на другое мы, по всей видимости, не способны. кромешная тишина, разбавленная лишь шумом воды, позволяет четко расслышать твои шаги за моей спиной: ты останавливаешься прямиком позади меня и сердце, непроизвольно, замирает в груди. оно пропускает все свои удары, когда ты убираешь в сторону волосы; когда мягко и так нежно прижимаешься губами; когда твое дыхание на моей коже пробирает до дрожи и когда утыкаешься носом, смотришь на мое отражение и шепчешь на ухо. дыхание - предатель номер один, - сбито; сердце - номер два, - еще немного и разорвет грудную клетку своим лихорадочным стуком; мое тело - номер три, - податливо млеющее в твоих руках; скрежещущее чувство узелком завязанное в самом низу живота и то, как не сдерживаюсь и закрываю глаза, не замечая как податливо прижимаюсь к тебе плотнее спиной. твои ладони на моей талии и это самое подходящее для них место, а я чувствую себя такой слабой; такой уязвимой, пока всем своим видом прошу чтобы ты не останавливался. ощущаю себя такой хрупкой, позволяя тебе делать все что вздумается, потому что я скучала; потому что я готова молить тебя о том, чтобы ты никогда больше не оставлял. ты аккуратен; ты осторожен, будто бы боишься спугнуть, даже когда настойчиво и требовательно разворачиваешь меня к себе лицом и смотришь прямиком в глаза - а я тону в твоих, джин. тону без надежды на спасение. ты опоясываешь ладонями, не позволяешь мне ощутить дискомфорт от бортиков раковины, что впиваются в поясницу, а потом, твои пальцы движутся все выше; оглаживают щеки и останавливаются на моей губе: надеюсь ты не чувствуешь как судорожно дрожу изнутри, изнеможенная ломкой по тебе. ты смотришь голодно; изучаешь меня жадно, а потом отстраняешься, оставляя в одиночестве и лишь когда твои шаги утихают где-то в пределах кухни, я выдыхаю: дышу часто и тяжело, будто минутами ранее пробежала как минимум несколько километров. я разворачиваюсь лицом к раковине; цепляюсь за края пальцами, пытаясь усмирить хаотичность своего организма: воздуха так мало, а тебя, джин, еще меньше. обмакиваю руки в холодной воде и растираю шею; закрываю глаза, пряча пряди светлых волос за уши: я не знаю сколько времени прошло, пока я пришла в себя. мне потребовалось несколько минут, чтобы прийти в норму: будем откровенны, предельно рекордное время, если брать в расчет то, как много всего ты вынудил ощутить, всего лишь несколькими своими прикосновениями. ты всегда именно так и действовал на меня: сводил с ума; кружил голову и пьянил похлеще любого коллекционного вина. правда думаешь, что я способна полюбить кого-то другого, когда лишь только с тобой я способна испытывать такое? когда только ты знаешь все мои самые уязвимые места и когда только ты, знаешь лучше чем кто-либо еще, в чем я нуждаюсь больше всего? правда думаешь, что я смогу полюбить кого-то другого? я почувствовала вкус твоей любви и слаще этого, нет ничего во всем мире. я почувствовала вкус твоей любви и никогда в этой жизни, я не позволю себе полюбить кого-то так сильно, как до сих пор, люблю тебя. обещаю, джин: я не откажусь от этого, даже если ты не позволишь мне остаться.
[indent] я захожу на кухню почти бесшумно; будто бы боюсь издать какой-то лишний звук и нарушить эту атмосферу несуществующего уюта. ты возишься у столешницы и я замираю на несколько минут в дверном проеме; наблюдаю за твоими нерешительными действиями и лишь когда оказываюсь замечена тобой же, прохожу внутрь: — ты питался какой-то ерундой все это время, да? — спрашиваю мягко; почти заботливо, останавливаясь в нескольких шагах от тебя. я, отчего-то, уверена, что все твои перекусы состояли из полуфабрикатов и ровным счетом также, ты давно позабыл о нормальном графике. я редко готовила: мне не доставляло никакого удовольствия возиться у плиты и ради самой себя, я этим никогда не занималась. всегда было проще пообедать или поужинать в каком-то ресторане возле студии или возле дома, а на крайний из случаев, я довольствовалась доставкой. когда ты появился в моей жизни и стал частым гостем в моей квартире, многое изменилось: мне хотелось что-то делать для тебя. ты часто не успевал ничего закинуть в рот за весь день и я даже запаковывала тебе остатки с собой, так что я не удивлена, что твой холодильник пустой. возможно, это и к лучшему - я и представить не могу, какими дешевыми продуктами ты его забивал, явно не заботясь о их происхождении или о составе. — я не голодна, все в порядке. — говорю тихо и мотаю головой; руки сцепляю в замок, но тревожность не отпускает, и я то расцепляю их; то снова цепляюсь за пальцы, пока кручу ободки узких колец вокруг фаланг. ты поворачиваешься, наконец-то, ко мне лицом, прекращая волокиту с кружками; руками цепляешься за края столешницы и смотришь в упор, а я ловлю твой взгляд и отвечаю на него взаимностью. облизываю губы: еще немного, и на них даже помады не останется, - и подхожу ближе; останавливаюсь прямиком напротив и поднимаю глаза, хватаясь за твои. без каблуков, я чувствую себя предельно маленькой рядом с тобой; предельно хрупкой. пальцами, бесцеремонно, тянусь в твою сторону; цепляюсь за отросшие пряди каштановых волос и внимательно расчёсываю их ногтями; скольжу пальцами, путаясь в твоих непослушных и слегка вьющихся прядях, и самые длинные из них заправляю за ухо. — конечно я заревновала, когда увидела ее рядом с тобой. — отвечаю на вопрос, который ты никогда бы не задал. было бы глупо отрицать, потому что взглянем правде в глаза, джин: меня сводила с ума одна лишь только мысль о том, что у тебя может быть другая. меня страшила вероятность, что когда-нибудь, я увижу тебя в компании другой - думаешь, я не намерено избегала все места, где была хотя бы доля вероятности наткнуться на тебя? я не хотела думать об этом, но думала слишком часто: ты, пусть и привык к одиночеству, одним бы не остался и рано или поздно, нашел бы кого-то, кто стер бы любые остатки напоминаний обо мне. морщусь еле заметно, вспоминая то, как мишель прижималась к тебе и оставляю твои волосы в покое, пока рука замирает на мгновение где-то в области затылка: — и нет, уверена, мой парень будет не против того, что я сейчас с тобой. я рассталась с эйбелем пару недель назад. — я замолкаю; позволяю себе доносить до тебя информацию умеренными дозами, потому что боюсь упрекнуть; боюсь дать тебе хотя бы один повод снова отстраниться от меня. не сейчас, когда я предельно близка к тебе. ближе, чем когда-либо еще, за последние несколько месяцев. ладонь скользит к твоему лицу и я, полюбовно, оглаживаю твою щеку; как обычно, ни одного признака щетины, - вынуждая тебя посмотреть мне прямо в глаза: — послушай, джин, — делаю короткую паузу, прежде чем продолжить, — ты и представить себе не можешь, как сильно я хотела тебя возненавидеть за все то, что ты сделал и за все то, что ты сказал. думала, что тем самым искореню любые другие чувства и так будет проще. но я так и не смогла. — еле заметно кусаю щеки изнутри и ощущаю, как учащенно бьется сердце в груди, — каждый раз, я ловила себя на мысли, что продолжаю тебя любить слишком сильно. — я отпускаю ладонь; аккуратно поправляю отлет и стойку воротника твоей рубашки; поглаживаю изрядно помятую, за день, ткань и отпускаю свой взгляд; больше не смотрю на тебя, даже если ощущаю, что ты не отлипаешь от меня. — заменить тебя кем-то другим, было единственным что мне оставалось, но даже это не помогло. думаешь я его любила? — коротко усмехаюсь себе под нос и вместо ответа лишь мягко мотаю головой. подушечками скольжу вдоль ровной линии планки твоей рубашки и аккуратно перебираю пуговицы; замираю лишь на мгновение, когда добираюсь до низа и цепляю, на этот раз, твою ладонь. заключаю ее в своих руках; довольствуюсь твоей податливостью, сжимая ее в кулак и приближаю ее к своим губам. касаюсь нежно твоих костяшек: это моя единственная возможность напомнить тебе о том, что на этот раз, рядом со мной ты можешь расслабиться; что рядом со мной, ты дома. я раскрываю твою ладонь, накрываю ею свою щеку и закрываю глаза: — больше всего на свете, джин, я хочу чтобы все было как прежде. — ты оглаживаешь ее своим большим пальцем и я коротко улыбаюсь, прежде чем мягко наклониться и оставить короткий поцелуй на внутренней стороне твоей ладони, а потом настойчиво оторвать ее от своего лица; отпустить ее и отстраниться. — но даже сейчас, я не могу позволить себе расслабиться окончательно. я жду подвоха, понимаешь? жду, когда ты сделаешь или скажешь что-то, что снова пошатнет во мне уверенность в том, что у нас получится. — вздыхаю; снова сцепляю собственные ладони в замок перед собой и поднимаю на тебя свой взгляд: — я безумно скучаю по тебе. каждый день, джин, я изнываю от тоски, но я не знаю, — замолкаю на мгновение; закрываю глаза, чтобы перевести дыхание, прежде чем продолжить: — но я не знаю как научиться снова доверять тебе. — не знаю, как снова верить, джин. не знаю, как снова научиться быть твоей, даже если никому кроме тебя, я никогда и не принадлежала.
Поделиться62021-05-24 17:08:21
g u e s s i ' v e n e v e r h a d
a love like this
h i t m e h a r d e r t h a n i ' d e v e r e x p e c t i t w h e n t h e c o l o r o f t h e s k y l o o k i n g n i c e a n d n i c e
[indent] стоит признать: я чертовски устал, ракель, от этих недоотношений. от этих игр в салочки, совершенно непохожих на очаровательные детские забавы; мне надоели эти американские горки, надоели эти качели, надоело это все - встречи, заканчивающиеся только ссорами и больше ничем, обида, сквозящая в твоем взгляде, прицельно направленная на меня злость, недовольство, кажется, одним только фактом моего бренного существования. я уверен: ты разочарована. в нашей случайной встрече, в нашем затянувшемся знакомстве, в наших пересечениях тогда, когда по-твоему мнению все было хорошо; разочарована в том, что я вцепился мертвой хваткой в твоего папашу и не собирался выпускать до окончательного вердикта судьи и штампа о завершении дела; разочарована в том, что я, наверное, не настолько тупой, чтобы вестись на сладкую улыбочку и непрошенную мольбу глазах - никакая твоя просьба и никакое твое обещание не заставило бы меня бросить то, что считаю правильным, и мне как-то самому похуй становилось время от времени, веришь? ты хотела, чтобы я понял тебя. научился влезать в чужие шкуры, чтобы перестать заниматься той херней, которой занимался по долгу службы, но, милая, только представь, что случилось бы, последуй я твоему наивному совету. преступник - он и есть преступник, и пытаться понять его мотивы - пустая трата времени, лишенная какой-либо мотивировки. понять вора - чтобы что? понять насильника - чтобы что? понять диллера - чтобы что? твой отец - пусть он никого не убил, ни над кем физически не издевался, никого буквально не грабанул и никого не посадил на наркоту - но он все равно все еще ничем не отличается от всех тех, кого мне удалось упечь за решетку; я не испытываю ни сострадания, ни жалости ни по отношению к тебе, ни по отношению к нему, ни по отношению к твоей матери и твоей семье в целом. мне все равно, как сложится его судьба в дальнейшем, и даже если кто-нибудь захочет копать под него после того, как я сдался - я пожму руку, выстелю красную дорожку и с нетерпением буду ждать кульминационной развязки этой истории. да, ракель, я все еще люблю тебя - и эта любовь не есть что-то прекрасное, я думаю, ты и сама это прекрасно понимаешь. она - ущербна, она - изъян на твоей безупречной репутации, как и на моей; нам с тобой не по пути, мы друг другу не пара и я мог бы смириться с этой мыслью, знаешь, я даже был на пути к этому, когда папку с делом задвинул в дальний ящик. я оставил тебя в покое, готовый шагнуть в новую светлую жизнь, посвятить себя работе целиком и полностью вновь, как это было до встречи с тобой, потому что был уверен в одном: ты хотела именно этого. ты продолжала игнорировать мои попытки поговорить, не отвечала на звонки, не читала сообщения, разве что в черный список не закинула, и я как-то подостыл. поумерил свой пыл и смирился с мыслью, что это - точка, поставленная тобой так смело и уверено, и я подумал - а зачем вообще ломиться в закрытые двери? ты не первая и не последняя девушка на этой планете, ты не какой-то феномен, и я легко справился бы с нашим расставанием хотя бы потому, что уже практически успел привыкнуть к твоему отсутствию в моей жизни. наверное, это даже хорошо, что ты ни разу не оказывалась в моей квартире. ничто в ней не напоминало мне о тебе, ничто в ней не связывало нас по рукам и ногам дополнительно, ничто не навевало какие-то глупые воспоминания, переполненные фантомной саднящей болью; на полке в ванной могли бы стоять твои принадлежности для волос и тела, твоя запасная зубная щетка и тюбик зубной пасты; флакон с парфюмом - ты, кажется, с ума сходила по запахам и всегда имела при себе что-нибудь особенное, так сказать, под настроение; мои шмотки не пахли тобой, ни одна из рубашек, висящих в шкафу, чертовски однотипных и скорее даже на самом деле одноразовых, не хранили твой след на себе, потому что те, в которые ты так любила заворачиваться по утрам и вечерам, давно перекочевали в твой гардероб. и я по ним не скучаю. я предпочел бы отказаться не только от рубашек, но и от еще чего-нибудь значительного, если бы только это помогло мне тебя забыть, но, увы и ах, ничему не удается выкорчевать тебя из моей жизни как сорняк, портящий картину в целом, потому что, будем откровенны, ракель, как никогда раньше - единственный сорняк в моей жизни - я сам. мои родители так любят кичиться моим званием; мама обожает видеть меня в форме, при полном параде, с табельным оружием в нагрудной кобуре, погонами, стоящим выглаженным воротничком и в плотно зашнурованных ботинках; ей нравится четкий пробор, волосок к волоску, и гладко выбритое лицо; она влюблена в значок, прицепленный на ремень, и корочку в мягком кожаном чехле. она гордится, она рассказывает своим подружкам о том, что ее сын - полицейский, и не скрывает этого; не скрывает, что ее душу греет мысль о том, что хотя бы один из двух детей смог сделать в этой жизни хотя бы что-то достойное. и я никогда этого не понимал. я не гордился своей профессией, хоть она и доставляла мне некоего рода удовольствие; я не считал себя каким-то крутым хранителем порядка, знаешь; меня больше волновали наши взаимоотношения внутри семьи, ведь они оставляли желать лучшего. между мной и братом разница не такая уж и большая, мы ладили всегда, сколько я себя помню: без тесного контакта, с абсолютно разными увлечениями - он жил музыкой и дышал ею так же, как воздухом, пока я гонял с друзьями по гаражам и играл в рокера в драных штанах, джинсовых жилетках и с разноцветными прядями по всей башке, потому что так круто; у нас были разные круги общения, но это не мешало нам оставаться частью жизнь все так же. меня отчасти даже восхищала его целеустремленность. я прекрасно понимал, что он, лео, добьется успеха скорее, чем я сам: ему не нужны были люди вокруг, он неплохо ладил сам с собой и от одиночества не страдал, он им скорее наслаждался. я даже не припомню, чтобы он гонял по вечеринкам, сбегая из дома под покровом ночи: наоборот, кажется, он пытался вести себя настолько образцово показательно, что порой становилось от этого не по себе. особенно с учетом того, насколько родителей - ни мать, ни отца это не трогало. хотя с отцом ситуация вообще особенная: ему в принципе было поебать. и не то, чтобы это имело какое-то значение: он не докапывался до нас, не лез со своими нравоучениями, не капал на мозги и мы с ним просто существовали под одной общей крышей, возвращаться под которую сейчас нет ровным счетом никакого желания, но иногда - в те моменты, когда становилось на душе по-особенному паскудно и стремление рефлексировать о всем мирском никуда не отступало, я задумывался о том, что стану со временем точно таким же: потерявшим интерес ко всему кроме холодного дешевого пива по уцененке боровом, игнорирующим наличие семьи из жены и скольких-нибудь детей. возможно, именно по этой причине я не торопился обременять себя серьезными отношениями: боялся разочарования, поскольку так привык к похвале. и я, конечно же, не избегал случайных интрижек хоть с кем-нибудь: меня влекли девушки столько, сколько я себя помню, и мне повезло не иметь определенный типаж: узкой талии, милой улыбки и тонкого звонкого голоса вполне хватало для того, чтобы я очаровался. ни рост, ни вес, ни цвет волос или кожи - ничего из этого не имело значения, я влюблялся - точнее, загорался, заинтригованный и увлеченный чем-то новым и интересным, а потом перегорал со скоростью спички; я не привязывался и не подпускал никого слишком близко, и даже в этом мы с братом отличались - он нашел кого-то себе, какую-то девчонку, с которой мотался повсюду и которая к нему приклеилась банным листом (не скажу, чтобы хоть кто-то из них был против, но все эти милования - не по мне. ни тогда, ни сейчас), пока я довольствовался короткими связями без ебли мозгов и прочей сопутствующей полноценным отношениям ерунде.
[indent] ты выглядишь жалко. выглядишь наивно и жалко, и меня тошнит от этой лощеной картины, идущей сейчас рябью, как на новом телике, когда случаются проблемы с сигналом или чем-то вроде этого. знаешь, ракель, именно из-за таких как ты, свято верующих в честь, преданность и верность, и возникают проблемы; именно из-за таких как ты система, старательно выстроенная и направленная для охраны всеобщего мира, всеобщих прав и свобод, планомерно разрушается гораздо быстрее, чем тают ледники. я поражаюсь твоей непробиваемости, но она не вызывает уважения, я бы сравнил ее с ослиным упрямством и упорством. они - ослы - вот такие из-за своей природной тупости. из-за того, что эволюцию и господь бог их обделили, и я не виню их за это, а вот ты - что ведет тобой? отсутствие интеллекта? ну, раньше ты не оказалась мне недоразвитой, глупой или откровенно говоря тупой; сейчас - тоже, но я злюсь настолько сильно, что узнать уровень твоего айкью хочется практически нестерпимо. ты пытаешься быть такой правильно, талдычишь безостановочно о своей семье, о своем папаше, одним только упоминанием которого заебать успела нестерпимо. ты не приводишь ни одного аргумента, ты говорить все одно и то же и я даже с закрытыми глазами, ушами и в три часа утра, разбуженный внезапно посреди ночи, перескажу любую из твоих восхваляющих и обеляющих его тлетворный образ речей. ну, знаешь, с одной стороны я могу тебя понять: любимый папочка баловал единственную дочь с самого детства, давал все самое лучшее, дарил самые дорогие подарки, наверняка возил отдыхать на моря, а еще дал неплохую платформу для старта в творческой карьере. было бы странно, отвернись ты от него так легко и быстро, но твою, блять, мать, ракель - это уже даже не смешно. ты не способна привести ни один аргумент, чтобы заставить меня остановиться. все, что ты делаешь - упрекаешь меня, порицаешь меня, сравниваешь с грязью и ждешь чего-то - чего-то, что поможет ему лишиться обвинений и обелить репутацию. ты знаешь, я не отступлюсь. я вцепился в него настолько крепко, что доведу начатое до конца, пойду ко дну, если понадобится, вместе с ним, и подставлю самого себя столько раз, сколько потребуется, если это поможет делу. - да ладно, ракель, - я отмахиваюсь от твоих очередных обвинений, как от назойливой мухи, и смотрю в упор, готовый одним только взглядом тебя растерзать, - думаешь, я не знаю, что ты уже нашла мне замену? долго горевала, детка? - ты в чем-то права. я, может быть, и не знаю ничего о чувствах; я, правда, не влюблялся так сильно, как в тебя, но кое-что я все-таки знаю. люди, которые любят, которые твердят о любви так часто и постоянно ее упоминают, не поступают, как ты. я хотел вернуть все, ракель. хотел поговорить наедине, знаешь, не в полицейском участке, не в зале суда и не на очередном допросе, но ты сама лишила меня любой возможности это сделать. я даже знаю имя этого сучонка, эйбел, кажется? он вьется вокруг тебя тупым влюбленным щенком, кинешь палку - понесется, не сомневаюсь, и принесет не только палку, но и какую-нибудь вырытую кость, и тапки - и вылижет всю с ног до головы, лишь бы угодить. я видел его один раз, а еще один раз - вас вместе, и мне хватило этого, чтобы проникнуться к нему самой ядовитой ненавистью, которая только возможно, как будто он не ключ от твоего сердца нашел, а насиловал детей и отрезал головы котятам. в первый раз он выходил из твоего подъезда, улыбался от уха до уха и смотрел под ноги, иначе бы, заметив мой взгляд, наверняка запнулся. я стоял через дорогу, потягивал дешевый остывший кофе и пялился с остаточным любопытством сквозь стекла солнцезащитных очков. тогда я даже не знал, что вы вместе, но чуйка - гребанная выработанная особенность, проявившая себя так некстати - дала понять, что что-то тут не так. и я не ошибся, буквально через пару дней, когда я стоял на том же месте, подпирая одолженную у напарника машину, подпирал задницей нагревшийся под прямыми солнечными лучами капом, вы явились вместе. ты вышла из парадной, я помню, как сейчас, насколько хороша ты была в зеленом блестящем платье на тонких бретельках, в босоножках на высоченных каблуках, с золотом на шее и в ушах; он ждал тебя у двери, выкуривал одну за одной и волновался, явно нервничал. позади меня лежал перевязанный серебристой лентой букет пышных розовых пионов: благоухающих, молодых, только расцветших и стоящих чуть ли не половину прошлой зарплаты; он приехал с пустыми руками, но зато на тачке с откидным верхом, такой пижонской и уродливой (на самом деле, нет). ты улыбалась ему, поправляя распущенные волосы, позволила поцеловать в щеку, а я едва зубы в пыль не скрошил, сжимая зубы настолько крепко. букет отправится в урну - он не влезал сразу, и я вдавил его буквально туда огромными бутонами, пока редкие лепестки отрывались и падали на асфальт. вы не заметили меня, а я видел вас слишком хорошо, чтобы оставаться равнодушным. знаешь, что самое забавное, ракель? я не уехал. я продолжал стоят на парковке через дорогу. купил себе пива, целый ящик; поставил его на пассажирское сиденье и планомерно лакал в одно горло безостановочно. я злился, а еще жалел себя, а еще - ненавидел - тоже себя, за то эту трусость, за эту слабость, за то, что не осмелился пойти наперекор гордости и ворваться в твою гавань девятым валом. я просидел тогда по меньшей мере пару часов, до тех пор, пока вы не вернулись - и поднялись вместе. он припарковался у обочины, а моим желанием было вызвать эвакуатор и угнать эту тачку за пределы города. я смотрел, как за вами закрывается дверь подъезда, а потом - как зажигается свет в твоей квартире, в одной комнате за другой, и именно в тот момент что-то во мне не надломилось: что-то сломалось окончательно и бесповоротно. я пытался убедить себя в том, что мне - похуй, но не мог. воспаленный злостью и алкоголем мозг отказывался функционировать нормально и подбрасывал не самые приятные картинки, знаешь, я так легко представил вас в твоей спальне: тебя - со стянутым торопливо нижним бельем, его - суетливо стягивающим штаны и позабывшем о рубашке; на неразобранной постели, потных и влажных, стонущих и счастливых. потом бы, на утро, вы позавтракали вместе и вместе поехали бы в офис, в твою судию - вы ведь работали вместе, верно? я пробивал его по базе данных, пользуясь служебными полномочиями, и был этому абсолютно не рад. в ту ночь мне даже хотелось найти себе кого-нибудь, я вывалился из машины, но не успел сделать и пары шагов от нее: содержимое желудка попросилось наружу без стука, и я, цепляясь за кованные прутья невысокого забора, проблевался, на грани потерять все свои внутренности. и вот теперь - теперь ты стоишь и говоришь мне что-то о чувствах. говоришь, что я в них не смыслю, не понимаю, и ничего о них не знаю, и знаешь, я позволю тебе думать так и дальше, потому что эта мысль, по всей видимости, тешит твое самолюбие. - о каком времени, ракель? ты правда не понимаешь или только делаешь вид? ни о каком времени не может быть и речи. твой отец преступник, а я - полицейский, и моя работа заключается в том, что ловить таких, как он, если ты не знала. почему я должен отступить? потому что ты попросила? потому что он твой папочка? потому что - что, ракель? приведи мне хотя бы один аргумент или прекрати делать вид, что я - зло во плоти. потому что ты, может быть, так и не считаешь, но это действительно не так. потому что я просто выполняю свою работа - и стараюсь делать ее хорошо, и мне жаль, единственное, о чем я жалею - так это о том, что привязался к тебе. о том, что прикипел настолько сильно, что даже сейчас продолжаю цепляться, особенно тогда, когда тебе самой это от меня не нужно. я провожу ладонью по лицу, по уставшему и сонному лицу, прежде чем посмотреть на тебя вновь и попытаться успокоить. сделать вдох, выдох, что там еще рекомендуют психологи? - думаешь, я должен растрогаться? за кого ты принимаешь меня, ракель? я бы не нуждался в твоей защите, потому что я не занимался бы всей этой хуйней. я бы не позволил себе жить с золотой ложкой в заднице беззаконно, пока кто-то на эту ложку пашет годами и подыхает, так ее и не получив. мне не нужна такая защита. все, что мне нужно - правда. и не смей сейчас вновь говорить о моей лжи. мы оба знаем, для чего это все. |
[indent] но сейчас, прямо в эту минуту, ты стоишь передо мной - уставшая, измученная, в наверняка безумно дорогом платье от какого-то дизайнера, подаренного тебе перед выпуском очередного альбома с как минимум двумя хитами; с безукоризненным идеальным макияжем (разглядеть круги под глазами и первые мимические морщины не составляет никакого труда, и в меж ребер что-то противно екает, напоминая о себе); с все такими же высветленными волосами (блонд идет тебе безумно и я ни раз говорил тебе об этом тогда, когда все было хорошо; меня радует, что ты не вывела цвет и не вернулась, например, к натуральному темному). ты говоришь что-то, а я слышу тебя как будто сквозь толщу воды, пытаюсь разобрать слова, но первые предложения упорно проходят мимо, я не силюсь зациклить свое внимание на них и продолжаю тупо пялиться на тебя, пока твои тонкие длинные пальцы вплетаются в отросшие волосы и перебирают прядь за прядью, не касаясь кожи головы; я расслабляюсь в твоих руках, чувствую, как распрямленные от напряжения плечи чуть заметно подаются вперед, а усталость, о которой я не позволял себе даже думать в последние пару недель из-за бешеной занятости и наплыва новых дел, накатывает огромной теплой волной. я не касаюсь тебя, даже не предпринимаю ни единой попытки сделать этого, даже если тебе хочется, а ты, по всей видимости, ждешь только этого, потому что оставляешь, наконец, мои волосы в покое, хватаешься за руку и тянешь к своим губам. я скашиваю взгляд вниз, смотрю внимательно, не мигая, на то, как ты робко целуешь каждую выпирающую костяшку, не обращая внимания на сухость кожи, на ее грубость; а потом - потом раскрываешь ладонь и прижимаешься к ней горячей щекой, прикрывая глаза. я рефлекторно, даже практически не замечая этого, оглаживаю большим пальцем, пока на твоем лице не появляется улыбка, но сам стоически держусь, не проявляя ни единой эмоции, хотя хочется - безумно хочется. например, перестать стоять истуканом, безмолвной и бездыханной практически мраморной статуей, невесть откуда взявшейся на этой крохотной кухоньке; например, перенять инициативу и не позволить тебе отстраниться, сделать шаг назад и разрушить этот хрупкий момент умиротворения, эту пародию на идиллию; например, приблизиться, пойти навстречу и вернуть свою ладонь на твою щеку, а вторую устроить на талии - там, где ей самое место, там, где она ощущается так правильно, чтобы притереться еще ближе, чтобы грудью к груди, ощущая твое заполошное сердцебиение даже сквозь ткань твоего декальтированного платья и моей рубашки; например, вжаться губами - в твои, полные, чувственные, увлажненные темной помадой и влажно блестящие, не позволяющие оторваться от них ни на секунду; ты облизывалась безостановочно практически весь вечер, неосознанно и наверняка не специально, а меня клинило каждый раз от желания сделать это с твоими губами за тебя, у меня ведь неплохо получается. и сейчас помады практически не осталось, ты съела ее, но я, если бы сделай шаг навстречу - наверняка уловил бы химозный запах шоколада и каких-нибудь пряных орехов; а еще, определенно точно и без всяких сомнений, я оттеснил бы тебя к какой-нибудь вертикальной поверхности, знаешь, чтобы ты нашла опору, потому что мои руки откровенно дрожат, даже на твоем теле, от волнения и предвкушения, от осознания того, что ты не сопротивляешься, не пытаешься оттолкнуть, как в прошлый раз, а смиренно ждешь чего-то в попытке довериться вновь. и кто помешает мне это сделать? эта игра в кошки-мышки - твоя прерогатива, я привык бегать за тобой изо дня в день из недели в неделю, я готов был делать это на постоянной основе, но теперь - устал, потому что ты не даешь гарантий. ты манишь пальчиком и острым колким взглядом, ты тянешь губы в мягкой улыбке, а потом шипишь разъяренной кошкой, ты не обещаешь мне ничего, не даешь даже намека на то, что у нас что-то может получиться, не склоняешь чашу весов в мою сторону и без устали только и делаешь, что напоминаешь обо всех ошибках. ты катаешься на этих качелях даже сейчас, тебе не хватает близости и ты отстраняешься от меня, ты намекаешь - на взаимность, о которой я так долго грезил, и тут же как будто обрубаешь все на корню, поджимая губы и отводя в сторону глаза. я отворачиваюсь. позволяю всполоху яркого света ослепить всего на мгновение - молния прицельно бьет над крышей соседнего дома, а следом за ней начинает гулко громыхать где-то вдалеке. неудивительно: в такую жару дождь - единственное спасение. скулы сводит от напряжения, в плече тянет забитую мышцу, нуждающуюся в расслаблении, но мне нужно время, я не решаюсь взглянуть на тебя так скоро, потому что боюсь не сдержаться. злость, остаточная, но все такая же ядовитая, клубится где-то на уровне желудка стайкой маленьких змеек, шипит в стремлении ужалить побольнее, вогнать под кожу несколько капель токсичности и дать понять: не одна ты страдала все это время, не только тебе приходилось изнывать. и я знаю - я выгляжу так жалко сейчас. в свои полные тридцать пять я такой немощный и такой слабый перед тобой, раскрытый и обнаженный - фигурально, разумеется - и мне все равно, понимаешь? ты ведь хотела честности - вот она, получай. бери, не стесняясь, я в твоем расположении отныне и на века. ладонь ложиться на затылок, я сжимаю в пальцах отросшие волосы, до острой боли прямиком в мозг, поджимаю губы - тонкие и сухие - точно так же, как ты, и едва удерживаюсь от этого идиотского, но все равно любимого, приема мишель - посчитать до десяти. срабатывает каждый раз, если ей верить; я на себе не пробовал, не проверял, десять секунд - слишком долгое время, непозволительно большое для меня; так что я, сделав один глубокий вдох полной грудью и не менее глубокий выдох, возвращаю все внимание к тебе. ты стоишь все так же аккурат напротив, опустив голову, как провинившаяся школьница, и это зрелище заставляет сердце невольно дернутся в груди, как попавшую в силки птицу, трепещущуюся в попытках освободиться. я обхватываю пальцами твой округлый мягкий подбородок пальцами, вынуждая поднять голову и взгляд - тоже - на меня; оглаживаю осторожно нежную кожу, касаюсь едва заметно, и сам не дышу практически: в прошлую нашу близость, когда мне хватило ума схватить тебя, как тряпичную куклу, зажать в углу и поцеловать, как в последний раз, кусая жадно и вылизывая твои губы, все было по-другому. ты смотрела на меня со страхом, обидой, злостью и горящей, полыхающей на дне зрачков ненавистью; я тогда испугался сам, пожалел о своем поступке практически моментально, потому что повторил свою главную ошибку в очередной раз: подорвал твое доверие, ну и пал в твоих глазах еще ниже, хотя, казалось бы, куда еще ниже. сейчас ты гулко сглатываешь и я коротко хмыкаю, дергаю уголком губ, сдерживая улыбку, и смотрю сквозь прищур, разглядываю в приглушенном практически до минимума свете кухни и смотрю на тебя чуть с высоты: разница в росте между нами минимальная, но сейчас она почему-то ощущается как-то особенно сильно. будто то расстояние, которые сложилось между нами спустя все то дерьмо, что я натворил, увеличилось даже здесь. ты говоришь о парне, а это заставляет меня напрячься - всего лишь на миг, и я уже готов - дай только отмашку - сделать все, чтобы увести тебя, отбить, вернуть себе, пусть ты мне никогда по-настоящему и не принадлежала. но ты продолжаешь, и я усмехаюсь - вновь. - ты заставляешь меня нервничать, ракель, я начал ревновать, - и пусть звучит это как шутка, но мне сейчас совершенно не смешно. я отталкиваюсь от столешницы, о которую опирался до этого, позволяю пальцам соскользнуть с твоего подбородка и, обойдя тебя стороной, шагаю в сторону выхода из кухни: еды нет, ужинать ни ты, ни я сегодня, по всей видимости, не собираемся, так что делать нам здесь больше нечего. я цепляю твою ладонь, переплетаю уверенно наши пальцы и едва ли не на ощупь добираюсь в гостиную, игнорируя подсветку в узком длинном коридоре. ты ступаешь, босая, следом, и ступаешь осторожно и бесшумно, не отстаешь ни на шаг и в какой-то момент даже касаешься своим плечом моего предплечья. в комнате светлее; окна не зашторены, жалюзи подняты, и свет от включенных уличных фонарей мягкими теплыми лучами лижет низкий ворс темного ковра. я довожу тебя до широкого дивана в центре гостиной, жду, пока ты усядешься на него, вытянув стройные ножки вперед, и усаживаюсь рядом, только на пол; опираюсь головой о бортик сиденья, чтобы удобнее было смотреть на тебя сквозь растрепавшуюся челку; - я буду откровенно честен с тобой до последнего. наверное, я недостоин тебя, ракель, и тебе стоило бы уйти еще в баре, - я буду правдив и честен, не сомневайся, потому что это то, чего ты ждешь от меня; это то, чего я хочу сам на самом деле. я тебе не подхожу; я буду возвращаться к этой мысли из раза в раз, я не смогу избавиться от нее, наверное, никогда, и эта неуверенность - ее не искоренить. я не собираюсь опускать руки и скулить щенком в темном углу, когда ты поймешь, что встретила кого-то многим лучше меня; я не буду хвататься за тебя, не буду пытаться удержать, потому что желаю тебе счастья, настоящего, полного, глубоко - особенно после всего того дерьма, которое привнес в твою жизнь. я отпущу тебя и вернусь в свою раковину, в свой крепкий прочный панцирь, когда-нибудь - обязательно женюсь, скорее всего на какой-нибудь сентиментальной простушке-домохозяйке или медсестре, с которой буду пересекаться только поздним вечером и ранним утром, которой будет все равно на то, где я пропадаю и почему я не отвечаю на звонки, находясь на службе, ведь сам факт брака будет для нее решающим: еще бы, на пороге-то сорока лет за кого угодно выскочишь и рот открывать не будешь. я не буду покупать твои песни в айтюнс, не буду смотреть твои фотки в инстаграме, даже не замечу, когда твой профиль обретет голубую галочку верификации; я не буду вспоминать тебя и те редкие моменты настоящего, подлинного счастья; я не буду сравнивать тебя с той, кто будет терпеть меня; не буду считать тебя лучше и, блять, даже сейчас я нечестен - теперь уже с самим собой, потому что ты, ракель, лучшее, что случалось со мной в этом дерьме, именуемом жизнью, и даже если ты уйдешь, я все еще буду принадлежать тебе - истлевшей душой и гнилым сердцем. - тебе действительно стоило бы возненавидеть меня, наверное, так было бы гораздо проще, не находишь? - я улыбаюсь, но радости в этой улыбке - мало; она - вымученная, исстраданная, и я предпочитаю стереть ее со своего лица так же быстро, как непроизвольно растянулись в сторону уголки. - но я бы все равно не оставил тебя в покое. я говорил это, ракель, и говорил не один только раз. я погряз в тебе так глубоко, что уже не выбраться, я люблю тебя и никогда не перестану, и пусть ты сомневаешься - это нормально, это правильно, - я усаживаюсь поудобнее, а потом пускаю руку между расслабленными икрами и диваном, чтобы обхватить твои ножки, придвинуть к себе ближе и уткнуться подбородком в острые голые коленки. чувствую, как твоя кожа начинает покрываться мурашками, маленькими ровными точками от бедер и до самых щиколоток, и я не могу отказать себе в этой мелочи, не могу сдержаться, и целую - в самую коленную чашечку, не отводя взгляда от твоего; смотрю в упор, прижимаясь плотно губами, и только когда ты испускаешь какой-то напряженный вдох, решаю договорить, - я сделаю все, чтобы ты поверила мне вновь. только помоги мне, ракель, без тебя я не справлюсь, - дай нам шанс. позволь себе открыться вновь и, клянусь, ты не пожалеешь. ты не будешь больше душить себя рыданиями в ночи, больше не будишь прижимать к лицу мокрую от слез подушку, чтобы никто не услышал твоих всхлипываний; не будешь использовать тонны косметики и фильтры в социальных сетях, чтобы скрыть оттеки и синяки под глазами, потому что я заставлю тебя улыбаться на постоянной основе; я стану поводом, по которому твое сердце будет сходить с ума от любви, а не от отчаяния; поводом, по которому оно не будет больше раскалываться на части. я укладываю голову на колени, продолжая прижимать ноги к своей груди, массировать мягко, надавливая пальцами в попытке - абсолютно неосознанной - расслабить. - не уходи, - я мог бы добавить «сегодня», но этого так мало, буду откровенным: мне не хватит рядом с тобой и целой вечности. - останься со мной, ракель. может быть я тороплюсь, но мы потеряли так много времени, - а я не хочу больше ни дня проводить без тебя рядом.
y o u k n o w
b a b y i c a n s e e u s i n t h e r e a l l i f e
y o u k n o w , y o u g o t
got me losing all my cool