did you know you saved me?

Страница: 1

Сообщений 1 страница 3 из 3

Поделиться12021-05-22 20:56:42

Автор: ignat
Администратор
Сообщений: 143
Уважение: +2

Поделиться22021-10-01 01:01:07

Автор: Kate Toller
Администратор
Сообщений: 1
Уважение: +0

N O W

[indent] сандра не глушит мотор, как будто не сомневается в том, что я передумаю; и она даже не подозревает, насколько я близка к тому, чтобы пристегнуться - ремень безопасности отныне всегда пересекает грудь, когда я оказываюсь на пассажирском сиденье, и неважно, переднее оно или заднее - никто из друзей не смеется над ставшей въедливой привычкой, а на хмыканья и хихиканья водителей такси и новых знакомых я не обращаю никакого внимания. она смотрит на меня пристально, не отводил взгляда своих хитрых зеленых глаз, но молчит; не слышно ничего, кроме тихого, утробного рычания двигателя; даже за окном сплошная тишина, но оно и не удивительно. родители бы никогда в жизни не согласились бы приехать со мной сюда; просить кого-то чужого мне было неловко, потому что пришлось бы объясняться, для чего я нуждаюсь в компании, а сандра работала в магазине электроники и трудилась в нем по строгому графику; она не могла вырваться в любое удобное для меня время, и мне пришлось ждать ее до самого закрытия, сдачи кассы и подключения сигнализации. потом выяснилось, что у нее практически пустой бак, и мы полчаса добирались до ближайшей заправки в одну сторону, а потом полтора - в другую, и все ради того, чтобы в двадцать один : сорок семь - я скашиваю взгляд на приборную панель, подсвеченную искусственным светом изнутри, и вновь смотрю в сторону подъездной двери - оказаться во дворе твоего дома. я знаю, что терпению подруги совсем скоро придет конец: она недавно вышла из отношений, и разрыв был тяжелый; я пережила его практически на себе, потому что таскаться вместе с ней по вечеринкам и ночным клубом приходилось достаточно часто. сандра искала поводы забыться, а я надеялась на то, что мою память больше никогда ничего не покинет, и отчасти ей завидовала: хоть она и кляла, на чем свет стоит, своего бывшего, инициатором расставания стала она. ей не хватало свободы, не хватало воли, эмоций, страстей и драмы. ее жизнь казалась ей пресной и скучной, а у меня в голове не укладывалось: и что в этом неправильного? что ей не нравится? неужели вечер в компании своего любимого человека намного хуже и нестерпимее бессонной ночи в людном клубе, в который часть людей ходит чтобы обдолбаться, часть - снять кого-нибудь на ночи, часть - надраться в хлам, и только пара человек - потанцевать и расслабиться? неужели бары и круглосуточные забегаловки, дряной кислый ужин в них и дешевое теплое пиво приятнее, чем поедание какой-нибудь совместно приготовленной или, на крайний случай, разогретой еды в компании того, кто не заставляет сердце биться чаще, а дарит ощущение уюта, спокойствия и безопасности? я бы отдала многое, чтобы иметь то, что имела она, потому что я - я тоже переживала расставание, но меня не кидало из одной крайности в другую. я не пыталась игнорировать тебя, не избегала твоего общества, не вычеркивала тебя из своей жизни и кивала головой при каждой встрече в качестве приветствия или прощания; я не строила из себя обиженную и не кривила нос в высокомерии, но ты в этом не нуждался. ты делал вид, будто между нами никогда ничего не было. ты старательно пялился в противоположную от меня сторону, нарочито громко разговаривал с друзьями, лишь бы не слышать, что говорю я, лишь бы избежать соблазна среагировать. и это, наверное, логично, ведь о расставании тебе сообщила я. это не было совместное принятое решение; просто в один момент я тебе отказала. и, да, можно считать, что во всем виновата я. бросила, кинула, избавилась - подбирай любой синоним, останавливайся на том, который понравится больше; но, послушай, подталкивал к этому меня же ты? я сделала то, чего ты хотел и чего ждал от меня - оставила тебя в покое. ты так старался убедить меня в том, что рядом с тобой мне ничего хорошего не светит; так упоенно рассказывал о том, что испортил мою жизнь и пытался заставить поверить в меня это, и в один момент я сдалась. я готова была бороться за нас, но стоит ли хоть чего-то борьба в одиночку? возможно ли выстоять против целого мира, если у тебя за спиной нет опоры? пока я пыталась вытянуть то, что осталось от наших отношений, ты старательно тормозил меня, подкладывал камни, рыл ямы и толкал в них без промедления. и я слабая, лео. я всегда было слабой, ведомой и мнимой; мне ничего не стоит поверить в любое твое слово: мое доверие к тебе безгранично, и ни один твой поступок никогда не сможет его подорвать. и я помню, я так хорошо помню, что ты сказал мне в один из тех вечеров, когда я пыталась ухватиться за тебя перед тем, как поняла, что в этом нет никакого смысла. ты сказал: «я, в сравнении с тобой, помню все, что между нами было и я помню, что ничего хорошего там не было, кейт», и эти слова невидимыми чернилами выбиты на самом сердце. ты говорил это, не думая о том, какой неизгладимый след оставишь; говорил, не пытаясь уберечь меня от терзаний; говорил, пока я молила о любви, пока просила ее - говорил и отказывал. потому что ничего хорошего там не было. и я допустила мысль, что, наверное, где-то ошиблась, тогда, до аварии. разонравилась - разлюбил. это нормально. человеческие чувства не вечные, они имеют свойство истончаться, и я не собиралась обвинять тебя в том, над чем ты не властен; я только хотела дать нам еще один шанс, хотела попытаться, приняв за чистую монету каждое воспоминание, связанное с тобой. но я не могла влезть в твою голову и прочувствовать то, что принадлежало тебе, на себе; мне казалось, что все - идеально, что все встанет на свои места, и по началу я думала, лео, что даже твои визиты в клинику во время процесса моей реабилитации только для того, чтобы однажды начать все сначала. думала, что твоя любовь настолько велика, что ты смог бы познакомить меня с ней вновь, но потом, когда я призналась тебе, когда рассказала о том, что узнаю тебя в своих снах и картинках из прошлого, настигающих неожиданно, ты разбил все мои ожидания, и вернувшись домой после последнего нашего разговора - не туда, куда ты звал меня с собой, а под крышу отчего дома, я не смогла не заплакать. это не любовь была велика. это не любовь заставляла тебя быть рядом. это не любовь приводила тебя ко мне, глупой и, по всей видимости, слепой; это - неизгладимое чувство вины, от которого ты старался избавиться и которое хотел искупить. я простила, я давно простила, и на самом деле, никогда не держала зла; но одних слов мало, не так ли? ты, возможно, нуждался в каких-то моих действиях, серьезных, вдумчивых, решительных, и я осмелилась на одно такое. и именно поэтому сейчас я сижу в машине сандры, теплой, темной машине, смотрю в окно, а в моих руках - набор металлических ключей на связке с маленьким брелоком. - если хочешь, я сама схожу, - я будто забываю о том, что нахожусь в автомобиле не одна, и невольно вздрагиваю, когда ладонь сандры опускается на мое колено и касается в прорези узких черных джинсов голой коленки. я качаю головой из стороны в сторону, беспомощно не способная вымолвить ни одно слово. это наше с тобой дело; и, чтобы начать двигаться дальше, и тебе и мне нужно разобраться со всем самостоятельно. мне стоило действительно стоило приехать раньше, на следующий день или через пару дней после нашего расставания, а не растягивать ожидание практически на три недели. за это время произошло многое, а может мне так только чудится из-за того, сколько я успела пропустить. ни один день я не провела в своей комнате с утра до вечера: я вернулась к работе в цветочной лавке, занималась мелкими хлопотами вроде уборки или приемки цветов, собирала заказы только иногда, крайне редко, если у хозяйки магазинчика совсем не хватало времени или если она пребывала в положительном расположении духа (такое, к сожалению, бывало не часто); после работы в выходные я заезжала к кому-нибудь из друзей: проводить субботу и воскресенье компаниями вошло в привычку, и чаще всего пересекались те, у кого не было второй половинки. так некоторые сходились между собой на время, а некоторые - навсегда. я появлялась на таких маленьких квартирниках чаще, чем просто в уикенд; и ты тоже бывал на них, но потом твои визиты становились реже, и вскоре вовсе сошли на нет. я подумала, что, возможно, ты избегаешь моего общества, а потому приезжаешь тогда, когда не могу я, но приятели рассказывали, что ты не приезжаешь совсем, и я решила, что ты, скорее всего, уже нашел себе кого-то, с кем проводить время намного приятнее, чем с бывшей девушкой, с которой не связывает ничего хорошего, и от которой на всю жизнь остался бледно-розовый шрам вдоль правой половины лица. и я - я порадовалась. от всего сердца, лео, порадовалась за тебя; ты достоин счастья, дальше больше, чем многие из нас, и если я не могла тебе его дать, то надеялась, что у кого-то точно получится. так что, сейчас я просто надеюсь, что не помешаю тебе или, наверное, правильнее будет сказать - вам - своим внезапным и внеплановым визитом, но ключи от твоей квартиры все еще у меня, а часть моих вещей, по словам сандры, так и осталась у тебя. не то, чтобы мне они сильно нужны, но я хочу забрать себе все, что может напомнить о жизни до аварии. кто знает, может я вспомнила не все, и есть еще что-то, что сейчас является загадкой? - я поеду домой на такси, можешь не ждать, - я говорю невпопад. сандра округляет рот, приоткрывая пухлые губы, и хочет было возразить, но я ее опережаю; - все будет в порядке, сандра, пожалуйста. я напишу тебе, когда буду дома, обещаю, - голос трагично надламывается на просьбе, и подруга сдается; я понимаю, почему ей не нравится эта идея. в прошлый раз, в нашу последнюю настоящую встречу, она была той, кто провел со мной ночи, путая пальцы в волосах и поглаживая содрогающуюся спину; она переживает за меня, наверное, как никто другой, и я не хочу напрягать ее постоянно, не хочу заставлять волноваться еще больше, чем она итак это делает. в конце концов, она неуверенно кивает, закрывает рот и отворачивается от меня, чтобы не сказать что-нибудь еще. включает ближний свет фар и включает скоростную передачу: это становится знаком для того, чтобы я вышла, наконец, из салона ее машины, и я больше не медлю. в этом районе красивые высотки, а еще хорошие чистые тротуары и много зелени вокруг, но мало света. я трусливо смотрю по сторонам, включаю фонарик на телефоне, чтобы подсветить, и не теряя ни минуты шагаю настолько быстро, насколько только получается, к подъездной двери. она оказывается запертой, но у меня есть код, и я пользуюсь им, хотя, наверное, нужно было нажать на кнопку вызова уже сейчас. в подъезде горит свет, датчик движения реагирует мгновенно. твоя квартира не на самом высоком этаже, но я все равно вызываю лифт, чтобы не запыхаться, пока дойду; хочется иметь в запасе еще немного времени, чтобы собраться с мыслями, но для этой цели мне не хватит и целого века. как жаль, что не получится просто зайти, забрать все нужное, и уйти, не говоря ни слова - так было бы намного проще и мне, и, я уверена, тебе. но знаешь, о чем я жалею еще больше, лео? я жалею о том, что не могу остаться. мне бы так хотелось открыть ключ дубликатом ключей, тех, что ты приобрел специально для меня, чтобы я считала эту квартиру настолько же своей, насколько твоей; чтобы не было этого тривиального разделения мой-чужой; чтобы не приходить изредка, украдкой, а задержаться, желательно, навсегда; чтобы ты встречал ожидающе, с долгими, томительными объятиями, мягкими поцелуями; чтобы смотрел ласково и расслабленно, чтобы не думал, что стоит сказать, чтобы не выбирал выражения, а оставался собой, таким, каким я когда-то тебя знала. и мне самой не хочется напрягаться; хочется не ждать осуждения или непонимания, но я боюсь даже сказать тебе об этом, потому что не могу предугадать твою реакцию - больше нет. к сожалению, вместе с хорошими воспоминаниями пришли и плохие, и я помню, что между нами было, не только в сиянии радужного света. я помню то напряжение, которое душило и отравляло; помню перебранки, помню ссоры, помню сцены сцены ревности; помню, каким нервным ты становился и помню, как часто это бывало. я не могла найти к тебе подход, не знала, как успокоить; моих слов тебе было мало, ты не хотел слышать и видеть очевидное, предпочитал выдумывать что-то и верить в плод воображения, в котором я обязательно найду кого-то лучше, чем ты; в котором я уйду от тебя; в котором оставлю, не жалея ни о чем. что ж, лео, практически это и произошло, вот только я не нашла тебе замену, даже не искала. меня не интересовали новые знакомства, я избегала любой возможности быть втянутой в какую-нибудь новую любовную авантюру, потому что на подсознательном уровне обзавелась привычкой сравнивать тебя с остальными.

E A R L I E R

[indent] - на прошлых выходных вышел фильм, о котором говорил эш. сходишь со мной? я заеду за тобой после пяти, - саймон не оставляет даже иллюзию выбора. он опирается обеими ладонями о прилавок, пока я раскладываю по размерам в зависимости от цвета и материала коробки для будущих букетов; он заткнул за ухо сигарету, которую даже не раскурит, потому что придерживается здорового образа жизни, и мне интересно, зачем он таскает с собой целую пачку самых крепких и не самых дорогих; перед ним лежит разблокированный телефон, и я краем глаза замечаю открытый план зала какого-то кинотеатра. он выбирает места, даже не дождавшись моего ответа, уверенный в согласии, и это уже начинает откровенно злить. я знала, что нравлюсь ему: с тех пор, как мы перестали с тобой общаться, он начал крутиться рядом примерно всегда - заезжает сюда, в цветочную лавку; забирает из дома, чтобы подвезти, хоть я и не прошу его об этом никогда; таскается на все небольшие посиделки, чтобы прилипнуть рядом и перекинуть вальяжно руку через мое плечо - мне никогда это не прельщало и скорее даже доставляло дискомфорт, но что-то не позволяла сказать слово против. я не боялась его абсолютно, но каждый раз как будто впадала в ступор. мне не хотелось привлекать лишнее внимание к себе, не хотелось, чтобы кто-то видел, что я нуждаюсь в помощи и поддержке, не хотела, чтобы кому-то приходилось вмешиваться, чтобы дать саймону понять - я ему не рада, и я молчала. делала вид, что мне все равно, не кривила в недовольстве лицо, не дергалась, но и не поддавалась навстречу, и никто никогда не узнает, что я надеялась на то, что в один момент ты не выдержишь. мне казалось, лео, что тебе это все не нравится так же, как и мне, и не один только раз я задерживала на тебе свой взгляд дольше обычного, безмолвно умоляя избавить меня от навязчивого поклонника, но ты не лез, ты не обращал никакого внимания и не пытался понять меня, все еще глубоко оскорбленный или обиженный. я бы позволила тебе многое: влезть, встрять нагло, что-нибудь сказать или что-нибудь сделать и дать понять, что ты не оставишь меня тогда, когда я больше всего нуждаюсь в этой защите. я не могла заговорить о таком, ведь это глупо: ни мне, ни моей безопасности ничего не угрожало. саймон, хоть и настойчивый, но безобидный. он не навредит даже несчастной маленькой мошке, но слабому перед одним твоим существованием сердцу этого не объяснишь. однажды я заговорила об этом с сандрой. она недовольно поморщила нос - ей саймон тоже не нравился; было в нем что-то отталкивающее; и она не заставила себя долго ждать. стала моим верным телохранителем и постоянно ограждала меня от него буквально физически, садясь между, а не рядом, отвлекая беседами, перебивая и игнорируя, но она не могла быть рядом со мной всегда, и вот в такие моменты, как сейчас, я терялась. - извини, я не смогу, - он даже не отрывается от разглядывания своего экрана, угукает в знак того, что услышал, а потом отвечает, практически сразу, предлагая: - что насчет завтра? у тебя ведь выходной? - и я вопросительно вскидываю брови, потому что, серьезно - он выучил мой график? не слишком ли настойчиво? - нет. и послезавтра тоже никак. и в любой другой день - тоже, - мой голос не дрожит и впервые за последнее время звучит настолько уверенно; я не спрашиваю и не сомневаюсь, и интонация заставляет его оторваться от смартфона. он в непонимании хмурится и приоткрывает было рот, чтобы что-то сказать, а потом отрывает руки от гладкой матовой стойки, сделанной из цельного дерева. его широкая ладонь ложится на затылок; саймон перебирает длинноватые рыжие пряди, завитками поднимающиеся к затылку, и ткань его тонкой ветровки тихо шуршит, пока он пытается подобрать правильные слова. вторя рука, свободная, тянется к моей, и я замечаю вовремя, чтобы успеть сделать шаг назад и избежать телесного контакта. я подхватываю сложенные одна в другую прямоугольные серебристые коробочки с перевязанными через горловины атласными лентами, отставляю их под прилавок и закрываю стеклянной дверцей, чтобы не запылились. - но почему? ты мне нравишься, кейт, и я подумал, что мы могли попробовать. ты ведь не в отношениях сейчас, я знаю, - и это паршиво. так паршиво, что об этом знают абсолютно все в нашем окружении, потому что расставания в кругу друзей никогда не проходят бесследно. тяжело появляться в местах, в которых всегда были вместе, по отдельности, и натыкаться на сочувствующие или любопытствующие взгляды. тяжело отвечать на одни и те же вопросы безэмоционально. тяжело улыбаться мягко и беззлобно, ведь никто не виноват в случившемся. саймон, видимо, оказался слишком невнимательным зрителем развернувшейся драмы, если решил, что может попытаться занять твое место так скоро: у него ни черта не получится, и мне так хочется дать ему понять это в жесткой манере, хочется нагрубить и попросить убраться как можно дальше и, желательно, навсегда, но я не могу. я поджимаю скупо губы, не улыбаюсь в ответ и не пытаюсь смягчить свой гнев, когда он так невинно хлопает глазами, упоминая разрыв с тобой. - навряд ли лео был бы против, - и - и я буквально давлюсь воздухом в своих легких. он что, говорит это на полном серьезе? потому что звучит максимально убого; так, будто я - твоя бывшая собственность, переходящая из рук в руки. это унизительно; и я даже не до конца понимаю, кого он пытается оскорбить этим сильнее - меня или тебя; - я к тому, что - саймон все не затыкается и, кажется, не планирует прерывать свои идиосткие рассуждения, - он, если бы нуждался в тебе, то постарался бы вернуть, что у вас было, не так ли? но он этого не делает. вывод напрашивается сам собой, кейт, - ему не нужно договаривать, я все могу прочитать по этой недосказанности, могу сложить буквы и слова в одну полноценную фразу, дробящую мое сердце на острые куски: он больше тебя не любит. и я знаю это. кому как не мне знать? но знать и слышать от кого-то другого - разные вещи, неравноценные по своей значимости. и, если я пыталась убедить себя в том, что ты просто не хочешь быть назойливым и навязчивым и даешь мне время на то, чтобы подумать обо всем еще раз, то со стороны виднее: ты отказался. ты отрекся, согласился с предложенным вариантом, смирился с поставленной точкой и пошел дальше, пока я продолжаю топтаться на месте и думать о тебе ежесекундно. - просто заткнись, ты делаешь только хуже, - не узнаю свой голос со стороны; низкий, угрожающий, будто я готова давать отпор не только словесно, но и физически, если потребуется, и предупреждение срабатывает, как надо. до саймона, кажется, доходит, что он - нежеланный гость; он отступает, прячет руки в карманы ветровки и шагает к выходу спиной, не отводя от меня своего грустного взгляда. - перестань жить прошлым, - говорит он напоследок невпопад, не отвечая ни мне, ни продолжая начатую и практически законченную им же мысль, пока я сдерживаюсь с трудом от порыва ответь - это единственное, что удерживает меня на плаву. мое прошлое было счастливым, намного лучше, чем настоящее, и я бы отдала все, чтобы вернуться в него. я жалею о том, что вспомнила все, что со мной было раньше, ведь теперь могу сравнивать, и ничего хорошего попросту не осталось. проще было бы начать новую жизнь, оставив и счастье, и грусть на предыдущей странице, но никто меня не спрашивал, чего я хочу и в чем я нуждаюсь; мой разум решил за меня, а ты был с ним солидарен, и пока расплывчатые истории в сюжетных картинках всплывали неразборчивыми очерками один за другим, ты вколачивал собственноручно гвозди в крышку моего гроба, так холодно пытаясь удержать на расстоянии. я бы действительно хотела не вспоминать. осталась бы в забытии, потому что сейчас мое существование бесцветное и унылое, серое и безрадостное, а еще - лишенное смысла; я не чувствую интереса ни к чему и симулирую каждый день на протяжении последних нескольких месяцев, только делая вид, что все в порядке, хотя это совсем не так.

N O W

[indent] мне следовало бы открыть дверь своим ключом, чтобы воспользоваться им по назначению в последний раз, но я отчего-то медлю. это кажется неправильным, будто я врываюсь в чужую жизнь без приглашения и пытаюсь обосноваться в ней без разрешения. а ты ведь так тщательно, так старательно и щепетильно охраняешь личные границы и свою зону комфорта, не пуская до черты дозволенного никого. ты не самый общительный человек на свете, скорее - замкнутый и апатичный, но я полюбила тебя когда-то именно таким, пониманием заслужила доверие и возможность быть рядом всегда и везде; но сейчас все не так, и я не знаю, имею ли право пользоваться привилегиями, которых меня решили слепые обстоятельства. я склоняюсь больше ко второму решению, а потому неуверенно стучу в тяжелую металлическую дверь. на ней нет никаких опознавательных символов: ни звонка, ни глазка, ни номера. даже таблички с фамилией жильца рядом нет; одна часть моей натуры, трусливая и перепуганная до смерти, надеется, что за дверью никого не окажется и что я смогу вернуться домой, а другая требует быть настойчивее и постучаться еще раз, только погромче, но это не требуется. никаких шорохов не слышно, звукоизоляция здесь - превосходная. просто в какой-то момент что-то щелкает систематично, и я понимаю, что это прокручиваемый звонок. потом дверь приоткрывается, удерживаемая короткой цепочкой, и я ловлю на себе твой взгляд - не удивленный и не потерянный; тебя невозможно застать врасплох и я не удивлюсь, если узнаю, что ты знал о моем визите заранее или видел, как я выхожу из чужой машины возле твоего подъезда. я улыбаюсь робко и неуверенно, сжимаю в ладони ключи так сильно, что неровные края впиваются в нежную кожу до ощутимой боли. ты смотришь недолго, а по ощущениям - целая вечность, и между нами тишина настолько оглушительная, что хочется ее прервать незамедлительно. я не успеваю ничего сказать, когда дверь закрывается и мне на секунду кажется, будто это конец. ну, мало ли - ты настолько сильно не хочешь меня видеть, что даже не пустишь на порог; но дверь открывается сразу, на этот раз - шире, и ты позволяешь мне пройти, отходя вглубь квартиры. я теряю былую уверенность, переступаю с ноги на ногу, поправляю сползающий ремешок сумки с плеча, спрятанного под не по размеру сидящей огромной джинсовки - я не помню, откуда она в моем гардеробе и почему пахнет вкусно чужим парфюмом, но сейчас, когда оказываюсь на твоей территории, когда чувствую запах, пропитавший все вокруг, понимаю - она твоя. невольно вспыхиваю щеками, отвожу в сторону взгляд, не силясь смотреть в твои внимательные глаза. ты внешне - само спокойствие. расслабленный, хладнокровный, тотально равнодушный, с разведенными широко плечами и мерно вздымающейся под тканью футболки грудью; взъерошенный и босой. я натягиваю рукава джинсовки еще ниже, до самых пальцев, хотя стоило бы снять и отдать, она мне ни к чему больше, хоть и ощущается на теле так правильно, так мягко - несмотря на грубую ткань - и комфортно. - привет, - молчание затягивается, и нужно начать с чего-то другого; я понимаю это, когда здороваюсь; слово звучит таким нелепым, таким неуместным - мы, наверное, никогда не здоровались раньше, избегая глупых формальностей, и поэтому сейчас все такое чуждое, - я, наверное, не вовремя, - мы все еще стоим в прихожей; ты не приглашаешь пройти ни в одну из комнат и держишь у даже еще пока незапертой входной двери, и я чувствую на физическом уровне, насколько мне здесь не рады, - но сандра сказала, что у тебя остались мои вещи. могу я их забрать? - я делаю вдох и выдох, тяжелый, опустошающий, настолько глубокий, что в висках начинает стучать, а голова кружится; - говорят, предметы помогают вернуть некоторые воспоминания, а мне кажется, что я вспомнила не все, и я подумала, что это может помочь, так что - я не знаю, зачем оправдываюсь перед тобой. тебя не должно это касаться, ты даже не выглядишь заинтересованным, и я замолкаю, смущаясь неловкости, возникшей между нами как по щелчку пальцев, еще больше. мне и правда не стоило приходить. нужно было написать какое-нибудь короткое сообщение с просьбой собрать все в какую-нибудь коробку и оставить у двери; а я бы сама забрала, чтобы не пересекаться лишний раз, но я не была уверена, что ты ответишь и сомневалась в том, что хотя бы прочитаешь сообщение. все стало таким неопределенным, и мне так сложно справляться с этим, но я знаю, не забываю никогда о том, что и тебе - нелегко. заложником сложившейся ситуации была не только я, но и ты; и в то время, как я познавала мир заново, едва открыв глаза после всех операций, ты продолжал терзать себя ответственностью и чувством вины. ты не искал оправданий и не пытался свалить все на волю случая, но хуже всего то, что рядом не оказалось никого, кто мог бы тебя поддержать. не оказалось никого, кто сжал бы тебя в объятиях и утешил, в то время как вокруг меня кружились абсолютно все: родители, друзья, знакомые - и даже ты сам. я боюсь представить, насколько трудно тебе было молчать постоянно, сидя на моей больничной койке или в жутко неудобном пластиковом кресле; удерживая руки на ручках инвалидной коляски, при помощи которой я передвигалась первое время в наши прогулки по коридорам больницы или в небольшом парке на ее территории; глядя на меня исподтишка во время обеда - едва была отвратительной, пресной и безвкусной, но ты таскал мне калорийные бургеры с картошкой из макдоналдса, сладости из какой-то кондитерской и даже мороженное - оно, правда, растаяло, и я вся измазалась, но оно того стоило, потому что ты улыбался так мягко и ласково, разглядывая мое чумазое лицо и посмеиваясь над попытками вытереть все влажными салфетками. ты проводил со мной больше всего времени, хотя и сам нуждался в отдыхе: ты приходил каждый день, неизменно подгадывая часы посещения, чтобы не пересекаться с людьми, которые назывались родителями или друзьями. ты был тем, кому я рассказывала о своих первых воспоминаниях; о том, что смутно появлялось в голове чаще всего во сне, и слушал все так голодно, так жадно, будто чего-то ждал. я не смущалась тебя, не боялась, доверилась сразу, уверенная, что рядом с тобой мне ничего не грозит. меня привлекала твоя удивительная внешность и я влюбилась в тебя в третью нашу встречу: на улице под вечер зарядил страшный ливень. небо было черным уже в шестом часу, деревья опасно кренились из стороны в сторону, грозясь переломиться в толстом стволе, машины истерично вопили сигнализациями, а холл больницы был переполнен - доставляли тех, кто из-за непогоды уже успел пострадать. я была уверена, что никто не приедет ко мне, и не переживала по этому поводу. можно было смело перетерпеть скуку в спокойствие и безопасности, чем переживать о том, как родители доберутся до дома или до меня в ураган. но ты пришел. ты успел промокнуть, пока добежал от парковки до больницы, и появился в моей одиночной палате с мокрыми волосами и в не менее мокрой одежде. вода с тебя практически стекала, и медсестра, которая случайно заметила, готова была загнать тебя в соседнюю палату, чтобы согреть и переодеть во избежание простуды или чего посерьезнее - она так кудахтала о воспалении легких, будто ты уже успел его подхватить. ты обмакивал влажные темные волосы полотенцем после того, как отряхнулся по-собачьи; прядки липли к высокому бледному лбу и вискам, мягко непослушно завивались и прятали прямой острый взгляд; рубашка липла к плечам и широкой груди, и я - честно, я так залипала и так старательно отводила взгляд в сторону, как если бы ты был максимально обнажен. к счастью, та же сердобольная медсестра нашла где-то стерильную больничную рубаху и заставила тебя переодеться; я была ей благодарна от всей души, потому что могла выдохнуть спокойно и не думать о том, насколько ты привлекателен, должно быть, без одежды: до того вечера я не могла понять, что ты прячешь за свободными тканями, но увиденное принесло за собой удовлетворение. легче не стало. и симпатия, которую я считала чисто платонической, вдруг приобрела более интимный характер, и я стала присматриваться к тебе серьезнее. начала заглядываться, ловя себя на мысли, что мне хочется тратить наше время не только на пустые разговоры, разбавляющие мою скуку. я все чаще и чаще останавливалась взглядом на твоих тонких губах, непроизвольно облизывая собственные; я тянулась за физическим контактом тогда, когда ты себе позволял меня касаться; я научилась сокращать дистанцию между нами до минимума, чтобы иметь возможность спрятать свою ладонь в твоей или, например, опустить голову на твое плечо во время просмотра какого-нибудь жутко сентиментального фильма по кабельному. и ты позволял. не ерничал, не высмеивал, не отказывал - ты потакал мне во всем, лео, и я обрела спокойствие и гармонию внутри себя. я думала, что никому не могло повезти так, как мне, даже героине глупого кино; лишившись памяти и с ней всего остального, я обрела тебя - человека, который тратил на меня свое драгоценное время. и если бы я только знала, чего тебе это стоит, я бы никогда не позволила тебе чувствовать вину. я бы говорила тебе о том, насколько ты прекрасен, насколько важен, насколько замечателен уже тогда, чтобы не упустить больше ни одного момента; я бы не говорила о случившемся, но посчитала бы это знаком. чем-то вроде возможности начать все сначала, которая не каждому дается. я бы помогла тебе освободить душу и сердце от мук, терзающих и убивающих, но ты молчал, ты хранил все глубоко внутри и оберегал тщательно и бережно. и мне жаль, моя душа; мне безумно жаль, что ты не позволил мне узнать все намного раньше и от тебя. мне жаль, что ты не сомневался в том, что я тебя возненавижу. мне жаль, что тебе не хватило сил поверить в то, что я люблю тебя - любила и буду всегда, несмотря ни на что; мне жаль, что ты не поверил ни одному моему слову и так легко позволил нам остановиться на перепутье, тогда, когда мы больше всего друг в друге нуждались. я знала, что ты справишься, когда высвободила свою ладонь из твоей бережной хватки (ты никогда не был грубым со мной, только не в касаниях) и позволила уйти в одиночестве. знала, что сможешь отпустить меня, но точно так же я знала, что без сама - не умею. и не хочу учиться. - я не займу много времени, но если ты против, я сейчас же уйду, - я даже цепляю делаю шаг назад, обратно, в сторону выхода, уверенная в том, что ты попросишь меня уйти и не возвращаться больше. желательно, никогда; но ты как-то слишком резко подаешься всем корпусом вперед, так, чтобы схватиться на ручку двери быстрее меня, чтобы потянуть ее на себя и захлопнуть тяжелую дверь. если это - твой ответ, я удовлетворена, но дыхание перехватывает, когда мы оказываемся настолько близко друг к другу: я чувствую твое дыхание, оседающее на моих губах, фантомно; ловлю твой взгляд сверху-вниз и все еще не могу расслабиться, не тогда, когда ты практически прижимаешься, ни на что не провоцируя и ничего больше не предпринимая. в каком-нибудь фильме для женщин за сорок или в сериале для девочек от пятнадцати лет сейчас последовала бы сцена поцелуя. ну, знаешь, резкий переход от статики к динамике, чтоб с шумным дыханием через приоткрытые губы, намеренной медлительностью, теплыми пряными касаниями друг друга и безмятежными улыбками сквозь это все; ты мог бы прижать меня спиной к двери, упереться ладонями по обе стороны от головы и не давать дернуться, а я бы и не пыталась; я бы цеплялась пальцами за твою футболку в попытке притянуть тебя еще ближе, еще плотнее; ты мог бы наклониться ниже, не вынуждая задирать голову и привставать на носочки, чтобы избавиться от небольшой, но все-таки разницы в росте; ты мог бы опустить руки на мою поясницу, заставляя выгибаться и вжиматься в тебя всем телом; ты мог бы потащить за собой к любой горизонтальной поверхности, прерываясь только для того, чтобы позволить перевести дыхание и поцеловать куда-нибудь под челюстью, дразня; ты мог бы настоять, спровоцировать к чему-то большему; смог бы одним только видом заставить раздеться, разбрасывая одежду по комнате не включая свет; мог бы убедить расслабиться и довериться; без особых усилий, потому что одни только поцелуи с тобой - до безумия чувственные, способы завести с пол-оборота. я бы не удержалась; я слаба перед тобой, и я бы даже не пыталась сопротивляться, лео - я ведь никогда не делала этого, и не сделала бы сейчас; я бы шептала твое имя торопливо, захлебываюсь собственными стонами; я бы смотрела только в глаза и никуда больше, концентрируя свое внимание и свою вселенную вокруг тебя одного. в большем я и не нуждалась; ты стал самой правильной частью моей жизни однажды, и с тех пор ничего не изменилось. ты, возможно, не соответствовал общепризнанным стандартам красоты и не был кумиром старшеклассниц в школе, но я никого лучше не встречала. твоя мягкая, но редкая улыбка; твой хитрый прищур глаз; твой невысокий рост и проявляющаяся в плоском, но мягком животе субтильность не скрывали физической силы и крепости, и я робела. ты даже сейчас можешь делать со мной все, что захочешь, но мы не в кино и не в сериале, и ты не целуешь меня, не обнимаешь, не утыкаешься холодным носом в шею. ты увеличиваешь расстояние вновь, взывая меня к той реальности, где нас больше нет, а я опускаю взгляд в пол, разглядывая мыски своих начищенных мартенсов. пора включить голову и трезвый рассудок: ты не заинтересован. ты не проявляешь ни желания, ни любопытства, и мне стоит иметь хотя бы капельку самоуважения, чтобы не быть такой дурой.

E A R L I E R

[indent] разлинованный ежедневник в плотной кожаной обложке стал вечным спутником; он лежит во вместительной сумке вместе с мятной жвачкой, кредитками, солнцезащитным очками и влажными салфетками; он помогает, делает жизнь значительно проще, и особенно ярко это проявлялось в первое время после того, как я пришла в относительную норму. мне казалась идиотской идея заводить дневник в моем возрасте, но штатный психолог настаивал, убеждая, что по-другому я просто не смогу разложить по полочкам возвращающиеся воспоминания. до идеала довести ее план мне не удалось; записи начали появляться с завидной регулярностью, однако создавались они в хаотичном порядке. никто не говорил, что будет просто, легко и логично; к счастью, рядом со мной были люди, готовые помочь и подсказать, где начинается цепочка событий, а где она заканчивается. читать дневник и вносить правки особенно сильно понравилось сандре; в те дни, когда ей удалось приезжать утром или вечером, до или после смены, она следила взглядом за вязью неразборчивых предложений и начинала рассказывать, иногда даже упоминая все события с точностью до даты. она не отвечала на вопросы, увиливала от них ловко и недовольно поджимала губы, если считала, что сказала больше, чем требовалось, а я не понимала, что это вообще значит: неужели есть в моей жизни что-то, что от меня самой стоит скрывать? вопрос всегда оставался без ответа; никто не собирался вдаваться в подробности и пояснения, и когда я жаловалась на это тебе, ты только передергивал плечами и старался поскорее сменить тему на какую-нибудь более благоприятную; мне это не нравилось, но спорить с тобой я хотела меньше всего. мы виделись и общались настолько часто, что иногда реальные воспоминания расплывались с какой-то фантазией - по-другому я не могу это назвать, потому что порой видела тебя в своих снах так же четко, как родителей, например, или двоюродную сестру. только там, в этих снах, ты был другим человеком, а еще у тебя не было шрама. мы были близки, очень близки - я никогда не рассказывала тебе об этом, чтобы не показаться умалишенной, но порой я путала границы вымышленного и существовавшего на самом деле. все, с кем я пыталась поговорить о происходящем, меня игнорировали, точнее, игнорировали наличие молодого человека, практически всегда находившегося рядом - они не называли ни имени, ни того, кем мы друг другу приходились, но вскоре я перестала нуждаться в подсказках, потому что чем чаще мы общались наяву, тем чаще ты появлялся и по ночам, и не всегда твое появление было невинным. иногда я видела, как мы прогуливались по безлюдным улочкам, как катались на твоей машине по ночному городу с открытыми окнами и играющей громко музыкой, как уезжали далеко за пределы родного города, чтобы расслабиться, отдохнуть и увидеть что-то новое, как проводили вместе вечера в чьей-то квартире, деля на двоих абсолютно все; но иногда я могла как в реальности ощутить твои обжигающие прикосновения, заставляющие дрожать и хотеть, просить большего; иногда я просыпалась со сбитым дыханием и зашкаливающим пульсом: тогда медсестра влетала в палату встревоженная, уверенная, что мне плохо, а я не могла ей ничего вразумительного ответить: глупо было рассказывать постороннему человеку о снах с тем, кого узнал совершенно недавно, но по ощущениям знаешь всю чертову жизнь. самое ужасное заключалось в том, что в этих снах я была по-настоящему счастливой. я любила тебя там - всей душой; я знала, что ты тоже самое чувствуешь в ответ; я не сомневалась в тебе, доверяла безоговорочно, была уверена, что ты никогда не причинишь мне боль и сделаешь все, что угодно, чтобы уберечь от любой опасности - так оно и происходило. а потом - потом я поймала сандру на ее невнимательности; зацепилась за имя, которое она произнесла случайно, и заставила рассказать все то, о чем она умалчивала; картинки становились полнее, но я не совсем понимала, что является вырванным воспоминанием, а что - иллюстрацией к ее рассказам. возможно, я додумывала многое самостоятельно, возможно - травмированный мозг помогал восстанавливать все целостно и гармонично, но факт оставался фактом - она знала о тебе. все знали о тебе, о том, что я вспоминала тебя, возвращалась к тебе неминуемо и день, когда я задам неуютный для всех вопрос, был ожидаем и предсказуем. и мне бы стоило разозлиться - на нее, на родителей, на врачей и даже на тебя, ведь ты был со всеми заодно; ты водил меня за нос, прикидывался другим человеком и делал вид, будто мы и правда познакомились в клинике и никогда до этого не встречались, но лео, ты не справился. ты не смог заставить меня поверить в это, и я рада; я так рада, потому что не просто знать, а на самом деле помнить - и не только хорошее, но и плохое - это самое настоящее благословение. меня не пугают наши прошлые ссоры; я не чувствую такое напряжение, как чувствовала, наверное, тогда; я не боюсь тебя, как, возможно, боялась раньше; меня не душит твоя ревность, хотя возможно, это происходило раньше; и даже факт случившейся однажды измены не заставляет ненавидеть. я прощала тебе все, всегда прощала и готова прощать дальше; и дело не в зависимости от тебя, не в токсичности или неправильности наших отношений; дело, скорее всего, в том, что из всех тех мужчин, с которыми я была в отношениях когда-либо, показал мне искренность. показал, что значит любить; научил быть любимой, научил принимать любовь и отдавать ее сполна, и я благодарна тебе. но я не понимаю; почему, если я не держу зла, за меня это делаешь ты? я постоянно говорила тебе: «все будет хорошо», шептала умиротворенно в попытке убедить в правдивости суждения не только тебя, но и себя саму, а ты не пытался мне помочь; ты словно знал, что эту фразу люди произносят только тогда, когда ничего не могут пообещать. но я готова была обещать тебе все, абсолютно множество любых желаний взамен не одно мое: вернуть все назад. отмотать время вспять и стать друг для друга теми, кем бы были когда-то, до этой аварии, изменившей из нас двоих только тебя одного. и я заплачу любую цену, лео; ты ведь всегда заставлял меня платить: временем, вниманием, личными границами и нервами; это не было безответно, но я порой оставалась в минусе - и сейчас - особенно, но если это необходимо, если это поможет мне приблизиться вновь, я заплачу снова, я поставлю на кон все, что у меня есть, и либо приобрету вдвойне, либо потеряю вообще все и уйду ни с чем, чтобы научиться заполнять пустоту в себе, не прибегая к редким истеричным желаниям написать или позвонить во время пьяных разговоров с друзьями или своей совестью. я провожу пальцем по корешку ежедневника, прежде чем отложить его в сторону вместе с черной автоматической шариковой ручкой; сандра открывает дверь в мою спальню и плюхается на пол, в кучу сваленных подушек, с бутылкой вина и одним бокалом: я не пью, чтобы не наделать глупостей, она отмечает расставание и делает вид, будто держится и находится в порядке. ее внимание привлекает мой дневник, и я отодвигаю его подальше, прежде чем она захочет пролистнуть его вновь. - снова лео? - ей не нужно уточнять, чтобы я поняла, о ком идет речь; сандра недовольна, и это недовольство просачивается в ее голос. - ты ведь понимаешь, что поступила правильно? вам ничего не светит, кейт. твои родители буквально ненавидят его, - я киваю, скорее просто автоматически, чем соглашаясь; она игнорирует принесенный бокал и делает глоток прямо из горла откупоренной бутылки, прежде чем утереть чистый рот рукавом своей зеленой худи; - они не позволят тебе все просрать ради него, - и это звучит так лицемерно, потому что - разве не должна моя подруга поддерживать в любой ситуации меня? разве не должна она интересоваться тем, как мое самочувствие, прежде чем рубить сгоряча? я жалею о том, что позволила ей заехать, но отказывать просто так было грубо, а достойной причины не пригласить не было. и именно поэтому она сейчас стоически делает вид, что ты - последний человек в этом мире, из-за которого стоит волноваться. - мнение родителей не играет никакой роли, - отношения с ними испортились и остыли. может, так было всегда, а с твоим появлением в моей жизни я просто смогла открыть глаза? - знаешь, мне кажется, что я допустила самую большую ошибку, когда предложила нам разойтись, - я накрываю лицо ладонями, отвожу отросшие непослушные волосы за уши и признаюсь в том, что меня терзало все это время, в первый раз. я пошла у тебя на поводу в очередной раз, решила, что упрощу все, если позволю уйти в одиночестве, но что, если я сделала только хуже не только для себя, но и для тебя? я ведь даже не знаю, как ты и где ты; я не могу написать тебе в любой момент или позвонить, как делала это раньше, потому что это будет выглядеть неуместно, и я должна исправить все самостоятельно, но что, если ты в этом не нуждаешься? что, если ты не нуждаешься во мне так, как нуждаюсь в тебе я? - это пройдет, кейт, никакая любовь не может существовать вечно, и ваша - не исключение, - сандра отворачивается от меня, запрокидывает голову назад и смотрит на потолок, подсвеченный разноцветными гирляндами, а я отвечаю ей, едва различимо, совсем тихо, чтобы не разобрала: - я надеюсь, что ты ошибаешься,- потому что ни о чем я не мечтаю так сильно, как об этом; а о своих мечтах не принято говорить вслух, иначе они не исполнятся, верно?

Поделиться32021-12-29 22:36:51

Автор: Leo Redvers
Администратор
Сообщений: 2
Уважение: +0

o h m y g o d , i ' v e b e e n m i s s i n g y o u l i k e
I ' V E B E E N W I S H I N G T H A T I C O U L D G O B A C K
oh my god,

o n e w e e k a g o

[indent] [leo: 11:47:33]: как она?
[indent] [sandra: 10:48:11]: во-первых - привет
[indent] [sandra: 10:48:59]: во-вторых, какой же ты кретин, рэдверс
[indent] [sandra: 11:22:17]: ей лучше. она много чего вспоминает, провалов в памяти почти не осталось. из плохого - чаще всего она вспоминает тебя. но она сильная девочка, она справится
[indent] [sandra: 11:56:03]: ты в порядке, рэдверс? тебя давно не видно, эш говорил что ты не выходишь на связь ни с кем
[indent] [leo: 11:59:41]: все нормально, много работы
[indent] [sandra: 12:01:37]: кейт думает что у тебя кто-то появился, это правда?
[indent] [leo: 12:05:09]: нет, но может будет лучше, если она продолжит так думать?
[indent] [sandra: 12:06:21]: лучше для кого?

[indent] вкладка с чатом закрыта; прочитанное сообщение остается не отвеченным, когда телефон блокируется и отпускается на небольшой, журнальный столик напротив дивана, экраном вниз; он вибрирует еще ровно четыре раза, с интервалами в несколько минут и я не сомневаюсь, что как минимум в одном из этих сообщений, сандра высказала все что думает обо мне - к сожалению или к счастью, получать такое от нее мне не впервой. отвечать на ее провокации и выпады нет никакого желания - периодически, я задаюсь вопросом как ты вообще ее выдерживаешь и по какому такому стечению обстоятельств вы сумели сдружиться. сандра - невыносимая. она громкая, она обладательница самого взрывного характера из всевозможных; она никогда не держит язык за зубами и готова плеваться желчью, но все равно выскажет все что думает; она лишена сочувствия, зато наполнена до краев эгоизмом. ее обостренное чувство справедливости - паршивый диагноз; ее стремление выразить свое мнение даже там, где в этом не нуждаются - патологическое заключение и клянусь, единственное что заставляет меня мириться и писать ей, стабильно и регулярно, это ты. твоя подруга - единственное, оставшееся, связующее звено между нами. та самая красная нить, что тянется рванными жгутами от сердца к сердцу болезненным прошлым, разодранным в клочья настоящим и отсутствующим напрочь будущим. проебанным, так благополучно, исключительно моими усилиями. все что от нас с тобой осталось: пепел из воспоминаний и изгарь из надежд на то, к чему стремились. рвались напролом, со счастливым прищуром в глазах и с той самой толикой неизлечимого счастья в уголках губ; до предела и упора, не замечая что уверенным шагом направляемся в тупик; в черноту огромной пропасти, на дне которой только ошметки чего-то эфемерного и куски блеклых звезд, до которых мы так и не дотянулись подушечками пальцев. а потом, созвездия превратились в метастазы, что расползались вторичным очагом патологического процесса нашего саморазрушения: они разрастались; по витиеватым сосудам ползали вдоль ослабшего организма и с каждым последующим ударом сердца, впивались все глубже; цеплялись все сильнее - разрушать всегда проще, чем спасать. именно это мы и сделали, правда? последствием каждого моего неправильного решения; неисчислимой ценой за каждую оплошность: сейчас - наша любовь саднит. раковыми и пропащими язвами вдоль каемок неисцелимых ранений; по продолговатым рубцам, зашитыми грубыми, хирургическими нитями бесчисленное количество раз, потому что никак не заживают; продолжают кровить, пока ногтями раздираю струп, от того, как сильно ноет и мозжит. все жертвы были бесцельны: вина продолжает мучительно пожирать изнутри, острием впиваясь в застоялую душу; ковыряется внутри так сильно, что щемит до выката темных глаз и до крошки зубной пыли на кончике языка. что делать, если ни одно, пусть и гипертрофированное в своей правде, но все еще болезненное «извини», не спасает от самого себя и от того, что уничтожает ежесекундно в горечи самоличного гнева и разочарования? что если даже собственное сострадание, не способно спасти от гнета неоправданности? мы ведь вкладывали друг другу в ладони так много обещаний; так много надежд сцепляли меж тонких пальцев, скрепляя все это теплыми поцелуями, касаясь, обветренными губами, костяшек и фаланг, чтобы в конечном итоге, все это трухой и песком рассыпалось меж пальцев и пало прямиком под ноги, затоптанное в несбыточных амбициях и в нездоровой ревности, что стала первым предупредительным выстрелом: а ты не заметила - или не хотела этого? убежала только в тот момент, когда я, самолично, стал причиной долбанного конца нашего маленького мира возведенного на двоих. ведь именно это и случилось после нашего последнего разговора: ты сделала именно то, о чем я тебя просил; именно то, к чему подталкивал все время - тогда почему, мать твою, кейт, почему слышать этот вердикт оказалось настолько больно? почему было так сложно смириться с этой сентенцией? ты коротко помотала головой, кусая губы, захлебываясь в переполняющих тебя эмоциях; ты выдернула тонкое запястье из моей мягкой хватки и сказала, что нам действительно нужно все закончить. и сердце сжалось внутри до размеров атомов, когда, тем же вечером, я возвращался домой в одиночестве. мнимая разница между днями до этого, но по какой-то причине, когда ты отказалась следовать за мной, я ощутил на собственной шкуре как рушится вавилон. толпой мурашек вдоль бледной кожи, почувствовал холод стен квартиры, которая так и не стала нашей; бессонной ночью, зарываясь лицом в подушку, подавляя жеманное отвращение к самому себе, ощутил как мерзну, лишенный твоих прикосновений перед самым рассветом; горячими струями воды, что стекали вниз по напряженным плечам и темным прядям отросших волос, пытался согреться, не осознавая до конца, что мерзлота берет свое начало в одиночестве, на которое обрек себя своими же руками, отталкивая всех, потому что как минимум одно из предсердий атрофировалось окончательно, истерзанное невозможной тоской по тебе лишь одной. как видишь, убеждать себя в том, что наше окончательное расставание - к лучшему, получалось у меня предательски паршиво. и я искренне надеялся, что хотя бы у тебя получается жить дальше: без шагов назад, до тех пор, пока лодыжка не погрязнет в зыбучих песках из прошлого, в которое, боже, я отдал бы все на свете, лишь бы вернуться. я надеялся, что у тебя получается: без сожалений; без маеты; без чувств. именно поэтому я запретил себе писать тебе: будем откровенны, я готов был сорваться не единожды, но каждый раз, набирая сообщение, я ловил себя на мысли, что говорить, нам с тобой, на самом деле, не о чем: хватает того дерьма, которое я наговорил тебе в последние наши несколько встреч; я причинил тебе достаточно боли и приумножать ее будет отвратительным, примирительным, подарком. ты ведь сделала именно то, на что я намекал и о чем просил: спрашивать тебя о твоем самочувствии и твоих делах, вершина тщеславия в веренице из наигранного безразличия и фальшивой отрешенности. и сандра была моим единственным спасением: я писал ей один раз в неделю и каждый раз задавал один и тот же вопрос, не пытаясь переформулировать или завуалировать мой неприкрытый интерес. по стандартному шаблону: она вначале злилась, выдерживая паузу; позже, самолично сдавалась, вытирая ноги о свой белый флаг и говорила о тебе; рассказывала все и мы расходились. без формальностей; без притворства и лицемерной заинтересованности друг в друге. к счастью, наши взаимоотношения были полны взаимности: я не отвечал на ее сообщения, а она, в отместку, делала вид что меня даже не существует, полностью придерживаясь мнения твоих родителей касаемо меня. богом клянусь, она им понравилась именно благодаря разделенной между ними, масштабной неприязни ко мне. и не смотря на огромнейший скоб из ее недостатков, она невероятно переживала о тебе всегда: сандра говорит о тебе с теплом; она заботится о тебе как о младшей сестре, пусть разница между вами всего в несколько месяцев; она шипит дикой кошкой, когда кто-то пытается обидеть тебя и именно поэтому, она так старательно пытается держать меня на расстоянии, намеками давая понять, что мне лучше не появляться снова в твоей жизни. как удачно, что именно этой тактики я и придерживаюсь последние несколько недель; как удачно, что я стараюсь больше не мельтешить на горизонте и не мелькать перед твоими глазами: мне не стоило и вовсе навещать тебя в больнице. не стоило давать предпосылок на то, чтобы ты меня вспомнила. не стоило давать надежду - и мне, в том числе, тоже, - на то, что начав все с чистого листа, у нас получится лучше, чем было до этого. черновик измазан в чернилах до краев: на чистовике не получится никак без ошибок. а я, кому как не тебе об этом знать, лучше кого-либо умею их совершать. и с каждой мыслью о тебе, решительность на новую - нормальную, - жизнь, теряется в скопище долбанных воспоминаний, в каждом из которых ты занимаешь ключевое, сердцевинное место: я чувствую себя так жалко, знаешь? бегу от тебя; прячусь от всего, что плотно связано с тобой и тесно переплетено с нами и все равно никак не могу отпустить; все равно, позволяю воспаленному мозгу центрироваться вокруг одной лишь тебя, не давая себе ни единого шанса отпустить. потому что знаю: я уже потерял тебя и если упущу остатки тебя изнутри - потеряю окончательно. именно этого, я, как оказалось, боюсь больше всего.

[indent] дергаюсь, когда слышу щелчок: ключ поворачивается в замочной скважине и дверь отпирается, а грузное тело - целая жизнь проведенная чуть ли не бок о бок, не позволит мне спутать его поступь с чьей-то другой, - джина, пробирается внутрь моей квартиры. по всей видимости, жизнь пущенная по причинному месту это семейное. мы с братом мало походим на прилежную семью с возвышенными ценностями и искренностью, что пробивает любые пределы дозволенного: джин редко распространяется о проблемах в своей жизни; я, в силу своего характера, не позволяю никому копошиться внутри меня самого - самокопание одно из моих самых ярко выраженных качеств, если на то пошло. тем не менее, о том, что происходит сейчас в его жизни я был прекрасно осведомлен: крайне неудачные отношения с какой-то небезызвестной певичкой, чьи песни у него на репите в душном салоне автомобиля, стали причиной, по которой вся стабильность; все его устои начали стремительно рушиться и все привычное быстро дало сбой. я никогда не думал, что джин может настолько сильно запасть на кого-то и так крепко обмазаться в чувствах, которые до этого, мне казалось, были ему не присущи. потому что все его бывшие, и подавно не вызывали в нем то, что моментально вызвала ракель: по крайней мере, об этом говорят неимоверно видимые изменения и в его поведении, и в его решениях, и в его действиях. упрямство джина всегда шло перед ним на несколько шагов: им дирижировала целеустремленность и потребность достичь желаемое во что бы то ни стало; он шел напролом и если требовалось, готов был ступить даже по головам, лишь бы добраться первым до финишной прямой. мать гордилась каждым его достижением; каждым повышением и закрытым делом, ведь хотя бы один из ее сыновей делает все правильно; отец, неоспоримо, разделял материнскую гордость и с воодушевлением расспрашивал джина о всех его самых важных расследованиях. к сожалению, наша семья никогда не была настолько близкой, чтобы такие вечера становились обыденностью и зачастую, я предпочитал и вовсе игнорировать приглашения на ужин, лишь бы не выслушивать это все сотню раз по кругу еще до того, как мы перейдем к десерту. как иронично, что в конечном итоге, в жизни моего брата появилась ракель и все мгновенно пошло по пизде. я не вдавался в подробности, а джин и не распространялся, пока сыпался сухими фактами, в те редкие дни когда мы обедали вместе или проводили вечера на моем старом диване, отключая мозг какими-то идиотскими видеоиграми, но я знаю, что он пытался засадить ее папашу; она, вроде как, быстро оборвала все связи с ним - не знаю почему это так удивило джина, ведь любая адекватная девушка поступила бы именно так; также быстро, она нашла себе нового придурка, который работает не в полиции; джин, в ответ, закрыл дело ее отца, лишь бы сгладить углы, которые заточил своими необдуманными поступками и они даже умудрились снова сойтись, на почве его самопожертвования, которым сейчас он давится. тем не менее, я знал что он счастлив рядом с ней: видел, как он светится изнутри, когда произносит ее имя; замечал признаки ее заботы на нем - вечно выглаженные рубашки; темно-алые метки, оставленные чуть ниже воротника тех самых рубашек, проглядывающие через белоснежную ткань; совместная фотография на заставке его телефона и самодовольная улыбка, когда он вибрирует очередным сообщением от нее. и я был действительно рад за своего брата, только, вот ирония: вот рту мнется металлический привкус от покусанных изнутри щек, потому что я знал не понаслышке каково это - быть настолько счастливым. и, боже, больше всего на свете я хотел это вернуть. — мать твою, лео, сколько дней ты уже не выходил из квартиры? — трое суток, кажется, но ответ я не произношу вслух; только пожимаю плечами, вжимаясь спиной все крепче в мягкую обивку дивана и возвращая все свое внимание на экран телевизора, пока пальцы мягко скользят вдоль стика на геймпаде. я почти не обращаю внимание на передвижения джина по квартире: слышу, как он что-то делает на кухне; слышу, как набирает сообщение на телефоне, после чего оставляет его на дубовом столе; слышу, как матерится, спотыкаясь о коробку, в которую уже как неделю обещаю себе собрать все твои вещи, но никак не займусь этим, потому что боюсь наплыва старых воспоминаний. — и долго ты еще собираешься откладывать ваш разговор с кейт? — раздраженно морщусь: нам не о чем говорить, это я давно для себя определил. емкая, беззвучная итерация той мысли, которую пытаюсь вбить как можно глубже, чтобы за грани подкорки собственного мозга и чтобы, желательно, клеймом, не оставляя ни единой возможности усомниться в правильности собственного решения. любая, даже самая вредная привычка, рано или поздно выветривается из организма, если ее не подкармливать нутром собственной зависимости: тебя будет мало в моей жизни; разве что, останешься навсегда в моих воспоминаниях, но этого будет достаточно - или нет? - чтобы выветрить тебя из сердца - определенно точно нет, я ведь уже пытался. но меня тоже станет мало в твоей жизни и ты сможешь двигаться дальше. и я, наверное [?] буду счастлив, зная, что кто-то убережет твое сердце лучше, чем это сделал я; что кто-то, не причинит тебе столько боли, даже если я никогда этого не хотел. я слышу как джин возвращается в гостиную; плечом подпирает дверной косяк и смотрит на меня в упор, а я даже не смотрю на него в ответ, когда коротко усмехаюсь, локтями упираясь о собственные ноги: — и долго ты еще собираешься не говорить ракель о своем увольнении? — прямо в самое больное место, как и задумывалось. джин уже битую неделю как оставил официальное заявление на столе своего начальства, затравленный сомнением в самом себе и душной неопределенностью в отношении своей жизни. он уверен в том, что застрял на месте; что он не двигается никуда; что это не его предназначение и не то, чего он действительно хочет, приправляя все это загонами о том, что он не может обеспечить ракель и дать ей ту жизнь, в которой она нуждается. о последнем он не говорил в открытую когда я спросил почему он ушел: но было несложно догадаться, что социальная разница между ними его изрядно напрягала. и он решил, что его девушке знать ни об этом, ни о его уходе не обязательно: только вот в ее поддержке он нуждается больше всего, даже если сам этого не понимает до конца. он нуждается в ней рядом с ним, больше чем в ком-либо другом, но он медлит; врет и недоговаривает и это чертовски паршиво. и я, на самом деле, не тот человек, который должен ему об этом говорить, поэтому и дальше развивать эту тему не собираюсь. джин это понимает, молча падает на диван рядом со мной и хватается за второй геймпад, подключаясь к серверу. разговоры по душам это не про нас: у нас хреново получается говорить о чувствах; о том, что ерзает в межреберье; о том, что не дает спать по ночам и о том, что терзает изнутри безостановочно, поэтому диалог не клеится от слова совсем. я теряюсь во времени; не знаю сколько проходит до тех пор, пока глаза начинает щипать от усталости и тело саднит в онемении - все это время мы едва ли перекинулись двумя фразами, предпочитая оставаться наедине с собственными мыслями и я правда благодарен ему за то, что в силу того, что он старше, он не пытается дать мне какой-то идиотский совет, который, по его мнению, поможет мне наладить мою жизнь и что важнее, он не старается провести излюбленные нашими родителями, нравоучительные лекции. ни одна из предыдущих со стороны матери или отца не сработала, как видишь: тому доказательство чертов шрам обрамляющий половину моего лица и твоя отбитая напрочь память, которая уже как полгода никак не вернется. я откидываю джойстик на стол; расправляю ноги и спину, старательно массируя собственные предплечья чтобы избавиться от иголочек оцепенения, в то время как мой брат встает с дивана, явно собираясь уже уезжать. я нагибаюсь вперед; пальцами касаюсь собственного рубца; веду пальцем выше; надавливаю на переносицу и крепко сжимаю глаза, пытаясь собраться с мыслями: — ты смог бы простить себя, если бы изменил ракель? — голос отдает хрипотцой от длительного молчания и скатывается в шепот под конец. тонкие губы выстраиваются в мнимом подобии ухмылки, пока пальцы путаются в волосах, оттягивая отросшие прядки назад. я поднимаю свой взгляд; смотрю на джина снизу вверх - он остановился в дверном проеме, явно не ожидавший такого порыва искренности с моей стороны и, тем более, такого вопроса. он поворачивается ко мне в пол-оборота: хмурится; пытается подобрать правильный ответ - правильного нет, потому что я знаю что он отрицательный; он скрещивает руки на груди, оттягивая каемку заправленных до локтей рукавов своей рубашки, — или, знаешь, — кусаю губы изнутри, пытаясь сформулировать свой второй вопрос, — смог бы ты простить себя, если бы чуть не убил ее, потому что сел пьяным за руль? — я откидываюсь на спинку; в очередной раз натыкаюсь на его пристальный взгляд. потому что я не могу. потому что я, мать твою, главная причина всех фатальных катаклизмов в твоей жизни; потому что я несу за собой только разруху и все что умею - так это делать тебе больно. и мне жаль, мне правда жаль, что я превратил твое существование в сущий кошмар, просто потому что не умею подавлять в себе собственнические замашки: как, блять, эгоистично, ревновать тебя на постоянной основе; ко всем, без разбора, потому что критически боюсь потерять тебя, при этом будучи единственным в этих отношениях, кто позволил себе целовать другого человека. я так боялся что лишусь тебя; так нездорово страшился того, что ты, разочаровавшись во мне, рано или поздно бросишь: уйдешь; найдешь себе кого-то получше, что не позволял себе даже поверить в то, что ты действительно меня простила. и я срывался; повышал свой голос, ответом на твои, такие простые просьбы поверить; отвечал криками на твои, даже не думая что пора бы надавить по тормозам до того, как станет слишком поздно. потому что поздно стало уже слишком давно: я проебался; я так, мать твою, провинился и мне не хватит и долбанной вечности, чтобы искупить свою вину перед тобой. и в первую очередь, перед самим собой. потому что ты готова была меня простить: прощать себя не готов был я. — я не могу себя простить, понимаешь? и, это, — пальцем указываю на шрам, оставшийся после аварии и который останется со мной навечно, — не позволяет мне забыть об этом ни на минуту. — я встаю с дивана не отрывая визуального контакта. я не нуждаюсь в поддержке; не нуждаюсь в утешительных словах - это не поможет; это не упростит ситуацию и не заставит меня отпустить и я благодарен джину за то, что он не собирается подбадривать меня мотивирующими речами, которыми принято начинать рабочий день во время переклички в полицейском участке. я такое видел в сериалах, кажется. я знаю, что молчание джина служит мне ответом: он уже терял ее, пусть и не фатально, но все же болезненно и он знает какого это, жить в блядском страхе никогда не вернуть былое. так вот: это теперь уже никакой не страх. это моя реальность, потому что я сделал все, для того, чтобы ты самостоятельно поставила точку там, где я был не способен это сделать своими силами. потому что я сделал все, для того, чтобы окончательно перечеркнуть и свести на нет любое наше общение и любые наши пересечения. потому что я сделал все, для того, чтобы ты оттолкнула собственноручно. я потерял тебя, кейт, и я не знаю есть ли что-то паршивее мысли о том, что вернуть тебя больше не получится. только вот, видишь ли, правда в том: я потерял тебя давно и с тех пор, я рушил все выстроенные между нами, тобой, мосты, расширяя эту огромную пропасть. я не дал себе ни единого шанса - ты давала их мне вдвое больше, отдуваясь за двоих и, как иронично, у меня получалось в два раза больше разочаровывать тебя. и я не знаю, смогу ли я когда-нибудь себя простить по-настоящему. но, больше всего в этой жизни, я надеюсь что ты сумеешь меня разлюбить и окончательно отпустить: так будет лучше для тебя. ты достойна быть счастливой: прости, что я не смог тебе этого дать.

m o n t h l y , w e e k l y , n i g h t l y a n d d a i l y
I F I ' M F A L L I N G
baby, don't blame me

n o w
[indent] память превратилась в какую-то зажеванную пленку: стертые края; растянутые ленты; обрывки слов и фрагменты прошедшего. я так часто вспоминал; так часто зажимал кнопку перемотки и под лязгнувший писк, старался найти очаг возгорания чтобы потушить пламя до того, как станет слишком поздно - делал это так часто, что поверхность обмытая острыми камнями сожаления, стерлась. я почти не помню тот вечер, когда все пошло по наклонной: одна из первых наших, по-настоящему масштабных и громких, ссор - мы и подумать не могли тогда, что следом нас ждет целое скопище из таких же. мы вспылили; живот крутило от несвойственной мне злости; зубы сжатые до скрежета, словно пытался прокусить язвительные слова, не позволяя им вырваться наружу и голова жуткой мигренью отдавалась нескончаемой чередой твоих, ответных, оборванных фраз. знаешь, я никогда не говорил об этом вслух, и дело даже не в отсутствии красноречия или в угловатом характере: мне всегда казалось, что ты знаешь все это и без моих сбитых признаний и приторных откровений. я до сих пор не понимаю что ты нашла во мне еще со времен старшей школы. ты не строила из себя недотрогу; не ждала, пока я буду долго ухаживать и добиваться тебя - ты согласилась погулять со мной сразу же, как только я впервые набрался храбрости пригласить тебя куда-то. ты смотрела на меня иначе и я влюблялся в тебя все сильнее и сильнее с каждым днем. я влюбился в тебя в тот день, когда ты только перешла в старшие классы - у нас, кажется, были совместные уроки английской литературы и я намеренно подсаживался к тебе, раздражая уже тогда всех твоих подружек, но ты никогда не была против, мягко улыбаясь и робея под моим пристальным вниманием. я влюбился в тебя в тот зимний вечер, когда ты предложила прогуляться до кинотеатра, потому что это был первый снег в этом году и мы пропустили наш сеанс, растягивая прогулку на несколько часов и разбавляя все это твоим звонким смехом и нашей пустой болтовней; а потом, ты позволила впервые поцеловать тебя, прямо посреди пустующей улицы, освещенной блеклым светом высокого фонаря и звездным небом. я влюбился в тебя в тот день, когда ты, пряча холодные руки в карманах моей куртки, чтобы телом к телу, согреваясь; когда ты, тычась замерзшим носом о мою шею и опаляя кожу горячим шепотом, согласилась перевести наши отношения на более официальный уровень, пусть ты, с самого начала и ощущалась моей. и клянусь богом, кейт, я с каждым днем и с каждым годом все сильнее и сильнее в тебя влюблялся, потому что не было ничего правильнее того, что мы вместе. с твоим появлением в моей жизни, все остальные девушки померкли сразу же: они не представляли никакого интереса; не привлекали ни накачанные силиконом тела; ни короткие юбки и оголенные участки кожи; не привлекал никто, кроме тебя одной, потому что все мое существование кружилось вокруг твоего образа и имени и я верил; искренне думал что это, как минимум, навсегда. в крови было слишком много алкоголя; разум был затуманен слишком высоким градусом и подсознанием двигал дернувшийся член в штанах, при виде задранного подола платья и выпирающей из глубокого декольте, груди. я не помню ее имя; с трудом вспомню то, как она выглядела: не было никакой душевной связи; не было никакой резко вспыхнувшей, симпатии - было лишь спонтанное желание снять напряжение в самом себе и какая-то долбанная мысль о том, что это поможет освободиться от тяготящих мыслей; был лишь бессмысленный секс в пределах ее квартиры, откуда свалил моментально, закуривая на лестничной клетке, потому что не осталось никакого опустошения. была только объемная вина, которая осела вблизи сердца, притесняя его там все сильнее и сильнее. было лишь полное разочарование в самом себе и осознание, что своей глупостью я только что разрушил самое ценное что между нами было. мы не разговаривали два дня: наверное, обида прошла бы намного быстрее, если бы не моя измена, которая заставила меня поджать хвост и переваривать случившееся, в надежде что станет легче. смотри - не полегчало даже сейчас. я не собирался скрывать случившееся от тебя: меньше всего мне хотелось тебе врать; больше всего я боялся тебя потерять. об измене я рассказал тебе при нашей следующей встрече: это был тяжелый разговор и я до сих пор помню как потели мои ладони, пока я жалко перебирал слова в голове, боясь даже посмотреть на тебя; помню, как ты аккуратно схватила меня за руку и губами коснулась огрубевшей кожи, оставляя сухой поцелуй на моих костяшках. ты говорила спокойно; тщательно контролировала все свои слова и старалась дышать ровно, словно боялась повторения нашей прошлой ссоры - я знал что сделал тебе больно. я чувствовал это в дрожи твоих тонких пальцев; видел это в мокрых глазах, пока ты моргала чаще обычного, стараясь отмахнуться от подбивающих слез; я на выдохе глотал сотню шепотных «извини» и давился самым искренним из всех моих «мне жаль». потому что я действительно сожалел; потому что я действительно хотел все исправить. и ты позволила; дала второй шанс; сказала что прощаешь меня и хочешь попробовать начать все сначала, а я обещал что больше не подведу: кто бы мог подумать, что именно это я и сделаю, с каждым днем все сильнее и сильнее руша в тебе веру в меня и в особенности, в нас с тобой. как прежде уже не было: как прежде быть не могло. мы старательно делали вид что ничего не случилось; умело притворялись что у нас все нормально, только вот мы и сами в это не верили. в темечко била одна навязчивая мысль: истошная; визгливая и гулкая, потому что собой она перебивала все остальное; вкраплялась так емко и крепко в сплетенное подсознание, что слишком часто воспринималась единственной, весомой правдой. я не сомневался в том, что подорвал твое доверие; был на все сто процентов уверен в том, что оставил на тебе неизгладимый след; небольшой, бледно-розовый шрамик, который тщательно скрываешь от моих любопытных глаз; я знал, что мой поступок тупым ударом пробил все стены и пустил трещины, что тонкими, венозными и продолговатыми сосудами, разрастаются во все стороны, ломая изнутри. и я не сомневался, что ты больше не можешь мне доверять так, как раньше; не сомневался, что ты уже не любишь в тех масштабах, к которым я успел привыкнуть за последние годы. и я зациклился; мать твою, я подсел на чертову веру в то, что ты найдешь кого-то другого и это не предположение - это стало долбанной констатацией факта. и отголоском каких-то собственных травм, ревность затаилась и вила гнезда в сантиметрах от прогнившей души: и я сходил с ума; задыхался и откровенно не знал как справляться с дрожью в собственных ладонях, ревнуя слишком часто; слишком сильно; слишком необоснованно, неумело едва ли контролируя свою нервозность и раздражение, стоило только кому-то подойти слишком близко к тебе. ты старалась успокоить; старалась усмирить, каждый раз убеждая меня в обратном, захлебываясь признаниями в любви и давясь своими невыплаканными слезами, но я не хотел слушать. не хотел слышать. не хотел видеть очевидное. потому что у тебя больше не было поводов меня любить. наши ссоры учащались; превратились в привычное постоянство и в ежедневную нервотрепку и мне казалось что мы протянем недолго. я не мог держать себя в руках - очередной недостаток из целой вереницы других; не мог держать язык за зубами и терял спокойствие, высказывая тебе все: какой была твоя любовь, если ты готова была это все терпеть и боже, скажи, во имя чего? неужели мы того стоили, кейт? неужели того стоил я? и я не ошибался, когда предрекал, что любая из наших ссор может стать последней: только вот я и представить не мог, что она станет последней в самом паршивом сценарии из всевозможных. я перебрал; я заглушил плохо функционирующий мозг куревом; я снова заревновал слишком сильно и снова вспылил, заставляя тебя покинуть эту глупую вечеринку следом за мной. все бы обошлось, если бы ты не была такой кейт: сердобольной, понимающей, терпеливой и, знаешь, такой влюбленной. если бы ты послала меня к чертям собачьим в тот же вечер; если бы не последовала за мной; если бы не уселась на переднее сидение машины, молча кусая губы, ожидая пока я успокоюсь; если бы не позволила мне повернуть ключ в зажигании, зная, сколько всего я выпил в тот вечер. если бы ты осталась в доме наших друзей; если бы вместо всех действий, скинула бы лаконичное: «поговорим, когда остынешь», которое непременно вывело бы меня из себя. потому что я не справился с управлением; потому что чуть не убил тебя, рискуя всем самым важным что у меня есть в этой жизни - читай, тобой; потому что если бы тебя не стало, я не знаю как бы я смог и дальше уживаться с самим собой; я не знаю, справился бы я, если бы тебя больше не было. ты лишилась памяти и я решил, лживо поверил что так будет легче тебя отпустить; что это знак, что ты сможешь начать все с чистого листа, с пометкой, что на этот раз, без меня, но даже с этой задачей я не справился. потому что я снова влез в твою жизнь; ворвался за пределы всех расчерченных тобой границ; позволил тебе привязаться и, мне так жаль, позволил самому себе нуждаться в тебе сильнее обычного. я не мог тебя отпустить и я сделал все что только смог, чтобы ты ушла самостоятельно; чтобы ты сделала то, на что у меня не хватило храбрости. скажи: сколько времени нужно для того, чтобы полегчало? потому что изо дня в день, ничего не меняется. потому что я, все еще, пиздец как в тебе нуждаюсь.

[indent] все что осталось от нашего последнего разговора: осколки невыраженных сожалений и крошево из несбыточных надежд. твоя маленькая ладонь в моей; переплетенными пальцами и душераздирающей просьбой сотканной из двух шепотных слов: «поехали домой», я молил о спасении; просил, жалко и унизительно, раскромсав собственную душу перед тобой - вырвав ее из себя и развернув наизнанку, лишь бы ты заглянула в каждый, даже самый потаенный, ее уголок. твое молчание длилось как минимум вечность: ты смотришь виновато снизу вверх; скупо мажешь языком по нижней губе, будто бы еще не до конца определилась с уже принятым решением, прежде чем аккуратно - я поддаюсь и не настаиваю, - выудить свою кисть; коснуться пальцами моих, слишком интимно и мягко, точно в последний раз и сдерживая дрожь в ослабшем теле, помотать головой в отрицании. сжать руки между своих ног, из нужды как-то их занять и куда-то их деть, после чего увести взгляд в пол и уткнуться им в мыски черных ботинок. ты дышала тяжело; грузно и громко, словно надеялась что я пойму все без слов; будто бы хотела, чтобы тебе не приходилось произносить вслух опасливое и оторопелое: «я думаю, нам следует разойтись». а потом говорить-говорить-говорить, пытаясь сгладить углы и унять подступающую - и мою, и твою, - боль, только вот я уже ничего не слышал. коротко кивал, соглашаясь с твоим решением; с каждым последующим твоим словом, пряча руки в карманах безразмерной, черной толстовки и молча ушел, когда ты договорила. без глупых прощаний; без обещаний что мы справимся; без формальностей, которые, на самом деле, не нужны были никому из нас. я знал что ты поступила правильно и от того не злился: разве что, в тот вечер, можно было созвездия вычерчивать если проводить белесые полосы вдоль тела - от шрама к шраму. от видимого, что на лице, и до множества незримых, что под покровом из мерзлой кожи и костной клетки. и я, лживо и ошибочно предполагал, что я справлюсь: смогу тебя отпустить; научусь смотреть на тебя без замирания сердца и обуздаю ревность, когда она будет волнами накатывать снова и снова. в очередной раз, лицемерно себе соврал. мы больше об этом не разговаривали - откровенно говоря, за последние три недели мы и вовсе не разговаривали, ведь короткие приветствия не в счет. мы продолжали крутиться в одной компании; проводили вечера вместе с одними и теми же людьми и с каждым днем, это становилось все более непосильной задачей. ну, знаешь, натыкаться на твой пристальный взгляд и отрешенно изображать фальшивое равнодушие; избегать тебя, лишь бы не остаться наедине и не заводить хоть какой-то разговор, а потом, этот рыжеволосый мудак, саймон, кажется, начал катить к тебе свои яйца и ты и представить себе не можешь как тяжело мне было сдерживать себя. он лез; откровенно уменьшал расстояние между вами до непозволительного минимума; ладонью касался твоей коленки и губами, твоего уха, нашептывая тебе что-то, пока мой кулак сжимался слишком сильно, а вздутые венки выпирали на руках от раздражения, напряжение и ревности. я, мать твою, готов был вдарить кулаком прямо в его смазливое личико, когда он позволял себе слишком многое; готов был агрессией и жестокостью стереть с его лица самодовольную ухмылку и бить до тех пор, пока он не поймет что ему не позволено лезть к тебе. а потом поправлять себя напоминанием о том, что не позволено было раньше. сейчас нас ничего не связывает; мы не вместе и мое презрение не имеет права на существование; моя озлобленность необоснованная, потому что ты больше мне не принадлежишь. ногтями впиваясь в мягкую обивку подлокотников дивана; царапая мокрые стенки бутылки с безалкогольным пивом; кусая губы и щеки изнутри до металлического привкуса, сдерживая себя и заставляя смотреть куда угодно, но только не в твою сторону: я и подумать не мог, что самообладание покинет меня, стоит мне только увидеть тебя с другим. он не отходил от навязчивого флирта, а ты не отвечала ему взаимностью, но смотреть на это было невыносимо уже тогда. и я знал, что стоит вам только завести это дальше; стоит вам только попытаться, а мне, в один из таких вечеров, повысить градус в крови - пусть я и не пил ни разу, с момента аварии, я не справлюсь с контролем и сделаю то, о чем буду жалеть. и на этот раз, у джина не получится вытащить меня из того дерьма, в которое сам лезу. я стал все чаще отклонять приглашения и отказываться от вечеринок и этих сборищ; пропускал каждое второе, особенно если знал, что там будешь ты: только вот это не спасало. о тебе напоминало абсолютно все; все знакомые лица, рано или поздно, бликами разворачивали меня к тебе и это было невыносимо, понимаешь? в конечном итоге, я перестал и вовсе приходить. свел на нет общение со всеми своими старыми знакомыми; не отвечал на сообщения и на звонки, а позже и вовсе перекинул телефон на вечный авиа режим, чтобы не слышать ни одно из уведомлений. я ссылался на обилие работы; на занятость, предпочитая коротать свои вечера в тотальном одиночестве, перед экраном телевизора или за кухонным столом, бездельно втыкая в ноутбук, потому что на работе было невозможно сфокусироваться. узнав о случившемся, джин зачастил ко мне, пытаясь отвлечь и заставить, пусть и ненадолго, но думать о других вещах, которые не центрируются в области одного только твоего имени. это было взаимовыгодно, знаешь: у него, как оказалось, свои собственные загоны и проблемы, которыми, в первое время, он не торопился делиться, но моя компания помогала и ему, в ответ, абстрагироваться от того, что в одиночестве безжалостно душит. паршивее всего: это не помогает. ты стала слишком неотъемлемой частью моей жизни и все; абсолютно все напоминает о тебе даже в пределах моей квартиры. мы так и не успели съехаться окончательно. ссоры участились; дни без скандалов стали редкостью между нами и мы тянули до последнего, а потом стало слишком поздно. тем не менее, ты и до этого проводила достаточное количество времени в моей квартире, от этого она полностью пропиталась воспоминаниями связанными с тобой и в каждом уголке, я видел фантомные обрывки тебя. мы говорили о твоем переезде и ты успела занести сюда большую часть своих личных вещей: после аварии, я так и не нашел в себе силы их убрать. все также стоит по своим местам - там, где когда-то ты их оставила; там, где им правильнее всего находиться. на холодильнике, под магнитами, несколько наших совместных, поларойдных фотографий, на которых ты маркером написала дату и берегла как самые теплые воспоминания о нас с тобой: я хотел тысячу раз их убрать оттуда, но так и не смог. в ванной комнате: рядом с моей, твоя, ярко-малиновая зубная щетка; в тумбочке под раковиной - твои средства личной гигиены; в душевой кабинке - твой гель для душа, твой шампунь и еще несколько баночек с неизвестным и непонятным мне содержимым. в спальне: твоя пижама; несколько твоих футболок и пара широких джинс; твои - некогда мои, - толстовки; флакончик духов и еще куча косметических принадлежностей. в прихожей: пара твоих старых кроссовок; твоя весенняя куртка - ты всегда предпочитала забирать мои джинсовки или худи, если на улице начинало теплеть, и я был не против. на полке для обуви, сверху и нетронуто - черный ошейник и автоматический поводок для собаки. у меня никогда не было домашних животных: родители знали, что на нас с братом положиться нельзя, а у них не было достаточное свободного времени, чтобы уделять его еще и собаке; по переезду - ребяческое желание пропало. но мы с тобой, не единожды, говорили о том, что как только съедемся - обязательно заведем. кажется, ты всегда мечтала о золотистом ретривере. за несколько дней до аварии, мы с тобой совершенно случайно наткнулись на отдел для животных в икее: и мы посчитали что это знак - так посчитала ты, а я не смог тебе отказать; никогда не мог, подбадривая твой энтузиазм тем, что нам осталось лишь выбрать имя. мы так и не съехались и так и не завели собаку, но я так надеюсь, что у тебя это получится с другим. знаешь, с тем, который не переспит с другой при первых же признаках проблем в отношениях; с тем, кто не будет представлять для тебя никакой опасности; с тем, кто убережет тебя от всего и кто будет оберегать тебя, куда лучше, чем это сделал я. с тем, кто будет правильным для тебя; с кем у тебя сложатся нормальные и здоровые отношения, лишенные желчи и необоснованной ревности. поверь, я желаю тебе только лучшего: мне действительно жаль, что этим лучшим для тебя не смог стать я. в один из тех дней, когда джин заглядывал ко мне, он притащил пустую коробку и сказал, что мне будет проще все это отпустить, если я соберу все твои вещи: избавлюсь от последних напоминаний о тебе. но я не мог. тоска по тебе обострялась; усиливалась и возрастала прямо в области чертового сердца, выгрызая собой и его, и аорту в придачу, чтобы я ощутил ее вдоволь; каждой клеточкой ебанного тела. я так скучаю, кейт: скучаю по утрам проведенным вместе, чтобы целовать лениво и сонно, щуря глаза от слишком яркого солнца, проскальзывающего через приоткрытые жалюзи; скучаю по дням, разделенных на двоих, чтобы чувствовать на себе твои прикосновения на постоянной основе; чтобы убегать с любых вечеринок на несколько часов раньше, из голодного желания провести все оставшееся время исключительно наедине друг с другом; скучаю по ночам, когда имели значение только мы с тобой, чтобы не сковывать себя в желаниях под покровом черноты, наслаждаясь твоим идеальным и податливым телом, которое ощущается на своем месте рядом со мной; вблизи моего и в моих настойчивых ладонях; чтобы оставлять следы на каждом сантиметре твоей кожи: на губах; щеках и под мочкой уха; под линией челюсти и ниже вдоль шеи до ключиц; на плечах, лопатках и округлых грудях и все ниже, вдоль плоского живота; все дальше по анатомическому справочнику. и из всего вышеперечисленного, больше всего я так скучаю по тебе. и все эти вещи, небрежно разбросанные по квартире, единственное, что напоминает мне о том, что ты действительно была в моей жизни; что ты не плод моего воспаленного воображения. эти ошметки воспоминаний - единственное, что не позволяет мне завыть вшивой собакой и свихнуться от того, как сильно мне тебя не хватает. прости, что я не оправдал твои ожидания; соври и скажи, что ты справляешься намного лучше, чем не справляюсь я.

c a n y o u b l a m e m e ?
F O R T H I N K I N G A B O U T
about you naked

[indent] пару раз я собирался тебе написать: хотел предложить завести твои вещи в дом твоих родителей или в цветочный магазин, в котором работаешь; если не захочешь видеться - передам через сандру, но сообщение так никогда и не было отправлено ни в одной из своих формулировок. разве что, в черновиках в чате стоит так и неотправленное: «привет. не знаю в курсе ли ты, но у меня остались твои вещи. я занесу?». не стертое, чтобы когда наберусь сил снова поговорить тобой - не пришлось более подбирать правильные слова. в конечном итоге, я словил себя на мысли что не отправляю тебе это сообщение по двум причинам: я не знаю что должен сказать, когда мы увидимся в следующий раз, а еще, если я, наконец-то, решусь на этот шаг, я лишусь последнего связующего звена между нами. это - единственный предлог увидеться с тобой и я выжидал момента, когда тоска станет невыносимой; когда я буду не способен больше ее терпеть, замыкая в самом себе. иронично, правда? я именно этого и добивался; намеренно отталкивал и словами давал понять что у нас ничего не получится; заставлял вспоминать все то плохое, что было между нами, в слепой надежде что это затмит в твоей памяти все хорошее и ты, самостоятельно, откажешься от меня. я не дал нам ни единого шанса, будто бы заранее предугадав что он не станет последним, а всего-лишь очередным из. я старательно вычерчивал между нами границы, потому что боялся ранить снова; боялся в очередной раз причинить тебе слишком много боли - блять, ведь этой отрешенностью, холодом и показным равнодушием я именно это и делал. я не смог себя простить и никогда не смогу, даже если ты склеишь и сцепишь мое разбитое сердце тысячью «все в порядке; все хорошо; все в прошлом». это не вина и не мои попытки искупить ее, заставили меня снова ворваться в твою жизнь; не вина, вынудила меня не отходить от тебя ни на шаг; не вина, стала причиной по которой я врал тебе, надеясь что ты меня никогда не вспомнишь - вина и мои попытки ее искупить заставляют меня сейчас держаться далеко от тебя; заставляют оградить тебя от меня и дать тебе, пусть и мизерную, но возможность жить нормально. я никогда не смогу смотреть на кого-то рядом с тобой без прожигающей битым, остекленевшим клеймом, ревности внутри меня самого; я никогда не перестану тебя любить и даже если бы хотел - не смог бы стать твоим другом, потому что друзья не вызывают друг у друга лихорадочное сердцебиение и не сбивают дыхание малейшим прикосновением, но я отпущу тебя, кейт. я позволю тебе быть счастливой: я тяну себя на дно, якорем падаю, но я ни за что не потяну тебя за собой. ты не достойна самой дальней и самой яркой звезды с темно-синего неба: ты достойна всех звезд, а я пал слишком низко, чтобы дотянуться хотя бы до одной из них. даже если бы я смог повернуть время вспять; даже если бы сумел изменить ключевую оплошность, которая костяшкой из домино, невесомым падением столкнула за собой все остальные, руша мою жизнь до победного финиша - будем откровенны, рано или поздно, я бы все равно облажался. рано или поздно, сделав четко выверенный круг, мы бы вернулись к исходной точке. я главный изъян наших отношений и по какой-то причине, я не позволял себе даже думать о том, что все могло бы сложиться иначе. и нет ощущения дерьмовее этого. я откладывал нашу встречу до последнего; думал, что спустя месяц-два-может быть полгода, я буду, наконец-то, готов посмотреть на тебя спокойно, без прилива былых, слишком сильных, чувств, но я никак не ожидал, что инициатором нашей следующей встречи станешь ты. не ожидал, что ты придешь так скоро. на часах без пяти минут десять вечера: глухой удар в металлическую дверь заставляет нервно вздохнуть, путая пальцы во взъерошенных, черных волосах, пытаясь их хоть как-то уложить: джин еще вчера говорил что я выгляжу хреново, только вот мой внешний вид - последнее что меня парит последние три недели. тем более, я никого не жду - наверняка кто-то ошибся с адресом доставки еды или у кого-то из соседей претензии к громкости звука на моем телевизоре, но оба варианта ошибочные: через небольшую щель я вижу тебя. ты улыбаешься смущенно; практически боишься посмотреть мне в глаза и в других обстоятельствах я бы усмехнулся, но вместо этого я поджимаю губы и закрываю дверь, только для того, чтобы сразу же отпереть ее и позволить тебе пройти внутрь. что-то внутри предательски скулит, когда я вижу на тебе свою джинсовку: слишком большая для маленькой и хрупкой тебя, но по какой-то причине, в ней ты смотришься так органично; так правильно, что я не сдерживаю дрожь в краешках губ, не позволяя себе улыбнуться по-настоящему. ты заходишь осторожно; пальчиками цепляешься за ремешок своей сумочки; ты робеешь и чувствуешь себя неловко под моим пристальным взглядом: ты выглядишь безумно, безумно хорошо. темные волосы аккуратно уложены и тяжелыми локонами спадают на плечи; кажется, челку ты постригла всего несколько дней назад; на тебе ни капли макияжа - разве что, только легкий слой тонального крема, но как по мне, ты даже в нем не нуждаешься; от тебя пахнет моими любимыми, твоими духами и ты выглядишь очаровательно, когда натягиваешь рукава джинсовки, пытаясь скрыть свое волнение и растерянность. ты говоришь; пытаешься расположить к себе; словами пытаешься избавиться от воцарившейся неловкости; пытаешь избавить нас от оглушающей тишины, которая предельно грузно давит, а я не могу и слова в ответ вставить, потому что, ожидаемо, я не имею ни малейшего понятия что сказать. я скрещиваю руки на груди и продолжаю рассматривать тебя внимательно: точно боюсь, что больше никогда не увижу; а ты замолкаешь. жуешь собственные губы, постоянно избегая нужды посмотреть прямиком на меня; ты сжимаешься маленьким комочком и кажешься еще меньше обычного и мне, правда, сейчас бы укутать тебя в своих объятьях; прижать крепко к себе, целуя невпопад то в макушку, то в лоб, бережно обещая что все будет хорошо; мне бы сейчас касаниями показать как я истосковался и интимными; слишком личными поцелуями, доказать как я скучаю по тебе ежедневно: но у меня нет никакого права это делать. не после всего случившегося. и я уверен: ты не позволишь убавить между нами расстояние. не тогда, когда я не позволял это сделать тебе. как так вышло, что наш последний поцелуй: стертый; быстрый, безответный и слишком холодный - стал причиной, по которой я боюсь снова тебя коснуться? я не знаю сколько времени прошло: теряюсь в минутах, но кажется, прошло уже слишком много и ты успела засомневаться в правильности своего решения. ты моментально говоришь что готова уйти; даже делаешь шаг назад, почти что вплотную прижимаясь к дверному проему, а я реагирую молниеносно. резко поддаюсь телом вперед; несколько быстрых шагов и я опережаю тебя; цепляюсь ладонью за дверную ручку первее и закрываю ее за твоей спиной, не замечая до самого последнего момента, как близко мы находимся друг к другу. я смотрю на тебя внимательно; обмираю, потому что ты обмираешь в ответ; слышу твое загнанное и сбитое дыхание и ощущаю его на собственной шее; если прислушаться - точно услышу как бешено бьется в твоей груди твое сердце, вровень и в такт моему. я не дергаюсь: боюсь спугнуть, а еще, не могу разобраться с примесью собственных чувств, которые взрывоопасно окутывают меня, стоит только оказаться в непозволительной близости к тебе. жар опаляет изнутри в области сердца; желание подбивает комом к горлу и возбуждение теплится в животе и ниже: обычная комбинация, когда я нахожусь в миллиметрах от тебя. еще немного, и я прижмусь к тебе: именно это и возвращает меня к реальности. и вместо того, чтобы отойти, я медленно наклоняюсь чуть ниже: — пожалуйста, останься. — я отпускаю дверную ручку; снова расширяю расстояние между нами - на шаг больше, чем в прошлый раз. ты уводишь взгляд вниз; а я скрещиваю руки на груди, цепляясь за рукава белоснежной футболки, прежде чем грузно вздохнуть. я не способен трезво мыслить; не умею держать себя под контролем, когда нахожусь рядом с тобой: неужели ты не усвоила этот урок, кейт? одно только твое присутствие рядом со мной кружит голову и пьянит похлеще всего алкоголя вместе взятого. и эту, свою самую большую, слабость, я не способен обуздать: как видишь, у меня не получается. — прости, я не хотел тебя напугать. — говорю предельно тихо, словно действительно хочу тебя успокоить; будто бы по-настоящему хочу убедить тебя в том, что я не сделаю тебе больно; хочу расположить к себе, потому что я уже сбился со счета, сколько раз я подрывал твое доверие. чешу оголенные предплечья; ногтями царапаю кожу, лишь бы хоть чем-то занять свои руки, пока, на этот раз уже ты, растягиваешь повисшее молчание. — я думал написать тебе. сказать, что у меня остались твои вещи и ты, возможно, захочешь их себе вернуть. — от былой уверенности не осталось совершенно ничего. чтобы скрыть волнение, я разворачиваюсь и направляюсь в сторону гостиной: слышу, как ты стягиваешь с ног черные мартинсы, которые грузно падают на пол; слышу, как неторопливо семенишь следом, проходя внутрь, принимая мое негласное приглашение. — в общем, я ничего не убирал. все на тех же местах, где ты их оставляла. бери все, что покажется знакомым и что поможет тебе вспомнить. — ты внимательно рассматриваешь свое окружение; ты знаешь, что ты бывала тут не единожды и ты пытаешься зацепиться за любые мелочи, которые помогут хоть чему-то всплыть в твоей памяти. ты выглядишь как маленький котенок: любопытно оглядываешься; взглядом подмечаешь все детали и при этом, продолжаешь чего-то бояться. раньше, когда я был для тебя всего-лишь новым знакомым, который ежедневно навещает тебя в больнице, ты всегда делилась со мной всеми новыми вещами, которые ты вспоминаешь. рассказывала с восторгом о том, что тебе кажется реальным; говорила о людях, о событиях, о вещах и я любил это все слушать. я знал о тебе все; знал о каждой крупице, из которых ты была соткана, но при этом, я так внимательно вслушивался в твои рассказы, каждый раз с большим трудом кусая язык, чтобы не дополнить его теми деталями, которые тебе еще были неизвестны. ты вспомнила о том, как сандра перебрала с алкоголем на твой восемнадцатый день рождения, и при этом, не помнила, что ты выпила не меньше. ты помнила о том, как она не хотела ехать домой, но полностью забыла о том, что той же ночью ты заставила меня отвезти ее в дом ее родителей, пока вы громко подпевали какой-то попсовой песне через приоткрытые окна на заднем сидении; а еще, ты не помнила как забралась на мои колени, после того как я вернулся в машину и мы проторчали на парковке минут сорок, целуясь и прижимаясь друг к другу крепко, а потом встретили рассвет на окраине города. однажды, ты вспомнила о том, как не поступила в университет, о котором грезили твои родители, но ты так и не вспомнила, что ты туда не подавала документы, потому что мы решили поступать вместе, лишь бы быть ближе друг к другу. ты вспомнила о том, как собиралась назвать того самого, золотистого ретривера, но так и не вспомнила, что эту собаку мы собирались заводить вместе. — если хочешь, я могу тебе помочь. подсказать какие из вещей твои, — я останавливаюсь поодаль; упираюсь поясницей о подлокотник дивана и фокусирую все свое внимание на тебе, — хотя, не думаю что это будет сложно. кроме тебя и моего брата тут никого и никогда не было. а джин не оставляет свои вещи где попало. — мягко усмехаюсь; позволяю улыбке задержаться ненадолго на моем лице, но я прячу ее, как только ты снова смотришь на меня. впервые, между нами такая пропасть; впервые, я не знаю что тебе сказать; впервые, я не знаю что мне следует делать, потому что я так боюсь снова ошибиться, кейт. так боюсь облажаться; так боюсь сделать еще хуже и окончательно разломать в тебе любую веру в то, что я был достоин твоей любви. ты проходишь внутрь; осматриваешь детали скупого интерьера и останавливаешься у книжных полок; пальцами цепляешь корешки; ведешь дальше; замираешь напротив небольшой, но пустой фоторамки и мешкаешь, словно пытаешься что-то понять. — ты ее купила в тот день, когда я предложил тебе переехать ко мне. — ты поворачиваешься; смотришь на меня, но я не двигаюсь с места: боюсь усугубить положение, если ворвусь в твое личное пространство, — ты сказала, что там будет наша первая совместная фотография в нашем совместном доме. как понимаешь, ты так и не перебралась сюда окончательно и не было никакой фотографии, поэтому она пустует. — я отвожу свой взгляд; не нахожу в себе силы больше смотреть на тебя: как люди живут, когда в них клокочет целое обилие из сожаления? как люди уживаются с грызущей изнутри, болезненной виной? у нас могло быть все, кейт; у нас могло быть все, о чем мы так долго грезили, а по итогу мы остались ни с чем. только ворох несбывшихся надежд и кладезь из разрушенных ожиданий. — я писал пару раз сандре. спрашивал о твоем самочувствии. — я пожимаю плечами; отталкиваюсь и отхожу в сторону окна, лишь бы хоть чем-то отвлечься, — она говорила, что ты вспоминаешь все больше вещей. говорила что у тебя редко случаются провалы. и, — запинаюсь; облизываю пересохшие губы, — что ты, все чаще, вспоминаешь меня. — я не могу тебя отпустить, потому что цепляюсь, отчаянно, за любые воспоминания связанные с тобой: скажи, ты можешь отпустить, если я всплываю в твоей памяти неосознанно? дай знать, что это испытываю не только я; любовь моя, дай мне только понять, что ты нуждаешься во мне также сильно, как нуждаюсь в тебе я и я попытаюсь все исправить: дефектно; неумело - я ведь только так и умею. изолентой скрепляя неподходящие детали; неуклюже и несуразно подбирая обломки и сопоставляя их друг с другом: дай знак, что ты тоже этого хочешь и я не позволю себе снова сломать тебя. не позволю себе разбить тебя, и в придачу еще и твое сердце. просто дай мне зеленый свет и я сделаю все, лишь бы ты вспомнила, какой была моя любовь на вкус. какой терпкой и крепкой она была на самом кончике твоего языка; какой горячей и взмокшей она ощущалась на вспотевших, оголенных телах; какой мягкой и уютной она ощущалась, стоило нам только остаться наедине. я покажу; я докажу, я обещаю. — я такой придурок, кейт, мне так жаль. — я вздыхаю тяжело; почти обреченно, — я наделал и наговорил так много глупостей. мать твою, я так проебался. — пальцами сжимаю переносицу; морщусь, чтобы до боли; чтобы самого себя, в очередной раз, в этом же убедить. пальцы вплетаю в отросшие волосы; заправляю пряди назад и натягиваю их небрежно, прежде чем повернуться к тебе и наткнуться на твой, ответный, взгляд. ты смотришь растерянно; выглядишь неуверенно и если ты скажешь, что хочешь просто забрать свои вещи и уехать - я отпущу. я не буду удерживать; не буду умолять дать мне очередной шанс: будем откровенны, я его не заслужил. по правде говоря, я не заслужил ни один из тех, которые ты так благоразумно давала мне до этого и каждый из которых был отправлен в утиль, в угоду моего эгоизма и восхваляя мое тщедушие. и я боюсь; мать твою, так боюсь того, что я не смогу оправдать твои ожидания и в этот раз. я подхожу к тебе аккуратно; неторопливо, точно прощупывая почву и убеждаясь в том, что ты не отдалишься. останавливаюсь всего в нескольких шагах от тебя: ты дышишь размеренно - стараешься; каждый третий выдох получается рванным. но ты не отходишь; не отталкиваешь и не пятишься назад, лишь цепляешься за рукава джинсовки и за тонкий, кожаный ремешок своей сумочки. — она всегда тебе шла больше чем мне. — мягко улыбаюсь, кивком указывая в сторону курточки и я вижу, как ты расслабляешься; отпускаешь плечи и я воспринимаю это как шанс. подхожу к тебе почти вплотную; ладони дрожат, пока я осторожно обхватываю ими твои щеки; большим пальцем правой руки мягко оглаживаю твою теплую кожу, покрытую здоровым румянцем, а потом лбом нежно тычусь о твой лоб, замирая. твои ресницы трепетно дрожат, опаленные моим дыханием; ты замерла, старательно вслушиваясь в мое собственное сердцебиение, а голос переходит на мягкий шепот: — я так по тебе скучаю. — пауза ровно в минуту, — скажи, что ты тоже. — утешь мое израненное самолюбие. спаси мое кровоточащее сердце. помоги мне исправить то, что починке больше не подлежит.

Страница: 1

ignat & bts

Меню навигации

Пользовательские ссылки

Информация о пользователе

did you know you saved me?

Сообщений 1 страница 3 из 3

Поделиться12021-05-22 20:56:42

Поделиться22021-10-01 01:01:07

Поделиться32021-12-29 22:36:51