C O U L D   Y O U   L O V E   M E   A T   M Y   W O R S T ?
Could you love me?
c o u l d   y o u   l o v e   m e   e v e n   t h o u g h   t h a t   i t   h u r t s ?

n i n e   y e a r s   a g o
[indent] заношенная, джинсовая куртка вбирает в себя пыль, расстеленная на каменных ступеньках у входа в исторический музей: ты сидишь на ней, крепко сжимая между ног бумажный стаканчик с уже остывшим кофе; быстро печатаешь сообщения на своем новеньком смартфоне - наверняка, своим вечно волнующимся за тебя, предкам; я почти слышу твое планомерное дыхание, даже сквозь шум кипучего города и намеренно глазами бьюсь о твой собственный взгляд, когда ты оборачиваешься, заправляя за ухо пряди русых волос, на прошлой недели отстриженных под идеальное каре, послевкусием оставляя за собой кроткую, но предельно яркую улыбку. между нами расстояние в несколько порожков - ты сидишь ниже, негласной согласованностью между нами: чтобы не пропахнуть моими сигаретами перед возвращением домой. еще одна затяжка: едкий дым скрежет вдоль десен, оседает пеплом и гаревом где-то на периферии легких; обгоревшим облаком разъедает слизистую на выдохе и небо на вдохе, а потом сглотнуть слюну, которая будет горчить, прежде чем вдавить окурок в верхнюю ступень, оставляя обуглившиеся следы на сероватом выступе, а ты обязательно притворишься что не видишь этого, зато пристально будешь следить за тем, как достаю из кармана мятую пачку с ментоловыми жвачками и закидываю одну в рот, торопливо подсаживаясь рядом с тобой, не дожидаясь пока запах выветрится окончательно. бесстыже касаясь плечом - твоего плеча; стукаясь коленкой о твое бедро, усмехаясь, пальцами цепляя стаканчик и допивая остатки, прекрасно зная, что ты оставила для меня. несколько секунд в повисшем молчании и ты сдаешься под напором моего тяжелого взгляда: уводишь свой собственный куда-то в сторону, всматриваясь в силуэты мимо-проходящих людей; прячешь телефон в карманах широкого пиджака, накинутого поверх школьной униформы и цепляешь пальцы в замок, наклоняясь чуть вперед. ты должна быть сейчас внутри этого музея; не отбиваться от кучки наших одноклассников и вслушиваться в каждое слово гида, который, возрастом, кажется, сравнялся с самыми древними экспонатами; тебе бы делать своим аккуратным почерком заметки в своем небесно-голубом блокноте, чтобы не возникли трудности с домашним заданием, но стоило мне только заикнуться о том, что внутрь я не попрусь, ты тут же замедлила свой шаг и зацепилась за мою ладонь, податливо позволяя нам отскочить в сторону и отсидеться на массивной лестнице, довольствуясь компанией друг друга даже в тотальном безмолвии. я не знаю почему мы так привязались друг к другу: я, откровенно, не имею ни малейшего понятия как мы вообще нашли общий язык и каким образом, тебе потребовалось всего несколько месяцев для того, чтобы выучить меня наизусть: от загривка и до шрама на правом предплечье. я не собирался привязываться: переводы из одной школы в другую стали для меня обыденной практикой и, откровенно говоря, я был уверен что и в этой не задержусь надолго, потому что поводов для отчисления не убавлялось. я мог свободно вылететь за то, что помогал шестнадцатилеткам с поддельными удостоверениями личности; за то, что им же пихал косяки на заднем дворе школы или в мужском туалете, за которые они готовы были вывернуть свои карманы наизнанку и отдать свои последние деньги; или за то, что не умел держать язык за зубами, оказываясь, позже, в кабинете директора с рассеченной губой и продолговатыми ссадинами вдоль щек, которые на утро разойдутся пунцовыми синяками и оттеками. легче было взять всю вину за себя и в лучшем случае, получить монотонное наказание - в худшем, выслушивать многочасовые монологи матери, каждый из которого заканчивался уже привычным: «как же мне все это надоело, кинн» - а я в ответ усмехнусь, потому что я заебался еще сильнее. от того, что она пьет каждый божий вечер; от того, что водит домой каких-то сомнительных парней, которые даже не перезванивают ей на следующее утро; от того, что каждый раз, оказываясь на переднем сидении ее красного седана, получаю ее упреки в том, что я проблемный, не смотря на то, что это, кажется, передается по наследству. ей проще делать вид, что я унаследовал это от своего папаши, о котором не знаю примерно нихрена, чем признаться что она и сама облажалась в материнстве. я ее не винил, но непрестанно ловил себя на мысли о том, насколько сильно я ненавидел в ней эту нескончаемую жалость к самой себе. между нами либо постоянные упреки, либо слепое молчание под аккомпанемент скрежета вилок на поверхности расцарапанных тарелок и тихого радио где-то на заднем фоне. кажется, именно это и выкорчевало из меня мнимые крупицы любого проявления собственной слабости, а вместе с этим, еще и раскаяния: я предельно рано усвоил урок касаемо того, что за каждую ошибку мне придется платить самостоятельно. я застрял в прострации; в бестолковом состоянии тотального равнодушия ко всему внутри и снаружи моей внешней оболочки, поэтому мне было предельно поебать на то, что обо мне скажут в новой школе. о причине моего перевода узнали рекордно быстро: драка, в которой мне крышу снесло какой-то необоснованной агрессией и из-за которой меня отчислили в тот же день. либо слухи расползаются быстро, либо за меня говорили заметные кровоподтеки на лице и руках, которые не прошли даже спустя полторы недели. я не запомнил тебя, когда мы впервые встретились: кажется, это был урок геометрии или какая-то другая ерунда, на которую мы ходили вместе. ты подсела ко мне за обедом - твоя подружка, мэйв, кажется, сбежала с последних уроков вместе со своим парнем, оставив тебя довольствоваться своим гордым одиночеством, - и ответом на твое приветствие, я лишь незаинтересованно кивнул, пытаясь по-быстрому разобраться с домашним заданием по биологии. ты молча выудила из сумки свою тетрадь и протянула мне, не добавив ни слова, а на мои шепотные слова благодарности, на этот раз кивнула ты, вилкой ковыряясь в своем овощном салате, хотя краем глаза ты и продолжала наблюдать за тем, как я торопливо переписываю твои заметки. больше мы не говорили в тот день, а на следующий уже я подсел к вам, ловя на себе оценивающие и недовольные взгляды твоей подружки, но меня куда больше интересовала твоя мягкая улыбка, когда ты пододвинулась, позволяя мне усесться рядом. мы начали общаться медленно и неторопливо: ты позволяла мне списывать домашку от тебя, в то время как сама без умолку болтала и задавала вопросы. плавно, ты начала становиться крайне важной деталью моей жизни: переписки; созвоны; вечера проведенные вместе, когда я заезжал за тобой на машине своей матери и знаешь, хоуп, я действительно привязался к тебе. к тебе и ко всему, в чем думал что не нуждаюсь, но без чего, на деле, функционировал с большим трудом. ты поддерживала; выслушивала; не кривила губы в неодобрении и не морщилась брезгливо когда я делал то, что выбивалось из рамок твоего привычного, но правда в том, что я старался стать лучше для тебя, как бы смазливо и глупо это не звучало. я контролировал себя; держал в руках и губы изнутри кусал, лишь бы не язвить; я устроился в автомастерскую твоего дяди, о которой ты сразу же мне сказала, когда я невзначай упомянул о том, что мне не помешают деньги и в последствии, я завязал со всем тем, что могло бы стать очередной пометкой в моем личном деле. впервые, я не хотел разочаровывать кого-то; впервые, меня пугала перспективна того, что из этой школы меня тоже выпроводят. не мне говорить о сентиментальности, но нас связывало нечто, взращенное из надежности и спокойствия; тотального доверия и щенячьей преданности: ты стала моей тихой гаванью, в которой не давлюсь соленой водой и не гибну в ожидании мимолетного штиля; ты стала той самой точной невозврата, после которой я не чувствую этот нескончаемый зуд; не царапаю руки, плечи, живот, пытаясь содрать с себя всю кожу и перекроить, потому что все кажется неправильным, неисправным, нездоровым. правда в том, что ты этого никогда и не просила: правда в том, что с самого начала ты тянулась навстречу тому, что мне казалось изъяном; загноившейся раной, которая не подлежит исцелению. кажется, где-то в области правого предсердия ты оставила маленький шрам напоминанием о твоей улыбке; чуть ниже, там, где глубже запрятана душа, еще несколько, выжженных насквозь твоей заботой; и самый последний, подальше от посторонних глаз: самый болезненный и незаживающий, который мы до сих пор прикрываем лицемерным и фарисейским клеймом несуществующей дружбы. в моих объятьях тебе всегда было тепло: ты говоришь так каждый раз, грея замерзшие ладони в карманах моей куртки, а я цепляю тебя руками, но не для того, чтобы не дать тебе упасть: для того, чтобы не провалиться и самому слишком глубоко в тебя. расчерчивая границы, выводя полосы и поддерживая точное расстояние: я не позволял себе думать о том, что между нами может быть что-то большее - слишком сильно боялся зажать педаль газа, от того надавил по тормозам до полной остановки всего. и ты вздыхаешь шумно, натягивая рукава бордового пиджака; прижимаешь колени ближе к груди и укладываешь на них голову, направляя взгляд в мою сторону: — джастин пригласил меня на выпускной. — говоришь тихо; почти шепотно и коротко улыбаешься, внимательно наблюдая за моей реакцией, будто бы стараешься что-то разглядеть. я неоднозначно пожимаю плечами; облизываю обветренные губы, после чего кусаю, сдирая отшелушивающуюся корочку. я не смотрю на тебя; кручу серебряное кольцо на среднем пальце и прочищаю горло: — пойдешь? — спрашиваю сухо и почти без эмоционально, на что слышу твой короткий смешок. ты расправляешься; передергиваешь плечами и оглядываешься, когда слышишь за нашими спинами шум. — конечно нет, — ты замолкаешь резко; фокусируешь свое внимание на собственных, острых коленках; струной выпрямляешь спину и старательно стряхиваешь с черной ткани своей юбки невидимую пыль ребром ладони, имитируя безмятежность, — точнее, я еще ничего не ответила. не придумала как отказать. — в твоем голосе поубавилось уверенности и он перешел на хрипотцу: сомнительная причина, но я пожимаю плечами. мне, откровенно говоря, было наплевать - не на тебя, милая, а на выпускной. я не чувствовал никакой горечи от приближающегося окончания старшей школы и я предвкушал момент, когда заберу диплом и больше никогда не вернусь в это место. меня не прельщала ни идея танцев; ни нужда искать себе подружку, поэтому я собирался его пропустить, и я чувствую колкое раздражение сразу же после того, как произношу последующие слова: — скажи что ты уже согласилась пойти со мной. — говорю спокойно; почти что на одном дыхании - легко, будто бы это ничего не значит, потому что, на деле, это ничего между нами не меняет. я чувствую твой взгляд на себе; ты почти что прожигаешь меня им и не отвечаешь, будто бы ждешь продолжения, но я продолжать не собираюсь. не буду разбрасываться оправданиями за сказанное и не буду приправлять это наигранной слащавостью, потому что это не к месту. у тебя ведь всегда есть вариант отказаться; сказать что не хочешь этого и принять предложение своего недо-ухажера, которому, кажется, туго приходится принимать отказы, но ты продолжаешь молчать. не переводишь в шутку; не оправдываешься; выжидаешь - это не то приглашение, на которое ты рассчитывала: скупое, емкое, слишком короткое, спонтанное и резкое. — не волнуйся, хоуп, я обещаю что буду в костюме, — я усмехаюсь коротко: ты так и не отказываешься, и лишь после этих слов киваешь, все также безмолвно; расслабляешься, клянусь, наиграно. мы реагируем на шум за нашими спинами и я встаю; протягиваю тебе свою руку, за которую ты сразу же цепляешься, переплетая наши ладони, пока я помогаю тебе встать. пальцами хватаешь мою куртку и без лишних слов тянешь меня в сторону автобуса, все еще не прерывая телесный контакт между нами. не было никаких бабочек в животе: было уже привычное тепло, которое густой жидкостью растекается внутри меня от нашей близости. я все еще помню это идиотское чувство, осевшее в межреберье, когда на следующий день ты рассказала мэйв о том, что мы пойдем вместе: почти унисоном, емкое, вместе, как друзья: цепляющая заноза, которая кровоточит спустя годы. можно соврать - все равно заметно не будет - наплести любую чушь с равнодушным лицом и выдать ее за истину, в которой не придется никому сомневаться: у нас получилось соврать всем в нашем окружении, в том числе и нам самим. только вот, оглядываясь назад, непрестанно дерет изнутри тот самый тяжелый узел в животе, заставляя закрыть глаза и оторваться от той реальности, где ничего уже нельзя поменять. я не был влюблен в тебя тогда, потому что не позволял сам себе: я влюбился в тебя гораздо позже, когда более не получалось противиться своей самой большой слабости, в лице тебя. ты забираешься в душный салон автобуса, все еще держа в руках мою куртку, глазами выискивая свою подругу, чтобы усесться рядом; я прислоняюсь спиной к задней части кислотно-желтой поверхности, неторопливо закуривая очередную сигарету, перебивая тошноту дымом. через несколько минут я заберусь следом, выискивая глазами свободные места; сжимаю и разжимаю кулаки, быстрым шагом направляясь вглубь салона, останавливаясь лишь когда ощущаю как ты цепляешь мою руку и встаешь следом, чтобы шаг в шаг; последуешь тенью и усядешься рядом, даже если всю сорокаминутную поездку мы будем молчать. твои тонкие пальцы оставляют отпечатки на моей огрубевшей ладони: клеймо, которое фантомно ощущаю даже сейчас. под твоей кожей пульс бьется и я этим ритмом заражаюсь, стуча подушечкой указательного вдоль твоего большого: незамысловато, непреднамеренно, переходя все границы дозволенного, когда не размыкаю твою цепкую хватку теперь уже я. забавно, правда? как долго мы продержались, прячась в этой оболочке из притворства.

[indent] пару лет спустя, раскуривая один косяк на двоих в салоне новенькой тачки тайлера, он затянулся крепко, расслабленно откинулся на спинку, затылком упираясь о подголовник и растягивая губы в квадратной улыбке, после чего, путаясь в словах, начал выдавать какие-то неразборчивые откровения. мы познакомились в автомастерской куда ты предложила мне устроиться: в других обстоятельствах, мы бы не нашли общий язык, но он оказался крайне заносчивым и в то же время, тайлер без каких-либо вопросов прикрывал меня, когда я косячил или опаздывал, поэтому я не съязвил, когда он предложил развеяться вместе, а позже это превратилось в своего рода привычку. он не часто говорит о своих предках, но часто говорит о своем старшем брате; редко рассказывает о своей жизни, но зато без умолку разговаривает о гонках, девчонках и тачках. в тот вечер он признался что впервые попробовал травку на своем выпускном, а потом засмеялся, сказав что это единственное что он помнит о том вечере: я же, к сожалению или к счастью, свой собственный помню слишком хорошо. крепкие духи, чтобы перебить запах табака; костюм, одолженный у тайлера - который, в свою очередь, одолжил его у своего брата; арендованное авто, на которое ушли все мои карманные деньги за последние три месяца; лавандовая бутоньерка, в цвет твоего платья и приторный привкус клюквенного пунша вперемешку с дешевой водкой. тот вечер бьет в голову теми прикосновениями подушечками своих пальцев вдоль твоих плеч, лопаток, волнами вдоль позвоночника по обнаженной коже, чтобы легко и так правильно уложить свою ладонь на твоей талии — слова были неуместны или мы просто делали вид, что они кажутся лишними? я не нравился твоим родителям и естественно, сама идея того, что на выпускной мы пойдем вместе не воодушевляла их: по крайней мере, так говорила ты, наверняка подбирая свои слова аккуратно, в то время как я равнодушно пожал плечами и сказал что в дом не зайду; буду ждать тебя на улице. знаешь: мне было откровенно поебать на мнение всех кто только есть в моем окружении, в том числе и твоих предков, пусть я и не был с ними лично знаком; на мнение всех - но только не на твое. и я до последнего был уверен что ты придумаешь миллион отмазок чтобы отделаться от моей настойчивости или, к примеру, примешь предложение какого-то смазливого мальчика, с которым ты вместе ходишь на английский и который тебе, вроде как, даже неравнодушен, но ты этого не сделала. от мэйв я слышал что тебя еще кто-то позвал, но ты отказала и на тот момент, я искренне надеялся что это не жалость ко мне, пусть где-то в глубине меня самого, алым пламенем возгоралось какое-то убийственное ощущение самодовольства и необоснованного собственничества. я не привык так долго вариться в эмоциях, поэтому приглушал; щелкал тумблерами и на минимум все настройки; не позволял мыслям задерживаться в голове слишком надолго, чтобы не осели ебаным осадком и не приелись; не стали постоянными гостями, вороша последние крупицы оставшейся рациональности. такие мысли - это остаточные рефлексы, нелицеприятная память тела; я знаю, что не справлюсь, потому что с такими как я, все вечно не так; потому что как бы сильно ты не старалась что-то разглядеть, моя душа всегда была и остается не глубже чертовой лужи. под сетчаткой твоих карих глаз расцветает целая галактика: в моих зрачках все звезды до последней подохли, не успев родиться, и я, на деле, дозированно вбираю в себя эту правду, в томительном ожидании той самой иллюзорной точки, которую сам для себя выдумал, и которая станет главным проводником всех моих чувств. неизбежная кульминация; закономерный финал; чреватый, неотвратимый и конечный эпилог, после которого не будет ничего. так что да, я действительно помню тот вечер в самых мельчайших деталях. помню, как твой отец вышел из дома первый и заставил меня покинуть комфортабельный салон дорогущей тачки, чтобы одарить меня очередной нравоучительной речью - я нажрался ими сполна, - и под конец предупредить, что он меня из под земли достанет, если я сделаю что-то не так; помню, как ты смущено что-то нашептала ему на ухо, когда выбралась следом - я не слышал, потому что пялился на тебя, ведь ты была такой красивой, знаешь? помню, как ты тянула меня танцевать, каждый раз, когда доносились нотки какой-то из твоих любимых песен и помню, как горчила на кончике языка дешевая выпивка, которую кто-то умудрились пронести внутрь школы; помню, как ты звонко смеялась и помню, как собственноручно стащила с моих плеч пиджак, присваивая его себе, когда ближе к третьему часу ночи я предложил убраться из душного зала. на мое рвение вызвать тебе такси - во мне было слишком много спиртного, чтобы позволить себе сесть за руль с тобой, на пассажирском сидении, - ты лишь по-ребячески закатила глаза и кивком указала в сторону узкой лестницы в конце коридора. молчание не тяготит; тишина распыляется клубами из невыраженных слов, которые не нуждались в материальной оболочке, что тенью над нами: тот самый пиджак расстелен на грязной и пыльной крыше и ты усаживаешься поуютнее, стягивая неудобные туфли со ступней, а я поясницей прислоняюсь к небольшому выступу напротив. ты хотела встретить рассвет: я хотел смотреть только на одну тебя. в тот момент, именно в ту секунду, пока я наблюдал за тем, как ты пальцами распускаешь волосы; как закидываешь голову назад и закрываешь глаза, глубоко вдыхая все еще ночной, прохладный, пока что лишенный летнего зноя, воздух; пока ловил на себе твой ответный взгляд, я осознал что с наступлением утра изменится все. не между нами, потому что я не намеревался переступать черту, даже если пиздец как хотелось: все поменяется в наших жизнях. еще с января ты без умолку говорила о том, что собираешься подать документы в какой-то престижный, калифорнийский университет; ты постоянно волновалась и тряслась, получая результаты очередного бестолкового теста и забавно пыталась скрыть самодовольную ухмылку, когда получала свой, вполне заслуженный, высший балл. в конце апреля ты получила то самое письмо о зачислении и я был рад за тебя хоуп, действительно был счастлив, отзеркаливая и мимикрируя твои собственные эмоции в своих жеманных улыбках, но это означало что тебе придется уехать. потому что я не могу себе позволить дорогостоящее обучение: моя мать не откладывала никогда деньги на мое образование, а моих отложенных не хватит даже на билет до калифорнии; с моей успеваемостью и отсутствием хоть каких-то вспомогательных талантов, о стипендии можно даже не думать, поэтому я не тешил себя лживыми представлениями о том, что я смогу хоть куда-то свалить из этого города. мой максимум - какой-то паршивый колледж, без репутации и знаменитого имени, с дипломом которого я смогу разве что задницу подтереть и ты понимала это не меньше меня. ты постоянно говорила о том, что расстояние ничего не изменит и что ты будешь постоянно приезжать: но это такая ложь, знаешь? это самообман - у тебя будет новая жизнь; новый круг общения; новые интересы и приоритеты и в этой вереницы из всего, что станет твоей новой действительностью, не будет никакого места для меня. все остальные мысли - лишь подсознательное желание контролировать неконтролируемое, пусть мне и будет проще коротко кивнуть, ответом на твое очередное обещание звонить как можно чаще, вместо того, чтобы вбросить это все пылью еще и в твои глаза. ты уводила свой взгляд в сторону, а я просто пялился, жадно, внимательно, без глупой двусмысленности, пытаясь впечатать в память костного мозга и в сетчатку своих глаз твой образ - иррациональный страх забыть, даже если при всем потенциальном желании - не смогу. — не хочу чтобы этот вечер заканчивался. — ты будто бы мысли мои читаешь и я усмехаюсь; откидываю голову чуть назад, глазами цепляясь за яркие блики россыпи из звезд над головой; пальцами взъерошиваю сухие, выжженные попытками осветлить, волосы: сигареты дают, наконец, эффект, вызывая легкое головокружение при контакте с алкоголем - или дело в том, как скрутило живот от твоих шепотных слов? — думаю, жизнь в калифорнии тебе понравится, — в низком, спокойном до одури, голосе, холода не меньше, чем на улице, но это безразличие стирается комом в горле, когда ловлю на себе твой пронзительный и уставший взгляд, — вдруг ты не захочешь возвращаться? — скрещиваю руки на груди, то ли в защитном жесте, то ли пытаясь притупить нескончаемый скрежет в реберной коробке, точно тошнота и тревога в унисон дерут изнутри. ты пытаешься выдавить из себя мученическую улыбку - дело совсем не в бессонной ночи и я без толики сомнения скажу, что холодной водой на тебя накатывает страх - как по мне, беспочвенный, безосновательный, голословный. ты ведь этого хотела; об этом грезила на протяжении последних лет - почему сейчас, оказавшись в шаге от финишной прямой, ты готова надавить по тормозам и сделать десяток шагов назад? скорее всего, ты боишься перемен; боишься лишиться стабильности; боишься остаться один на один со взрослой жизнью, но даже тем вечером, я не позволил себе ни на одно мгновение подумать, будто бы причина может быть еще и в нас с тобой, потому что нас с тобой никогда не существовало - не существует сейчас - не будет существовать и после. — а вдруг ничего не выйдет? — это не шепот даже, а жалобное, несвойственное тебе, едва различимое сипение, от которого что-то дергается внутри; щенком скулит уже мое собственное сердце, в этой тупорылой беспомощности и я отрываюсь от высоких стенок крыши; выпрямляюсь, пряча холодные ладони в карманах классических, черных штанов; мну ткань изнутри, цепляя пальцами гладкий материал, чтобы стереть потом выделяющееся собственное волнение, пока неторопливым шагом направляюсь в твою сторону. я сажусь на корточки перед тобой; чуть ли не бьюсь своими коленями о твои, которые прижимаешь к груди, поглядывая на меня снизу вверх. ты смотришь прямиком в глаза и я не позволяю нам прервать наш зрительный контакт: ты пиздец какая красивая и эта мысль колко от верхнего до нижнего позвонка. я хочу коснуться; хочу позволить себе то, что непозволительно, но вместо этого, одну руку кладу на твои колени; сжимаю пальцами крепко чашечку, привлекая к себе твое внимание, пусть ты даже не пытаешься отодвинуться или уйти: — ты ведь всегда можешь вернуться, если ничего не получится. — мягко, тихо, осторожно: я не могу пообещать что пойду с тобой; не могу соврать в клятве что последую куда бы ты не пошла, потому что я не могу себе это позволить; потому что это твоя мечта, хоуп, но никак не моя, а я не больше чем мелочный эгоист. легче разойтись по разным концам мира, чем сплетать дорожки, которые в любом сценарии пойдут порознь, в совершенно противоположные стороны. это ты мечтаешь о большем: а мне комфортно в этой железной оболочке; в непробиваемой скорлупе; в том маленьком и загнившем мирке, который выстроил для самого себя. я не собираюсь прыгать выше головы; не собираюсь вкладывать большие надежды в свою жизнь, которую собственноручно просираю ежедневно; не собираюсь откусывать больше, чем смогу проглотить, из страха подавиться мнимыми амбициями и несбывшимися ожиданиями: мне откровенно не хочется прожить остаток своей жизни так, как это делает моя мать; еще сильнее мне не хочется стать копией моего отца. ты коротко киваешь; глазами упираешься в мою ладонь, что в соприкосновении с твоей кожей: мы потеряли интерес к рассвету и не реагируем никак, когда первые блики утреннего солнца рассекают небесное полотно; мы, кажется, этого даже не замечаем. — давай сделаем так, — наклоняюсь чуть вперед; непозволительно уменьшаю расстояние между нашими лицами, чтобы ты слушала; чтобы мое дыхание на твоей коже - в этот момент мне так похуй на все рамки приличия, — что бы не случилось, я всегда буду ждать тебя тут, ладно? — ты торопливо киваешь и я не могу сдержать улыбку: предельно теплую, нацеленную только на одну тебя, и ты улыбаешься ответно, — а еще, чтобы не показаться полнейшими неудачниками, — улыбка плавно исчезает с моего лица, пока я наблюдаю за восходом медно-красного солнца в отражении твоих зрачков, — если нам стукнет по двадцать семь и мы все еще будем одиноки - что насчет пожениться друг на друге? — и мне хотелось перевести сказанное в шутку, но по какой-то причине, в это предложение я вложил слишком много собственного, лицемерного желания. но ты не засмеялась; ты не упрекнула в глупости и не помотала головой в отрицании: ты смотрела целенаправленно, будто бы пыталась зарыться голыми руками в мою же душу и вывернуть ее наизнанку, пусть и знала; понимала, что я серьезен в своих словах. несколько минут молчания; несколько пропущенных ударов моего сердца, а потом ты накрываешь мою ладонь своей: — обещаешь? — также тихо, чтобы слышал только я, даже если на крыше, кроме нас с тобой, не было никого, и такое же ответное: — обещаю. — с моей стороны, которое кровит каким-то нездоровым стремлением признаться, что этого мне хотелось бы больше всего на этом ебаном свете. и ты смотрела так внимательно, пока мы варились в этом умиротворяющем молчании: сейчас я понимаю, что это было нечто куда серьезнее, чем мнимый комплекс спасителя, разделенный между нами, который работает как-то неправильно; которым мы не спасли друг друга, а обрекли на что-то совсем иное, вытканное из недосказанностей; продолжительного молчания и неразборчивого месива из чувств, что змейками вокруг глотки. мы не упростили друг другу жизни: мы запутали эти мотки из нитей еще сильнее и было так больно, когда затягивался очередной узел, незакрытым гештальтом; неоправданным страхом; неразделенной любовью; безответным теплом.

B U T   M A Y B E   I ' M   T H E   W O R S T ,   T H E   W O R S T   Y O U   E V E R   H A D
the easier I bleed
t h e   m o r e   i   h i d e   m y   s c a r s                               

n o w
[indent] спустя ровно тридцать четыре дня с момента того самого рассвета, исцелованного нашими слабостями и мучительной изморозью, заместо немых признаний, ты уехала. и многое действительно изменилось, как бы сильно мне не хотелось думать иначе, потому что все мое целостное существование свелось к одной только кривой тлеющей линии, ведущей, надеюсь, только к гробу. все действительно колебалось градацией между хуево и еще хуевее и в конечном итоге, я вполне умело превратил это в свою обыденность, которой даже научился довольствоваться. мы безусловно не перестали общаться после твоего переезда: переписывались, созванивалась регулярно и периодически, коротали вечера болтая по видеосвязи, но чем сильнее ты углублялась в свою учебу и знакомство с новыми людьми в своем окружении; чем больше моя жизнь скатывалась в тартарары, потому что я даже не пытался удержать мнимое равновесие, надавливая на одну из чаш весов сильнее, чем на другую, тем меньше времени мы находили друг для друга. мы не вычеркнули друг друга окончательно; не отрезали все на корню и не исчезли: остались фантомами где-то на заднем плане, с головой уходя под мелкую рябь взрослой жизни. ты действительно настояла на том, чтобы я подал документы в колледжи поближе и меня приняли: знаешь, на одно только мгновение я действительно поверил в то, что даже моя поломанная жизнь подлежит починке, только вот заржавевший механизм давал сбои непрестанно, даже тогда, когда все казалось правильным. я не продержался даже один семестр: моя успеваемость пробивала дно, потому что я прогуливал, язвил, забивал хер на собственное будущее; потому что у меня не было четких взглядов и идей - лишь бы не угодить за решетку и не подохнуть в какой-то вшивой канаве от передоза, а с остальным я справлюсь. и это была первая ложь во благо: тебе я конечно же соврал. не сказал об отчислении; фальшиво улыбался, рассказывая о том, что обзавелся новыми дружками - тайлер с трудом сдержал свой смешок, забираясь в салон своей тачки; я уводил свой взгляд в сторону, рассказывая о том, как мне нравится то, чем я занимаюсь и мотал головой, задавая тебе встречные вопросы, чтобы не давиться одной ложью следом за другой. правда в том, что мама задолжала крупную сумму денег, не сумев выплатить свой кредит и у нее был месяц для того, чтобы их раздобыть или она потеряет свой дом. когда она мне об этом рассказала, я открыто продемонстрировал то, насколько мне откровенно говоря поебать, чтобы спустя полчаса встать изо стола и пообещать что я достану ей эти деньги. она не задавала вопросы - подсознательно, прекрасно понимала что никаким честным трудом не достать такую сумму в кратчайшие сроки и, наверное, я был благодарен ей за то, что она не пыталась залить мне в уши очередную просьбу не делать глупости. я съехал от нее почти что сразу же после окончания школы; собрал все шмотки и завалился вначале к блейку, с которым мы знакомы с самого детства; позже, пожил недели две у тайлера, а потом нашел квартиру, которую мог себе позволить. естественно, я пообещал себе что прерву с ней любое общение - но не смог, потому что какого-то хера меня продолжала волновать ее жизнь, ее благополучие и ее проблемы. денег заработанных в автомастерской с трудом хватало на собственную жизнь, не говоря уже о том, чтобы откладывать или иметь хоть какую-то возможность выплатить крупную задолженность. и я вернулся к тому, с чего умудрился соскочить несколько лет назад: номер форти - я, честно говоря, даже не знаю реально ли это имя или нет, - я так и не удалил из списка своих контактов и я удивился, когда он ответил сразу же после первого гудка. он поставлял мне травку и порошки, которые я мог втюхать за неплохие бабки, но он тоже был посредником - о том, кто был его поставщиком я не имел ни малейшего понятия и, если честно, меня это даже не интересовало. я довольствовался неплохим процентом, а ему было достаточно знать, что я не солью его копам, потому что я вернулся из-за собственной нужды. паршивее всего далось осознание что больше у меня ни черта не получается: знаешь, вначале была стадия отрицания, когда я чуть ли не в крошку зубы стирал, ловя себя на мысли что не хочу возвращаться; позже, была злость, чтобы кулаки разбить о замызганные стены своего подъезда, обозлившись то ли на себя, то ли, несправедливо, на весь этот поганый мир; торг - пока крутил телефон в руках добрые полчаса, где-то глубоко в душе тепля надежду что форти не ответит, а потом настало принятие. мне нужны были деньги; я хотел, блять, нормальной жизни для себя - какая разница если ради этого нужно замарать по локоть руки; какая разница если мятые купюры будут грязными? правильность и безгрешность - это лицемерие, вероломство и двоедушие; искаженная картинка той реальности, которую никто не хочет показывать, потому что за пазухой у каждого из нас, нутряная мантра расшитая оправданиями за каждый наш проступок. знаешь, хоуп, спустя столько лет я просто перестал чувствовать хоть какое-то подобие вины: бей, топчи, кричи, ломай кости и выхаркай из себя любые чувства, если станет легче - я сделаю все, лишь бы как минимум на одну только ночь, упокоить свою душу. и я действительно раздобыл деньги, а потом подсел на это ощущение относительного достатка, как на иглу и проблема в том, что я даже не пытался соскочить. я коротал свои ночи в компании сомнительных людей; мое окружение не внушало никакого доверия, поэтому рассеченная бровь; ссадины и вмятины стали обычными и характерными чертами для моей внешности: я курил чаще и не отказывался от выпивки и эта усталость отражалась в пурпурных синяках под глазами. я выглядел паршиво и правда в том, что большую часть времени, я ощущал себя также. поэтому я старался растворить себя и свои уничижительные мысли в других вещах: тайлер таскал меня с собой на гонки, даже предлагал попробовать, но мне адреналина по горло хватало и без этого, поэтому я довольствовался компанией из его друзей и неплохим времяпровождением после заездов. именно там я познакомился с сыльги: черные волосы по пояс; идеальная талия и кругленькая сумма на карте, потому что ее предки состоятельные и она привыкла себе ни в чем не отказывать. кто-то сказал ей о том, что у меня можно попробовать что-то покрепче обычных сигарет и косяков и она самолично завела со мной разговор, пока я расстилал для нее дорожку на стеклянном столике, а она говорила о том, что она устала от своей жизни; что она хочет попробовать что-то новое; что ей не нравится соответствовать картинному шаблону идеальной дочери. откровенно говоря, я пропустил мимо себя половину из сказанного ею: в голову била текила, а размытый взгляд фокусировался только на ее откровенном декольте и на выпирающей из него груди. после первой затяжки, ей будто бы крышу снесло: она оказалась на моих коленях, самолично высвобождаясь от верхней одежды и оголяя передо мной идеальные окружности упругой, небольшой груди; она целовалась жадно и голодно, будто бы ей было недостаточно, неторопливо ерзая на моем члене, который инстинктивно дернулся и которому становилось тесно в джинсах, а она и не ждала зеленого света, ощущая и мое желание, в цепкой хватке на ее локте; и мое возбуждение, пока я оставлял засосы на ее бледной, почти что белой, коже и отметины на осиной талии, впечатывая пальцы слишком грубо. она слишком громко стонала от каждого рывка и каждого движения и также громко причмокивала, заглатывая мой член чуть ли не полностью, будто бы действительно старалась доставить удовольствие еще и мне. как иронично, что пока она сидела на коленях передо мной, занимаясь не самыми пристойными вещами, я словил себя на мысли, что даже в своих попытках стать чем-то иным, чем образцовой дочерью, она все равно продолжает стремиться к какому-то идеалу, будто бы убеждая всех вокруг в том, насколько она действительно хороша. я думал что это будет наше первое и последнее пересечение, поэтому даже не удосужился оставить мой номер, но она меня нашла сама. сама написала на следующий же день; вечером сама позвонила и предложила сходить куда-то вместе и я согласился. через месяц регулярных встреч и постоянного секса то на заднем сидении моей тачки, то в ее съемной квартире, мы решили что это можно назвать полноценными отношениями и на деле, это были единственные серьезные отношения в моей жизни. мы постоянно ходили вместе; она перезнакомила меня со всеми своими друзьями - и я был благодарен ей за связи; она делала все то, чего я хотел и податливо шла на поводу всех моих желаний, будто бы нуждалась в каком-то одобрении и правда в том, что это мне наскучило предельно быстро. я не был влюблен в нее и никогда не говорил с ней о чувствах: мне было удобно и это было взаимно. я всегда доставал для нее что-то новое - я никогда не принимал, довольствуясь только табаком и совсем легкой травкой, но от последнего я отказался быстро, потому что крышу сносило моментально. остальным я не баловался, но это делала сыльги, в ответ благодарно раздеваясь передо мной. мы продержались полгода и мне это нравилось: нравилось, когда она садилась на мои колени или критически близко ко мне, нашептывая на ухо и пьяня меня своими приторными духами, пока ребро моей ладони у нее под юбкой, заходя за все границы приличия; нравилось, какой она была раскрепощенной и податливой; меня заводила ее сексуальность и ее тело действительно заставляло меня возбуждаться моментально, но в то же время, в ней не было совершенно никакой души и поэтому я не смог обзавестись хоть какими-то чувствами, не говоря уже о том, чтобы запасть на нее. мы расстались легко - наверное, это было обоюдно; вероятно, она не хотела демонстрировать свои слабости в открытую, а после этого я даже не пытался найти себе кого-то другого. на гонках или в клубах всегда можно было подцепить какую-то миловидную девочку на одну только ночь и я по правде довольствовался только этим. я прожигал свою жизнь так небрежно; в утиль выбрасывал один день за другим - бессонными ночами; мигренями по утрам и усталостью под вечер; быстрорастворимая лапша на обед и несколько скуренных сигарет на ужин, а под утро какая-то жирная и неполезная уличная еда, лишь бы чем-то набить желудок. знаешь в чем правда? в какой-то момент я убедил себя в том, что чего-то нормального, лучшего, адекватного я просто не достоин и я боялся что-то менять; не хотел рисковать, потому что даже под алкоголем моя искренность не набирает достойные обороты и я жую слова на вдохе и глотаю их на выдохе. я так боялся стать похожим на своих родителей, только вот яблоня от яблони падает не далеко, верно? навряд ли я стал лучше каждого из них и я был уверен что никогда и не стану; не изменюсь; не смогу оборвать на корню этот образ своей жизни, потому что не знал чем вообще могу заниматься кроме этого. не было никакого желания снова ковыряться в содержимом чужих тачек за гроши, чтобы пахнуть маслом и выхлопными газами - и одновременно, блять, как иронично, не нравилось прятать лицо за козырьком кепки, чтобы не были видны уставшие глаза, пока пересчитываю купюры, ответно, протягивая маленькие зиплоки и полиэтиленовые пакеты набитые дурью тем, кому бы, по-хорошему, не портить жизнь таким дерьмом. только вот не мне говорить о нравоучениях и не мне рассуждать о высоком, верно? все мои друзья и приятели знали чем я занимаюсь, но никто не пытался всковырнуть меня какими-то ненужными сентенциями: не пыталась это сделать даже ты, не смотря на то, что я прекрасно понимаю - я никогда не говорил тебе о том, чем занимаюсь, но где-то глубоко ты и сама все знала. или, по крайней мере делала вид. мы больше не пытались друг друга спасти, даже если спустя столько лет, мы оба нуждались в этом больше, чем когда-либо до этого. ты и представить себе не можешь, хоуп, как часто я ловил себя на мысли о том, что мне тебя не хватает. я и не думал, на самом деле, что настолько болезненно буду по тебе тосковать.

o n e   y e a r   a g o
[indent] мы не прервали наше общение и оно не сошло на нет: мы продолжали периодически переписываться; изредка созванивались и виделись в те редкие моменты, когда ты возвращалась домой. первое время, ты прилетала при любой удобной возможности - спустя три года, твои приезды сократились в несколько раз, а позже, ты перестала прилетать даже на рождество, ссылаясь на занятность и на прочие жизненные обстоятельства. я знал что ты действительно обзавелась новыми друзьями, которые постоянно фигурировали в твоем инстаграме; знал, что ты окончила свой университет с отличием и получила неплохую должность сразу после этого; знаю, что на втором курсе ты начала встречаться с каким-то парнем и что вы расстались через год и ровным счетом также знаю, что уже как второй год ты встречаешься с другим - чарли, кажется? ты рассказываешь мне обо всем без утаек, а о том что не упоминаешь, я узнаю из твоих социальных сетей. мой же инстаграм обделен вниманием и за исключением пары-тройки фотографий, сделанных совершенно случайно, в нем не появляется совершенно ничего. естественно, ты знала о моих отношениях с сыльги, потому что я сам тебе о ней говорил; ты знала когда мы расстались и знала, что после этого в моей жизни не было ничего серьезного, пусть и спрашивала пару раз, а вместо ответа я лишь мотал головой. ты знала что я не окончил колледж, потому что я признался что бросил его и ты знала что постоянного места работы у меня нет. и это частичная правда, разве не так? конечно я не говорил тебе о том, чем занимаюсь; я отвечал скупо и емко и ты теряла интерес или просто не хотела давить, поэтому делала вид что мои отговорки тебя не раздражают. наверное, я боялся что ты осудишь; боялся, что с презрением посмотришь на меня и перестанешь выходить на связь - поверь, я каждый ебаный день жил в страхе что однажды это общение прервется окончательно; я боялся, что зная правду, могу втянуть и тебя в это все, от того и продолжал притворяться, лишь бы тебе не знать что моя жизнь превратилась в стандартный ноль, чем она и была всегда. в замкнутый круг. в змею, пожирающую саму себя, чтобы впиться клыками и травить свою же кровь. я не знаю почему так рьяно продолжал держаться за тебя; за эту призрачную иллюзию что ты рядом, совсем близко, пусть и в сотни километрах расстояния, но я чувствовал непередаваемое спокойствие и немыслимое удовлетворение, когда экран телефона вспыхивал твоим именем. не обязательно сообщением: оповещением о новом посте или новой истории в инстаграме; о твоей новой публикации в твиттере и о любой активности в социальных сетях, потому что я был подписан на каждую твою страничку. твои опасения не оправдались: ты прижилась; ты привыкла к другому городу и к другому штату и он тебя принял с распростертыми объятьями и, наверное, пару лет назад я словил себя на нездоровой мысли о том, что где-то в глубине себя, я надеялся что ты перегоришь; надеялся что вернешься домой. я радовался всем твоим успехам и каждое твое достижение, априори ощущалось еще и моим, но ты была далеко и от моей неиссякаемой слабости по отношению к тебе меня воротило каждый чертов день. наверное, именно поэтому я не ожидал, что ты решишь вернуться. твое сообщение застало меня врасплох одним из тех вечеров, когда тайлер позвал на очередную гонку - он был воодушевлен; говорил что винс - парень, которым все вокруг восхищались, - выйдет на трасу и он собирается утереть ему нос; он громко говорил о том, что ставки высоки, а еще о том, что он позвал какую-то девчонку, по которой, очевидно, сохнет и он обязан прийти первым к финишной прямой. я перестал его слушать где-то в середине длинного монолога: телефон зажужжал чередой уведомлений, каждое из которых было от тебя. ты писала о том, что хочешь поговорить; о том, что собираешься вернуться, потому что получила хорошее, рабочее предложение; а потом прислала несколько скриншотов - кажется, переписка с компанией, которые выдвинули тебе вакансию. на тот момент, я знал что ты рассталась со своим парнем, поэтому что-то внутри болезненно съежилось, стоило только глазам скользнуть по экрану. я буркнул себе под нос что это срочно и отошел подальше, лишь бы не была слышна громкая музыка и непрекращающийся рев моторов, чтобы в то же мгновение набрать тебя. мы говорили почти час, потому что я не мог оторваться; ты болтала обо всем на свете и тебя действительно радовала перспектива вернуться в родной город - главным предлогом, что ты соскучилась по своей семье; моим главным предлогом для моей улыбки - я чертовски соскучился по тебе. я пропустил заезд, но кто-то из ребят сказал, что тайлер пришел первым и свалили почти сразу же со своей подружкой - навряд ли он заметил мое отсутствие, так что я облегченно вздохнул, продолжая кидать тебе сообщения. мне искренне нравилось рисовать в своей голове иллюзию того, что все будет как добрые восемь лет назад, но мы повзрослели; мы изменились и мы уже давно не дети - тупая истина холодным потом прошибает: это не настоящая привязанность; это не настоящая дружба; это не настоящая любовь. я не знаю когда биркой обременил эмоции ощущаемые к тебе; не знаю когда осознал, что сердце заполошно бьется, потому что так правильно. только вот стоит только оглянуться назад и увидеть всю внутреннюю составляющую моей жизни, как пугающее чувство вины в секунду отвечает на все почему: почему тебя нужно держать на расстоянии; почему ты меня не выберешь; почему это не любовь; почему нам нужно и дальше оставаться друзьями. и, знаешь, стоило только увидеть тебя после длительного расставания; стоило только прижать твое тело к моему, крепко и до хруста каждой косточки; стоило только вдохнуть твой запах - клянусь, он не выветрился из моей кожи все еще, как сердце в тиски зажмет острое желание уйти. но не от тебя - так хочется уйти от самого себя. от своей прогнившей насквозь души; от своего отвратного нутра, которое от раскрытия в груди струпами и волдырями жжется. я не знаю в какой именно момент осознал, что по-настоящему в тебя влюблен: но это не имеет никакого значения, потому что факт остается фактом, и если мне не хочется тебя проебать, тогда нам стоит и дальше играть в эту ебаную дружбу. мы действительно начали снова проводить много времени вместе: ты даже попросила меня познакомить тебя со своими друзьями, чтобы ты смогла обзавестись новыми связями и я притащил тебя на какую-то вечеринку после очередной гонки, в надежде что во мне никто не узнает меня и что у моих знакомых хватает мозгов держать свои рты на замке. к счастью, тебе даже понравилось: ты поладила с подружками тайлера и винса, а позже даже нашла общий язык с щеглом, которого так ненавидел первый, но боготворил второй. и, знаешь, хоуп, у меня не было никакого права ревновать и включать свои собственнические замашки, но я коршуном кружился исключительно вокруг тебя, не позволяя никому подойти и познакомиться, будто бы помечая территорию, которая мне даже не принадлежит, скрипя зубами, когда какой-то незнакомый мне паренек пытался тебя чем-то угостить, а я кулаки сжимал и разжимал, с трудом сдерживая в себе порывы выбить из него все, что он в себя успел влить. ты этого не видела - или сделала вид что не заметила, пока сама не отходила от меня ни на шаг - мне понравилась иллюзия того, что ты мне принадлежишь, веришь? это фантомное ощущение кружило голову и так возбуждало, что хотелось как максимум прижать тебя к какой-то стене и запустить язык в твой рот, чтобы наконец-то поцеловать и попробовать на вкус, давая знать что делиться не намерен - как минимум, по-быстрому передернуть в туалете на втором этаже, потому что понимал что не имею никакого права заходить за границы дозволенного. и все же я делал именно это: когда демонстративно цеплял твою руку и переплетал наши пальцы, или клал огрубевшую ладонь на твое колено, когда ты сидела рядом, а ты не противилась. но и зайти дальше не позволяла, потому что мы не говорили о своих чувствах; потому что я боялся что-то сказать, страшась того, что это не взаимно. мать твою, я слишком хорошо помню как выблевал все содержимое своего желудка, перебрав с выпивкой, в тот вечер, когда ты пошла на свидание с каким-то придурком с твоей работы, потому что ревность проглотить не получалось. мне нравилась мысль о том, чтобы проводить рядом с тобой двадцать четыре на семь, но это походило на помешательство и я одергивал себя - периодически, не открывая твои сообщения по несколько часов подряд; изредка, не отвечая на звонки; стабильно, раз в пару дней, написывая тебе по ночам, даже если знал что ты спишь. взгляд исподлобья всегда врезается прямиком в тебя; в секундном контакте считывается то, насколько хочу чтобы мы уже стерли все эти рамки; ногами на землю до боли в пятках - напоминанием что сделаю только хуже. разница между нами в том, что сколько бы времени не прошло, ты всегда найдешь меня в той же квартире; с тем же заплывшим взглядом и теми же словами поблескивающими на губах - но я не знаю где мне придется искать тебя в следующий раз, стоит только моргнуть, закрыть глаза слишком надолго или увести свой взгляд. я знаю что упущу тебя; знаю, что ты как маленькая и пестрая канарейка, которая улетит сразу же, стоит только приоткрыть дверцу. ты знаешь чего ждешь и чего хочешь от этой жизни, а я знаю что хочу тебя. желательно только себе и желательно навсегда. и если бы ты только намекнула на то, что я могу двинуться вперед; если бы махнула зеленым флагом перед моим лицом, я бы больше не вжимал тормоза в самый пол, но ты уводишь в сторону свой взгляд; обхватываешь руками свое тельце и устало вздыхаешь, когда повисшее молчание начинает давить. поэтому мне приходится довольствоваться тем, что у нас есть: короткими прогулками по вечерам, грея пальцы о бумажные стаканчики с дешевым кофе; постоянными переписками - твой чат давно закреплен в каждом приложении и возле твоего имени, многозначительно, стоит красное сердечко, перемотанное бинтами, в надежде что ты об этом никогда не узнаешь; посиделками с твоими новыми друзьями - которых я терпеть не могу, и с твоими старыми, школьными приятелями - которые терпеть не могут меня; а еще редкими вылазками вместе с моей компанией, в те вечера, когда собираются только знакомые мне люди. ты редко принимаешь мое предложение подвести тебя, предпочитая заказать убер, поэтому я почти перестал настаивать; ты все чаще предпочитаешь выдерживать расстояние между нами и я знаю, что перехожу границы, поэтому расчерчиваю их по новой. я не имею ни малейшего понятия кем мы приходимся друг для друга. будем откровенны, хоуп, я не знаю кем мы приходились друг для друга с самого начала и я не знаю, что связывает нас на протяжении всех этих лет. я думал ты сможешь подсказать; ткнуть носом и намекнуть на то, что происходит между нами, но теперь, с каждым днем я все больше и больше убеждаюсь в том, что в незнании нахожусь не только я один. веришь? становится так похуй на чувства и весомой становится только эта жалкая просьба: пожалуйста, на этот раз не уходи; на этот раз останься рядом.

I ' M   P R A Y I N '   T O   A   G O D ,   A   G O D   I   D O N ' T   B E L I E V E
I showed you all my scars
t h a t   i   l e t   n o b o d y   s e e                                             

n o w
[indent] горький дым полной грудью; равнодушную улыбку, ответом на какую-то из шуток за столом, смачиваю остатками виски в стакане, в котором растаял весь лед и от того, горечь почти не ощущается: я не хотел и не собирался праздновать хоть как-нибудь свой день рождения, но блейк настоял; сказал что мне нужно развеяться, поэтому притащил меня и несколько наших дружков в этот бар - жалкое зрелище. выгляжу плачевно, празднуя - если это вообще можно назвать именно так, - свое двадцати семилетие, заливая в себя один стакан за другим и жуя губы, потому что разговаривать не хочется. хочется только отключить чертов мозг; притормозить поток мыслей и притупить эти тупые стремления к самокопанию: заместо этого, мысленно возвращаюсь к одному только дню. забавно, правда? почти десять лет назад, мы совершенно иначе представляли наше будущее и даже в самых извращенных фантазиях, я не мог подумать что все обернется именно так. точнее, не обернется ничем; не сдвинется с мертвой точки и застопорится в состоянии тотального разочарования в самом себе. периодически, всматриваясь в собственное отражение в небольшом зеркале в ванной, я вижу все того же мальчишку, который не находил себе места; который не привязывался и убеждал себя в том, что люди и сами не привяжутся. я ни капли не изменился, если говорить по правде: разве что, на руках появилось несколько чернильных рисунков; в ушах пара новых проколов; несчитанное количество новых, мелких шрамиков на бледно-белой коже и волосы высветленные окончательно в блонд, потому что так нравится больше чем черными, унаследованными от родителей. и, наверное, от этого становится еще противнее; от этого заливаю в себя очередной стакан чуть ли не залпом, прожигая глотку изнутри и опрокидывая голову назад, жмурясь с каким-то отчаянием. знаешь, что злит больше всего остального? алкоголь не притупляет: он заставляет все ощущения в теле циркулировать, а не концентрироваться в одном только месте и от того, мысли о тебе дублируются; их становится втрое, в десяток раз больше - я потерял счет того, как часто открывал чат с тобой, но так и не нашелся словами, чтобы что-то написать; я потерял счет того, как часто смотрел на мелкую надпись сверху, указывающую на то, когда ты последний раз была в сети, потому что если ты онлайн - значит ты сегодня дома. блейк громко смеется и заново наполняет мой стакан, а я только киваю, поправляя рукава широкого, черного худи. только одно желание теплится внутри: отпустить, удавить привычку, двинуться дальше, оставить все позади - только одни мысли бьют в темечко ритмичной константой: твое нерешительное «обещаешь?»; мое ответное и громкое «обещаю». реагирую лишь когда шум за столом затихает, а все внимание фокусируется на человеке, который подсаживается и опустошает мой стакан. форти заносчиво лыбится; закатывает рукава темно-синей рубашки и подпирает висок кулаком, смотря прямиком на меня: — паршиво выглядишь, кинн. — недовольно морщусь, пусть и пытаюсь выглядеть расслабленно, когда безразлично пожимаю плечами и увожу свой взгляд в сторону, всем телом показывая свою незаинтересованность в продолжении данного разговора, но форти намеков не понимает, поэтому не останавливается, — тебе бы расслабиться как следует, может и не будешь раздражать всех вокруг своей кислой миной, — он жестом просит подтолкнуть к нему бутылку и отпивает прямиком из горлышка, не пытаясь даже разлить содержимое по стаканам, — есть работа на сегодня. — донышко бутылки бьется о твердь стола и я с каждой секундой все сильнее и сильнее сожалею о том, что не остался дома; или, по крайней мере, о том, что не предложил тебе провести этот день вместе - хотя, звучит слишком интимно и это так не про нас. — отъебись. ты же знаешь я сегодня вне игры. — поднимаю глаза; смотрю прицельно и пристально; даже бровью не веду и не позволяю голосу поубавить в грубости и уверенности. едва сдерживаюсь, чтобы не съездить кулаком по самодовольному выражению лица человека напротив; скребет изнутри и чешутся ладони, потому что я терпеть не могу, когда он давится своим цинизмом напоказ и когда свою же спесь пытается затолкать в других, — нет, не знаю. ты будешь делать то, что я скажу, кинн, иначе у твоих долгов появятся дополнительные нули на конце. — он наклоняется чуть вперед; пальцы в замок скрещивает на своих бедрах и смотрит прямиком в глаза и это бесит; злит настолько, что я не сдерживаюсь; не осознаю в какой момент резко привстаю со стула, ножки которого мерзко скрипят, царапая слух; не понимаю, когда именно сжимаю ладонь в кулак и ею же проезжаюсь вдоль гладко выбритой щеки, ощущая пульсирующую боль в собственных костяшках. я теряю контроль; замахиваюсь снова - и снова - и снова бью, не останавливаясь даже тогда, когда получаю ответный удар; не останавливаюсь, даже когда ощущаю металлический привкус крови во рту и слизываю ее с рассеченной губы и только когда кулак жжет невыносимо; только когда чья-то тяжелая рука оседает на моем плече и тянет меня настойчиво, я осекаюсь и останавливаюсь. отшатываюсь; делаю несколько шагов назад; выпрямляю спину и пальцами массирую костяшки; сплевываю на пол кровь вперемешку со слюной и смотрю вперед, пусть и не слышу ничего; мать твою, даже не вижу ничего, потому что взгляд расфокусирован и мною дирижирует одна только ненависть. где-то на затворках слышу голос блейка, который пытается оправдаться перед владельцем бара, но в этом нет никакого смысла, потому что задерживаться здесь я не собираюсь. рукавом размазываю кровь на своем лице, пытаясь ее стереть; шмыгаю носом и хватаю со стола не откупоренную бутылку - кажется, это джин, - прежде чем торопливо развернуться и выйти на улицу. вечерняя прохлада бьет по щекам; палит костяшки и болью откликается во рту, но я не пытаюсь даже замедлить свой шаг и не останавливаюсь до тех пор, пока легкие не начинают гореть, а воздуха становится слишком мало. я буду сожалеть об этом; определенно возненавижу себя, когда в следующий раз пересекусь с форти и не сомневаюсь, он сделает все, чтобы поднасрать мне в ответ, но именно сейчас; в это мгновение мне становится все равно. я зубами пытаюсь откупорить бутылку и у меня не получается с первого раза - это бесит, поэтому когда я избавляюсь от крышки, я залпом делаю несколько глотков и почти не морщусь от крепости и неразбавленности; не издаю ни звука, когда спирт соприкасается со свежей раной. по-хорошему мне бы сейчас завалиться домой и в лучшем случае, отоспаться, но у меня совершенно другие планы, потому что мне одиноко; потому что мы пообещали друг другу. я ловлю такси и диктую твой адрес - выучил наизусть сразу же после того, как ты мне его скинула. в карманах почти нет налички, но я надеюсь что там достаточно для того, чтобы расплатиться за поездку - об этом я подумаю потом. чувствую себя жалко и выгляжу, скорее всего, также, когда выуживаю несколько мятых купюр и даже не пересчитываю их, выбираясь из салона - я умудрился опустошить бутылку чуть ли не полностью, поэтому отправляю ее в самую близ находящуюся мусорку; шарю по карманам джинс, в попытках найти хотя бы одну пластинку жвачки - и мне повезло, поэтому я избавляюсь от обертки и закидываю ее в рот. на часах половина второго ночи и ты, скорее всего, спишь, но это меня мало волнует, потому что я хочу быть рядом с тобой сейчас, даже если это пиздец как эгоистично. я торчу у твоего подъезда чуть больше пятнадцать минут, прежде чем вбить код и подняться по уже знакомой мне лестнице на третий этаж. я оказываюсь у твоей двери в рекордные сроки; даже не выдыхаюсь, зато поправляю волосы и небрежно пытаюсь их пальцами причесать, прежде чем настойчиво зажимаю звонок. вначале нет никакой реакции, но спустя несколько минут я слышу шум внутри квартиры; слышу, кажется, как щелкает выключатель и слышу твои шаги, поэтому я отпускаю кнопку и отхожу чуть назад. ты выглядишь очаровательно; сонно и удивленно, выглядывая через приоткрытую дверь, а потом выбираешься наружу и закрываешь ее, прислоняясь к ней спиной, рукой придерживая ручку. ты ждешь объяснений; ждешь слов, но я не могу выдавить ничего, зато мой опьяневший рассудок просит другого. я напираю; подхожу к тебе вплотную и несмотря на маленькую разницу в росте, ты кажешься миниатюрной. впечатываю ладони в поверхность дверь по обе стороны от тебя, закрывая тебе пути отступления; смотрю внимательно и губы не дергаются ни в улыбке, ни в ухмылке. коленом скольжу между твоих ног, раздвигая их чуть-чуть, чтобы быть ближе, после чего рывком навстречу, впечатываюсь губами в твои. ты не отвечаешь, но и не ерзаешь и не отталкиваешь и это заводит еще сильнее; это не позволяет мне остановиться, разве что когда ощущаю новые капельки крови на своей губе я отстраняюсь, но не отдаляюсь. облизываю свои губы; собираю остаточный вкус, чтобы ты его не ощущала, и только когда кровь останавливается, целую снова: на этот раз настойчиво; голодно и жадно, сминая твои губы поочередно; массируя и проводя языком вдоль них. улыбаюсь в твои губы и тяжело выдыхаю в небо - я не позволяю себе углубить; не позволяю себе надавить на тебя еще сильнее и запустить язык внутрь твоего рта, но позволяю отпустить одну руку и огладить ею твою талию; провести пальцами вдоль плавных линий и зацепиться за резинку шорт от твоей пижамы; пальцами натянуть, чтобы ты еще ближе ко мне; чтобы грудью к груди. а потом, теми же пальцами забраться неглубоко под подол твоей футболки, не прерывая поцелуй - ты не просишь остановиться, но и не отвечаешь; не откликаешься на мои действия и я останавливаюсь. целую в последний раз, мягко кусая твою нижнюю губу, после чего отпускаю и отдаляюсь, делая несколько шагов назад. ты дышишь заполошно; тяжело и шумно - я слышу насколько твое дыхание сбито; вижу, насколько ты растеряна, но я не чувствую никакой вины, веришь? — прости, больше не мог сдерживаться. — говорю тихо, почти самолично перехожу на шепот, продолжая пристально и внимательно смотреть на тебя. ты ждешь объяснений; снова ждешь каких-то слов и я снова нихрена не знаю что мне следует говорить, потому что мне хочется большего. хочется чтобы ты ответила; хочется чтобы ты дала знать что тоже хочешь этого - либо просто прерви все наше общение, потому что это единственное что прогонит меня отсюда сегодня. — нам нужно поговорить, хоуп, — ты наконец-то приходишь в себя; скрещиваешь руки на груди и коротко киваешь, — впустишь? — потому что разговаривать в коридоре мне не хочется; потому что чувствовать накатывающий дискомфорт и неловкость - нет никакого желания и ты понимаешь; поэтому открываешь дверь и заходишь внутрь, а я следую за тобой, не позволяя заново отдалиться, потому что стоит только двери захлопнуться за моей спиной, как я цепляю твое запястье и разворачиваю тебя к себе, чтобы ты смотрела прямиком в мои глаза; чтобы понимала мои намерения; чтобы считывала то, что не могу сказать вслух, самостоятельно. ты смотришь озадаченно, растерянно и, боже, надеюсь что это не страх, когда твои глаза наконец-то фокусируются на слегка опухшей губе; когда скользишь ниже и видишь стертую кожу на моих кулаках: я обещаю что расскажу тебе обо всем, но не сейчас. не спрашивай, верь на слово, как делала до сих пор. потому что я никогда не делал тебе больно; никогда не разочаровывал; никогда не предавал и никогда не отпускал - в этот раз тоже не отпущу. — помнишь обещание, которое мы когда-то дали друг другу? — не говори что забыла; не говори что не думала об этом. потому что я прокручивал тот вечер в своей голове миллион раз; потому что столько же раз думал о том, насколько хочу, чтобы мы сумели это обещание сдержать. и я ощущаю терпкое облегчение, когда ты хмуришь брови и неуверенно киваешь. я отпускаю твое запястье, потому что даже алкоголь в крови не позволяет удержаться в границах нужной мне уверенности в себе. я мешкаю, тяну, отчего-то злюсь, что ты не говоришь и не понимаешь к чему я веду. или просто делаешь вид? — я хочу быть с тобой. — такое неправильное сочетание слов, не передающее и вполовину то, что хочу донести до тебя. потому что я хочу быть с тобой сегодня. хочу быть с тобой этой ночью. хочу быть с тобой все последующий дни, недели и месяца. хочу быть с тобой все те годы, что будут дальше и больше всего на свете, хочу быть с тобой весь остаток этой жизни. потому что только так, она будет иметь хоть какой-то смысл. только так, она не будет мною так ненавистна. только так, она будет правильной. наверное, только рядом с тобой, моя душа становится хотя бы немножко глубже и мне так нравится то, кем я становлюсь в твоем присутствии. или мне просто пиздец как нравишься ты. и сейчас, облизывая обветренные губы и чувствуя твое послевкусие, я знаю что мне мало. слишком мало тебя и всегда было. только вот особенно сильно это ощущается именно сейчас, когда обратного пути больше нет.