[indent] ты, в отличие от меня, практически полностью обнажена: сокровенные участки тела скрывают только тонкие кусочки светло-голубого нижнего белья: мелкая полупрозрачная сетка, кружевные вставки, тесемочки и лямочки - оно выглядит чертовски нежно и ненадежно, кажется, одно резкое движение - и все порвется, испортится безвозвратно, и соблазн проверить невероятно велик, но я не делаю этого; ты дышишь заполошно, загнанно, сквозь открытый и округленный в ровный овал рот вылетают низкие задушенные хрипы, пока сама ты закатываешь глаза и судорожно сглатываешь, накрыв своей ладонью мою, свободную, пока вторая скользит от узкой щиколотки вверх, по выпирающей косточке, по полоскам на ахиллесовом сухожилии, по напряженным икрам, по острым коленным чашечкам, по ямочке под ними, по стройным бедрам, а вслед за ней - губы. твоя кровать узкая, не предназначенная для двоих человек, но мы неплохо приноровились умещаться на ней вместе, и сейчас я не испытываю никаких проблем, за исключением нуждающегося во внимании члена, скованного боксерами и кожаными штанами. я избавляюсь от твоего касания неохотно, но ты не замечаешь этого вовсе; пальчики левой руки сжимают простынь рядом с телом, правой - оглаживают плоский впалый живот, кружатся вокруг пупка, касаются дразняще у кромки трусиков, и мне в тебе это безумно нравится: несмотря на относительную неопытность, ты не стесняешься в проявлении эмоций и в этой нужде получить как можно больше удовольствия. моя задача - дать тебе его, и ничто не может заставить меня от этого отказаться. ну, практически. я обхватываю твои бедра, чтобы дернуть ближе к себе, и ты коротко и тихо взвизгиваешь от неожиданности, а потом хихикаешь - тоже недолго, потому что я кусаюсь, не в силах устоять и удержаться от соблазна пометить внутреннюю сторону; целую место укуса моментально же, мажу языком, чтобы след влажно поблескивал в свете включенных ночников; твоя рука - та, что перебирала простынь, живет своей жизнью, но теперь у меня в волосах, потому что ты хватаешься бездумно за пряди, тянешь больно, путаешь, не позволяя отстраниться, особенно в тот момент, когда я целую тебя сквозь ткань белья; ты вздрагиваешь всем телом и непроизвольно пытаешься столкнуть коленки, свести их вместе от смущения, но не получается - я все еще между твоих широко разведенных ног. в комнате жарко нестерпимо, и тебе приходится отпустить меня на мгновение, только чтобы я стянул футболку без рукавов, пропахшую гелем для душа и дезодорантом - я бы не смог заявиться к тебе сразу после заезда, воняющий потом и маслом, так что пришлось заскочить по пути домой - а потом вернулся на свое любимое место. ты смотришь на меня сверху вниз, опираешься теперь уже на локти, кусаешь соблазнительно нижнюю губу и ждешь-ждешь-ждешь, шумно дыша через нос. бледные обычно щеки покрыты неровным лихорадочным румянцем, а короткие прядки из модной челки местами успели прилипнуть ко лбу. я чувствую, как по собственным вискам скатывается пот, но не делаю ничего, чтобы избавиться от капель, и не отвожу от тебя взгляд, когда стаскиваю трусики, но не снимаю их до конца, когда опускаюсь еще ниже, и когда широким единым мазком провожу языком между ног, пробуя тебя на вкус. ты - всегда такая отзывчивая и чувствительная - стонешь непривычно низко, во весь голос, и мне приходится оторваться, приходится привстать, чтобы нависнуть и зажать тебе ладонью рот. ты смотришь огромными кукольными глазками и я улыбаюсь: нестерпимо хочется поцеловать, но не знаю, как ты отреагируешь на это, поэтому сдерживаюсь и говорю тихо, убавляя громкость практически до шепота: - тише, малышка, - ты сглатываешь шумно, пытаешься облизнуть сухие губы и задеваешь кончиком мою ладонь, и от этого невинного касания меня уже пробивает током, - ты ведь не хочешь, чтобы твои родители нас услышали? - ты киваешь понятливо, и я киваю тебе в ответ, прежде чем вернуться на исходную. ты разводишь ноги в стороны, еще шире, чем прежде, раскрываешься в приглашении и я прижимаюсь губами к одной из тазовых косточек, благоговейно и невесомо целуя. искусать тебя хочется всю, целиком и полностью, чтобы пометить, чтобы присвоить, но мы договорились - без всех этих следов на видном месте, а с твоей любовью к коротким маечкам и футболочкам разгуляться особо негде. я расстегиваю собственные штаны, приспускаю чуть-чуть, чтобы оттянуть резинку трусов и высвободить напряженный член; жить моментально становится легче. не убирая руки, обхватываю у основания, чтобы пережать, чтобы оттянуть оргазм и не кончить раньше времени, мы ведь только начали, верно? твои пальцы вновь в моих волосах, царапают кожу головы, дергают, перебирают, и ты все также стонешь, но гораздо тише, сквозь сомкнутые и сжатые в тонкую полоску губы. кажется, в лифе становится тесно, и ты спускаешь лямки вниз по плечам, чтобы оголить маленькую аккуратную грудь, чтобы накрыть одну ладонью, чтобы сдавить между пальцев покрасневший сосок - я все еще смотрю на тебя, пока продолжаю ласкать губами и языком, пока продолжаю играть с нежными влажными складочками, кусая, и целуя, и облизывая, предвкушая не менее увлекательное продолжение. внезапно шум внизу стихает, а вместо него слышится тот же шум, но уже на лестнице. кто-то грузно поднимается по деревянным ступенькам, а потом замирает около твоей двери. замираешь и ты, но я не останавливаюсь. ладонь, та, что свободна, накрывает низ живота, придавливая к постели, ты что-то шипишь сквозь зубы, потом делаешь глубокий вдох и на вопрос отца - а это точно он - отвечаешь, что все в порядке. - спокойной ночи, - говоришь громко, чтобы за дверью точно услышали, а потом добавляешь в ответ на его слова о любви, - я тебя тоже, пап - и я когда движение, наконец, стихает, а в соседней комнате хлопают дверью, ты позволяешь себе застонать вновь, опять - негромко. мне тихий секс не нравится от слова совсем, но обстановка, располагающая только к нему, удивительно возбуждает. а еще возбуждаешь ты, и я думаю невольно - так, на ходу, потому что мысль в голове надолго не задерживается, - что дело просто в тебе, а не в чем-то еще. прижать тебя к какой-нибудь поверхности, зажать в каком-нибудь углу или усадить на свои колени мне хочется постоянно, неважно, где мы и кто вокруг есть. да и сексом, буду откровенным, то, между нами происходит, называть не особо получается. как-то раз мы с братом, набухавшись после того, как его кинула очередная любовь его жизни, а меня продинамила грид-герл, болтали обо всем этом. ну, типа, что секс - это когда без чувств особо, когда просто хочешь пристроить член куда-то, а куда - вообще похер, а вот любовью заниматься - это от всей души. мне кажется, что у нас с тобой второе, потому что член присунуть, конечно, классно, но и это не главное, когда речь заходит о тебе. ты что-то шепчешь; увлекшись, я не сразу замечаю, но потом прислушиваюсь и отвлекаюсь от своего увлекательного занятия: внизу ты влажная, откровенно мокрая, и все это вместе со слюной на моем небритом подбородке. я разбираю в твоих словах просьбу остановиться, потому что ты уже близко, и плотоядно улыбаюсь, - все, что угодно, для моей принцессы, - ты краснеешь, хотя казалось бы - эта фраза безобиднее всего того, чем мы тут занимаемся. ты приподнимаешься, но только для того, чтобы снять полностью и лиф, и свисающие с щиколоток трусики, а потом тянешься руками к поясу моих штанов, смотришь смущенно на член, как будто вы видитесь в первый раз, касаешься сочащей предэякулянтом головки и, когда я сцеживаю сквозь зубы воздух, трогаешь уверенно, обхватывая ладонью, но только для того, чтобы помочь избавиться от оставшейся одежды окончательно. я, наконец, тянусь к тебе - к твоему лицу, если быть точнее. обхватываю ладонями щеки, фиксируя, и целую так, как давно - с самого начала вечера - хотел. крепко, напористо, кусаче; ты отвечаешь, ерзаешь на пяточках, сидя на постели, и гладишь безостановочно: влажную от пота грудь, напряженный живот, бедра, покрытые темными волосками, руки, предплечья, плечи и шею, волосы на затылке, завивающееся в тугие кольца, линию челюсти, пока сам я плавно опускаю тебя спиной на постель. здесь не разгуляться, а еще - к счастью, я помню - мы не должны разбудить твоих родителей, поэтому лучшей старой доброй классики ничего не подойдет. ты вновь раздвигаешь ноги, а потом тянешься ладонью под подушку. возишься недолго, и я смотрю с интересом, а потом - восхищением, потому что ты, ожидая реакции, выуживаешься фольгированный квадратик и небольшой, уже начатый нами тюбик смазки без запаха и вкуса. - хочешь помочь? - ты киваешь, привстав, разрываешь пакетик и неловко, неумело немного, но старательно натягиваешь резинку на член, придерживая у основания, а потом открываешь разогретый тюбик и щедро льешь сверху, прежде чем вернуться на место. я следую за тобой моментально, ошпариваю коленку колючим поцелуем, устраиваюсь поудобнее и неторопливо, медленно, безумно аккуратно толкаюсь внутрь. ты узкая и горячая внутри, сжимаешь, сдавливаешь ребристыми стеночками, поддаешься навстречу незамысловатому ритму и выгибаешься в пояснице тонким прутиком, позволяя распирать тебя изнутри. я не могу больше терпеть и наращиваю темп, планомерно качая бедрами, ты тянешь руки вперед, чтобы переплести наши пальцы, и я не отказываю тебе в этом, потому что мне тоже нравится. ты мычишь, стонешь, вновь сжимая губы, и я целую тебя, чтобы стало немного полегче. ты расслабляешься и стонешь вновь - теперь уже мне в рот, и вибрация оседает где-то на небе: щекотно. я целую в такт скольжению: планомерно, цепляя зубами припухшую нижнюю губу, вылизывая языком твой рот, твой язык, ряд белых ровных зубов - желание не уменьшается, не оседает где-то в паху, а продолжает также остро гореть, пока кровать под ногами прогибается, к счастью, не бьется спинкой о стенку и не скрипит. ты млеешь от моих неприхотливых ласк, едва не мяукаешь котеночком, когда оставляю в покое губы и переключаюсь на грудь, лишенную внимания. ты оба - два оголенных и накаленных провода, соприкосновение грозится взрывом, и нам так плевать; потому что ты трешься о меня своим телом, трешься грудью о мою, поскуливаешь от этой стимуляции и я сам едва сдерживаюсь от того, чтобы не сорваться на бешеный ритм, не предвещающий ничего, абсолютно ничего спокойного; вместо этого я приподнимаюсь, усаживаюсь на колени и подтягиваю тебя ближе к себе - ты съезжаешь с подушек - а потом закидываю обе ноги на свои плечи, меняя угол проникновения. так все ощущается еще лучше, еще острее, и я знаю - прекрасно понимаю, что было бы еще горячее, если бы я перевернул тебя на живот и поставил в коленно-локтевую, но я хочу видеть твое разбитое изнеможенное лицо, хочу видеть, как закатываются твои глаза, как ты шепчешь в полубреду мое имя, как ласкаешь свое тело, как продолжаешь нуждаться и как поглядываешь из-под благоговейно, будто ничего лучше с тобой в жизни не случалось, будто я - предел твоих мечтаний. а еще мне нравится касаться твоих длинных стройных ног, нравится чувствовать их вес, нравится целовать в косточку, в пяточку, в щиколотку, нравится видеть, как член исчезает в тебе, раскрывая и растягивая, и господи иисусе, я бы отдал все, чтобы это не заканчивалось никогда. я не о том, чем мы занимаемся сейчас; я просто хочу, наверное, делать тебя счастливой не только в постели? доводить тебя до этой безумной улыбкой не только ритмичными толчками? нежить и ласкать не только под покровом ночи, чтобы никто не увидел и не узнал? но это невозможно: мы ведь сами расставили границы, сами условились, что наш максимум - это потрахаться в твоей спальне, когда родителей нет дома, когда твой жених не повел тебя на свидание, когда я - просто проездом, и сначала меня все устраивало. когда все успело измениться? я не хочу думать об этом сейчас; к счастью, голова пустеет слишком быстро, потому что ты перестаешь сдерживаться и тихонечко постанываешь в голос, сжимая грудь ладонью, и я чувствую, как напряжение, собравшееся внизу живота, готово выплеснуться наружу. ты поджимаешь пальчики на ногах, а еще сдавливаешь меня сильнее, будто поторапливая, и я чувствую, боже мой, марла, а еще вижу, как внизу становится еще влажнее, как ты обмякаешь на постели и пытаешься отодвинуться, чтобы не лежать на липком, и мне нужно еще несколько движений, чтобы догнать тебя следом, чтобы кончить внутри в резинку, а потом, с оглушительной пустотой внутри, покинуть твое тело и торопливо стянуть презерватив, завязывая в узелок и отправляя на дно урны для мусора под небольшим столом. я не сажусь обратно на постель, а ты с нее поднимаешься. стягиваешь простынь, влажную от пота и смазки, передаешь ее мне, не глядя больше, потому что вновь смущаешься, и набрасываешь на тело халатик, чтобы скрыть наготу. мне не остается ничего, кроме как обтереться тканью тщательно, а потом одеться, не заставляя ждать; белье, штаны, ремень, футболка, ботинки - куртка осталась в машине, припаркованной через дорогу в нескольких домах отсюда. оконная рама поднимается вверх. ты не провожаешь, но смотришь мне вслед, а потом говоришь: - спасибо, - и это как ножом по сердцу, как звонкая и яростная пощечина, потому что, блять, напоминание - это ничего не значит. это просто услуга, которую мы оказываем друг другу по обоюдному желанию. я киваю, перевешиваюсь через карниз и ловко спрыгиваю вниз, прямо в цветущие кусты твоей мамочки. прыгать невысоко, но ноги все равно начинают гудеть от напряжения. ты закрываешь окно следом за мной, выключаешь свет, не выискиваешь меня взглядом в темноте улицы, и я шагаю прочь, спрятав руки в карманы. от былого удовлетворения не осталось и следа. не осталось ничего, на самом деле, кроме зияющей пустоты.

[indent] все это началось не так давно. месяц, два, три - максимум, точно я и не вспомню, но зато день нашей встречи в памяти навсегда. это была студенческая вечеринка. точнее, попойка, замаскированная под тусовку; ты оказалась там благодаря своей языкастой подружке, замутившей с каким-то третьекурсником, я - ну, просто потому что имел не самую лучшую репутацию среди людей культурных и просвещенных, но зато пользовался популярностью среди девчонок и, не скрою, даже парней. какой-то щегол однажды пытался облапать мой пах, пока мы с пацанами раскуривали кальян перед бассейном на заднем дворе после очередного заезда; он тыкался носом в шею, мазал губами влажно, как щеночек, ищущий мамкину сиську, и все было забавно: я правда не обращал на него внимания, пока он, томно кусая губы, не сжал в крепкой, совершенно не девчачьей хватке член сквозь штаны. тогда стало не до шуток, и я - не будучи гомофобом и откровенным мудаком - готов был выбить из него всю душу прямо перед бортиком, а потом скинуть тело в воду, чтобы пришел в себя, но винс вовремя нас растащил: я кривил рот в недовольстве, но не собирался портить вечер остальным. пацан все понял, когда успел схватить по носу, завизжал, как только кровь хлынула прямиком по губам, к подбородку, и сбежал в дом, чтобы остановить поток. мне было все равно: меня все еще интересовали только девочки, причем, самые разные: и высокие большегубые фифы с запросами до небе и ногами от ушей, и мягкие хохотушки с формами и в теле, и невысокие и скромные папины дочки в коротких юбочках и гольфиках, и даже дамы постарше, разведенные или ни разу не замужние, а потому не теряющие надежды захомутать какого-нибудь паренька. винс, притащивший вместе с собой упаковку пива, уселся между мной и своим протеже - зеленым и нагловатым, с забитым рукавом и пробитым железом лицом: они оба меня жутко бесили, и если второй - из-за своей заносчивости и того, что вечно фьорино в рот заглядывал, как птенец несмышленый, то первый - своей самодовольной улыбкой и не изменяющим везением. раз за разом он заставлял на трассе глотать пыль всех, кто принимал участие в заезде, умудрялся вырвать вперед на любой тачке: и на канареечно-желтом спортивном мерсе, предназначенном, разве что для бахвальства, и на разобранном и собранном заново камаро, и на додже, который мечтал выгирать у него абсолютно каждый. на самом деле, мне кажется, что мной руководило даже не бешенство: ничего плохого он мне не сделал. и его щенок тоже. возможно, то, что бурлило в душе, было смесью восхищения и зависти: те, кто увлекался гонками не первый день, знали историю винса: я пришел в этот мир не так давно, но тоже был наслышан о его судьбе и о том, что для него машины раньше не стояли на первом месте; что раньше здесь был его брат, с которым считались абсолютно все и который гонял, на самом деле, для того, чтобы винсу обеспечить не постыдное будущее, учебу в колледже и даже собственную хату, пусть и съемную. потом случилась какая-то заварушка, такер - кажется, так звали его братана - попал в тюрьму, там и помер, а винсент втянулся, и назад дороги уже не видел. он не строил из себя никого, не выебывался просто так, а делал то, от чего у других порой мурашки по коже бегали; он гонял так, будто летал, а не колесами по асфальту перебирал, и получал от всего этого настоящий кайф. сейчас он редко выходил на трек - решил заняться всем этим более профессионально, но возрас подкачал, и поэтому в свои тридцать он решил команду собрать для реальных гонок, не запрещенных государством и не пресекаемых правительством, и вот тут - тут место для второго чувства появилось. потенциал он разглядел в каком-то пацаненке: все, что я о нем знал - дохера гонора, а еще дохера бабок, потому что тачки его были одна другой круче, потому что шмотки - брендовые, потому что родители - обеспеченные. я ничем из этого похвастать не мог, ну и не жаловался на судьбу свою, однако мне приходилось через кровь, пот и ломанные кости до верхушки добираться, удача меня в зад никогда не целовала, только свой подставляла, дразня; а ему, казалось, было все по плечу. он даже чужое уважение заработал с легкостью - улыбался дружелюбно, шутки шутил, денег в долг давал, выигрышем делился, потому что материальная часть его мало интересовала, разве что за руль не пускал: это для каждого святое; но меня не проведешь. я не сомневался в том, что он - самый настоящий сученыш, а потом не питал к нему ни доверия, ни уважения, ни уж тем более хоть какой-то симпатии. ему на меня было откровенно насрать, и мы сошлись на этом хрупком нейтралитете, который поддерживал между нами винс. однажды, правда, сцепились, и я даже не помню, почему: потаскали друг друга, покатались в пыли, подпортили лица - он ушел с рассеченной бровью, после того, как я едва не вырвал из нее штангу (случайно, разумеется), а он рассек мне губу, да так, что я чуть собственной кровью не захлебнулся. после этого стоило бы распить что-нибудь высокоградусное вместе, да забыть все обиды - и винс и подначивал к этому, но ни я, ни он не собирались первый шаг к перемирию делать, и поэтому сейчас я не смотрю на него, старательно делая вид, что его здесь нет, а он - он не смотрит на меня. и все равно бесит. даже тем, что девчонок откровенно игнорит: сьюзи клеится навязчиво. от нее пахнет ненавязчиво чем-то цитрусовым, у нее упругие кудряшки, шапочкой обрамляющие овальное лицо, невероятно пухлые (и умелые, это уж я знаю) губы, густо подкрашенные блеском, а еще четвертый размер в короткой вызывающей кофточке с замочком спереди и отсутствием белья под, узкая кожаная юбочка и босоножки на каблуке, но пацан - я даже имя его не помню - ноль внимания. тычется в телефон и лыбится, как дурак, с кем-то переписываясь, когда рядом такая знойная темнокожая штучка. его равнодушие ее не на шутку разозлило, и я вовремя оказался по близости, чтобы успокоить ее и утешить - так, как умел и так, как она того желала. с ней мы пересекались потом не единожды, на таких же вечеринках, пока я не узнал, что она, вообще-то, замужем; что муж ее - какой-то мелкий предприниматель, за которого она выскочила из-за денег, но ни любви, ни прибыли по итогу не поимела, потому что дела у него резко пошли вниз, внимания он ей не уделял и ее хотелки в жизнь не воплощал. я, вообще-то, тоже не собирался потакать ее прихотям, меня вполне устраивали наши кратковременные рандеву в чужих домах и чужих спальнях. иногда мы, правда, даже не добирались до кроватей и диванов: как-то раз я перебрал так сильно, что на ногах едва держался; мне хотелось смыть с себя дневную пыль и завалиться спать, а сьюзи хотелось поразвлечься, и она выловила меня в душе: я как раз смывал пену с головы, притулившись к холодной кафельной стенке, когда она зашла, плотно прикрыв дверь, стянула платье без бретелек и, перешагнув через него, присоединилась ко мне. делать я ничего не стал: зарекался на пьяную башку к кому-либо приставать и с кем-либо знакомства на один раз заводить, чтобы потом не сталкиваться с нежелательными последствиями, и ее настойчивость меня откровенно напрягала. она лезла целоваться, ставила засосы на шее и груди, царапалась дикой кошкой и терлась безостановочно гладким лобком о мой пах. оказалось - она говорила между поцелуями, ахами и охами - ее муженек подал на развод. прознал о ее изменах и грозился оставить ее ни с чем. делить им все равно было нечего, так что ей было все равно, но обида от того, что первой судом пригрозила не она, гложила, и поэтому она решила так извращенно отомстить. то ли ему, то ли себе - непонятно, но в конечном итоге она опустилась на колени, уперлась ладонями о свои же бедра, как прилежная девочка, и занялась совершенно не прилежным занятие, насадившись ртом на член. меня не хватило надолго, ее - тем более - в процессе она расселась поудобнее и зажала между ног ладонь, лаская себя, потому что поняла, что от меня ничего не добьется. а я даже не соображал толком, поэтому ничего и не чувствовал, кроме жалости к ней и осознания: больше мы не встретимся. не потому, что она перестанет тусоваться в подобных компаниях, а потому что связываться с ней я не хочу. после мы приняли душ вместе, обтерлись в тишине полотенцами, собрали шмотки и разошлись. она не осталась со мной до утра, а я был ей за это благодарен; она, кажется, все итак прекрасно поняла. в доме - это был коттедж, снятый для какого-то братства, людей было много даже на рассвете. я обнаружил это, как только проснулся и выглянул в окно. чьи-то тачки стояли под окнами, чьи-то были припаркованы вдоль газона, кто-то занял место прямо на тротуаре. никто не собирался уходить и многие еще спали к тому моменту, как я поднялся и, одевшись во вчерашнее, спустился вниз. было тихо и пусто, а еще воняло выдохшимся алкоголем и куревом - легальным табаком и нелегальной марихуаной. на кухне я тебя и обнаружил: ты сидела с чашечкой кофе, а перед тобой лежал разрядившийся телефон. кабель, подключенный к адаптеру, пудрил тебе мозги, а портативки под рукой видимо не было. я не видел тебя вечером и не знал, как зовут, потому что мы не пересекались раньше, а ты почти и не обратила на меня внимания. только подвинулась, освобождая больше места за кухонным островком, и пододвинула бутылку молока, когда я заварил в бокал побольше растворимый крепкий кофе. ты молчала, все пыталась притулить кабель так, чтобы сработало и появился сигнал, пыхтела раздраженно и поглядывала на наручные часы. я сравнил время: едва дошло до восьми. - опаздываешь куда-то? - спросил, не рассчитывая на ответ. ты же сразу повернулась, трогательно закусив губу. на тебе не было ни единого следа беспокойной ночи и беспросветной пьянки. - можешь вызвать мне такси? у меня есть наличка, - ты тут же полезла в карман своих джинс, наверняка, чтобы рассчитаться со мной, и это смутило меня моментально: я рос не в богатой, а самой обычной среднестатистической семье с адекватными родителями и неадекватным братом, и брать деньги с девчонок за что угодно не входит в мои жизненные правила. я не допил кофе, но прихватил закрытую бутылку газированной воды со столы и кивнул в сторону выхода, - я подвезу, - и прежде чем ты начала отказываться, ссылаясь, наверняка, на неудобство, продолжил: - я не буду предлагать дважды. идешь? - и ты соглашаешься. слезаешь с высокого стула, прячешь деньги обратно в карман и не забываешь телефон. оказывается, зарядник даже не твой. я снимаю тачку с блокировки, сажусь за руль, не открывая тебе дверцу, потому что ты опережаешь меня и ловко забираешься в салон, предусмотрительно пристегиваясь. я же этого не делаю; роюсь в бардачке среди кипы бумаг на машину, нахожу запасной кабель и вставляю его в разъем usb-стороной. ты молча принимаешь его, благодарно улыбаешься и подключаешь телефон. проходит не меньше минуты, и он оживает в твоих руках, и за это время мы успеваем выехать из перенаселенного частного района. оказывается, ты так боялась опоздать на пары в колледж. на вечеринку пришла из-за подружки, но она кинула тебя, укатив со своим парнем в ночи, и тебе пришлось куковать среди незнакомцев в одиночестве. мы разговорились. ты рассказала, что редко ходишь на такие тусовки, предпочитаешь другой времяпровождения и стараешься больше внимания уделять саморазвитию: чтение, прогулки, искусство, выставки, поездки - я слушал тебя и улыбался своим мыслям: в последнее время таких хороших людей - и мальчиков, и девочек - становилось все меньше и меньше. ты не просила торопиться, но я помнил, что ты боишься опоздать, и поэтому нарушал одно правило за другим, огибая утренние пробки и вызывая у других водителей сплошное раздражение, матерные выкрики вслед и бесконечные сигналы. ты краснела, будто чувствовала себя в этом виноватой, а я просил не замолкать, потому что мне нравились твои россказни. ты перескакивала с темы на тему, не останавливаясь ни на одной подолгу, и остановила себя посередине предложения, когда я остановился на парковке твоего колледжа. - я могу тебя как-то отблагодарить? - ты закрыла за собой дверь и смотрела на меня через опущенное окно, удерживая в руке успевший подзарядиться телефон. я бы мог сказать, что благодарить не за что, это ведь пустяки: я просто подвез тебя, потому что мне было не сложно и относительно по пути, но удержать язык за зубами не смог и, пододвинувшись вперед, улыбнулся тебе в ответ, - выпьешь со мной кофе, когда будешь свободна? - ты записала мой номер, прежде чем убежать, потому что услышала звонок на пару, а я постоял там еще несколько минут, не сомневаясь: ты не напишешь и не позвонишь. ну, хотя бы потому, что мы с тобой не одного поля ягоды. тебе бы реально ходить на свидания по галереям с каким-нибудь великосветским занудой, а не кем-то вроде меня, для кого имя гогена пустой звук. я практически позабыл о тебе в течение дня: успел заехать в кафешку, чтобы перекусить чем-нибудь съестным, потом домой, чтобы принять душ, побриться и переодеться, затем в мастерскую - гонки приносили неплохой доход, но он не был постоянным, а иметь запас на будущее я все-таки хотел, поэтому зарабатывал там, где мог больше всего пригодиться.

[indent] ты действительно написала. представилась сначала, напомнив о себе, потому что прошло два дня, а потом предложила встретиться в какой-то кофейне недалеко от центра. я не отказывался, разумеется, и даже прихорошился настолько, насколько это было возможно: очередную безразмерную майку сменил на простую белую футболку, а перепачканные штаны на джинсы; побрился, надушился, пропылесосил салон машины - так, словно рассчитывал на что-то большее, чем кофе. разумеется, это было так; я хотел произвести хорошее впечатление и, возможно, пригласить тебя на свидание. ну, знаешь, нормальное - с цветами, прогулкой, покатушками по ночному городу, с мороженым, в котором бы ты измазалась, а я, пользуясь случаем, поцеловал бы после этого, собирая губами сладость с щек и подбородка. я правда был воодушевлен, но ты разбила мои ожидания моментально, как только я присоединился к тебе за соседним столиком. ты сказала, что у тебя освободилось время, потому что твой парень - ты улыбнулась нестерпимо мягко и влюбленно, говоря о нем, а я почему-то загрузился, хотя и повода особого не было, - задерживается и обещался приехать попозже, поэтому, ты решила подождать его здесь, а заодно выпить со мной кофе. исключительно в качестве благодарности. на мое лицо опустилась тень, и ты заметила это моментально. я выдумал причину, в которую ты слабо, но все же поверила, а потом поспешил сменить тему, чтобы не зацикливаться на моей кислой роже. парень тебя и правда забрал. ты познакомила нас, назвав меня другом, и я в усмешке изогнул не только уголки рта, но и брови - настолько мало тебе нужно, чтобы считаться с кем-то друзьями? осмотрел парня с ног до головы, настоящего щеголя, и убедился в своих недавних мыслях - тебе только с таким водиться. вопреки моим ожиданиям, наше общение не прекратилось, а только стало набирать обороты. ты писала мне часто первая, привязывая к себе, а я с охотой отвечал. забирал тебя с пар, катал по городу, кормил ужинами с забегаловках, там, где бургеры были вкуснее всего, а количеством сахара в молочных коктейлях можно было заработать диабет, но ты не возмущалась и улыбалась благодарно и искренне, практически счастливо. мы ходили на вечеринки, на которые тебя звала подруга, все та же, крутящая шашни с третьекурсником, и я составлял тебе компанию, чтобы отбивать ухажеров-неудачников и не давать скучать, но большего себе не позволял никогда. ты практически не пила, уж тем более не курила, и я рядом с тобой не расслаблялся тоже. однажды ты напросилась на заезд из любопытства, я отказать не смог. винс смотрел насмешливо: точно так же, как и я, когда он брал с собой свою девчонку - она была сильно младше и он выглядел, как ее папик, а когда я пошутил об этом, он растянул губы в опасной улыбке, не обещающей ничего хорошего, и сообщил, как самую великую тайну - он не просто выглядел, как ее папик, он им был, и звучало это так просто и так понятно, так естественно, что сомневаться в этом даже не пришлось. мия, его девушка, от него не отходила ни на шаг, держалась уверенно и легко, но знакомиться ни с кем особо не собиралась. только пообщалась с тем самым щенком - винс таскался с ним иногда, как наседка - будто знала его и раньше. возможно, так и было. вы с ней быстро нашли общий язык, и ты отказалась садиться в машину, хотя изначально напрашивалась поучаствовать в гонке. мия быстро тебя разболтала, вам было, что обсудить, хотя бы потому, что вы обе учились, но в отличие от тебя, она колледж уже практически заканчивала. это был единственный раз, когда мне удалось обставить винса, но я понимал, что это не на самом деле. он сбросил газ перед финишем, чтобы позволить мне покрасоваться перед тобой, и я не упустил шанса, взметая облака пыли и оставляя остальных участников позади. ты улыбалась счастливо, разве что в ладони не хлопала. когда я вышел из салона, а потом - из толпы поздравляющих, ты кинулась мне на шею, непредсказуемо, поцеловала в щеку и прошептала на ухо поздравления. той ночью ты не отправилась домой. той ночью я катал тебя по городу, а ты, опустив окно полностью, высунула руку, касаясь встречных потоков ветра; добавила громкости на магнитоле и пела, громко и беззаботно подпевала всем попсовым песням, проигрываемым через блютус телефона, и выглядела счастливой. было классно. знаешь, почему? ты была как будто моя. ты выглядела так, будто любила меня, будто получала удовольствие от того, что находишься рядом со мной, и я верил в это. верил, когда остановился на заброшенной заправке; даже запах бензина выветрился из асфальта вдоль колонок. верил, когда ты вышла следом за мной и уселась на горячий капот. верил, когда не сдержался и поцеловал - грубо, глубоко, напористо, а ты принялась отвечать моментально, но так неумело - энтузиазма хватило только на то, чтобы использовать зубы и слюну, и я узнал, что у тебя раньше никого не было; что ты не испытывала ни к кому желания, а заниматься сексом ради секса не хотела. мне показалось неправильным делать это с тобой, но ты хотела. ты не сопротивлялась, ты, наоборот, словно даже напрашивалась, и мы сделали это. разумеется, не на улице. брат уехал на свадьбу к другу в другой город и квартира пустовала, поэтому я привез тебя к себе, безумно волнуясь. принял душ первым, расправил постель, предложил покушать, когда ты вышла, кутаясь в полотенце, но ты отказалась. все так же выглядела смущенной, а еще - заведенной. ты не вспоминала о парне, и я не собирался тебя останавливать, хоть и понимал, что обязательно пожалею об этом. я не торопился, прислушивался к тебе и к твоему телу, хотел сделать все правильно, осознавая, насколько для тебя это важно, а еще, насколько важно для меня: я стал твоим первым мужчиной, я забрал твою невинность, но сердце и душу забрать не смог, потому что ты отдала их другому, тому, с кем я не мог сравниться. я любил тебя нежно и осторожно, упивался твоими вздохами и стонами, боялся сделать больно или навредить, но все прошло хорошо, и пусть ты и не испытала подлинного удовольствия в первый раз, тебе все же хватило эмоций и ощущений. на утро не было неловкости, и знаешь, лучше бы нам остановиться именно тогда, потому что дальше стало хуже. наша дружба плавно перестала быть таковой, но оно и не удивительно. мы встречались, ели где-то вместе, а потом снимали номер в отеле, заезжали ко мне, если брата не было дома, к тебе, если дома не было твоих родителей, и занимались любовью, ни в чем себе не отказывая. ты продолжала говорить о чувствах к своему парню, а я продолжал глотать признания в чувствах к тебе, чтобы ничего не испортить, и иногда вел себя как мудак, обижая. но ты все равно не злилась и не обижалась, все равно писала, звонила, звала первой, если я молчал.

[indent] ты выглядишь напряженной. думаешь о чем-то, тревожно сводя брови на переносице, прячешь волосы за уши и нервничаешь, когда непослушные пряди хаотично выбиваются наружу. практически не реагируешь, когда я целую тебя в голое плечо, когда опускаю ладонью поверх плоского обнаженного живота, когда укладываюсь рядом, разглядывая профиль. сегодня твоих родителей нет дома. кажется, они поехали за костюмом, а потом собирались заехать к будущим родственникам. через два дня отец поведет тебя к алтаря, держа за руку, а мать будет утирать слезы платком в первом рядом. мне на этом празднике жизни места не найдется; я видел твое свадебное платье и даже белье. почти уговорил надеть его для меня,  а ты почти сдалась. потом, правда, чуть не расплакалась, испытывая неимоверный стыд перед своим будущим мужем за то, что постоянно ему изменяла, при этом признаваясь в любви. я вспоминал сьюзи. ее измены - со мной; вспоминал, как она всегда была готова раздеться и раздвинуть ноги или открыть рот, не вспоминая о браке, и сравнивал ее с тобой. вы, по сути, ничем не отличались. ты поступала так же подло, как и она, вела себя не менее аморально, чем я, но я не мог тебя осуждать, не испытывал к тебе презрения или жалости и не хотел терять тебя в своей жизни, хоть и понимал, что это неизменно произойдет. эта ночь - последняя в нашем распоряжении, ведь послезавтра ты будешь всецело принадлежать другому, и даже если ты позовешь, напишешь с просьбой приехать, я откажусь. я не смогу целовать тебя, зная, что на безымянном пальчике чужое обручальное колечко; зная, что ты вернешься к нему домой, чтобы поцеловать и приласкать, потому что любишь, и ты должна простить меня за эту слабость. я не стану разрушать твой брак, не стану лезть туда, куда не следует, и поставлю на кон все, чтобы ты не проебала свое счастье из-за кого-то вроде меня. но в последнее время ты была сама не своя. смотрела с грустью, выглядела потеряно, терзаемая какими-то неведомыми мне сомнениями. я старался не лезть в душу, довольствуясь телом, и ты позволяла, но сегодня все зашло как-то слишком далеко. ты поворачиваешься скорее на автомате, и смотришь на меня не очень осознанно сверху вниз, привстав на локоточки. тонкое летнее одеяло сползает, обнажая прикрытую грудь, но ты не торопишься его подтягивать. ты поворачиваешься набок, чтобы лицом к лицу, нащупываешь мою упавшую с твоего живота ладонь и сжимаешь пальцы, концентрируя все внимание на этом чувстве. - я не хочу этой свадьбы, - твой голос звучит тихо, но уверено, и я уверен, что мне не чудится, - я не хочу выходить за него, тайлер, - твои губы начинают дрожать, и ты грозишься расплакаться второй раз за сегодня, а меня это начинает нехило напрягать. ты смотришь жалобно, будто ищешь защиты и поддержки в моем лицо, не понимая до конца, какое облегчение даришь своими словами и этим сомнением, но я не хочу давиться пустыми надеждами и легкомысленно улыбаюсь. высвобождаюсь из твоей хватки, встаю с дивана и хватаюсь за штаны. ты подрываешься следом, чтобы поймать меня за руку, что заставить посмотреть на тебя. это слишком. непроизвольно начинаю злиться. ты ведешь себя по-детски, испугавшись чего-то, и ищешь защиту не в том человеке. я не выпускаю штаны из рук, и тогда ты встаешь, выпрямляешься в полный рост, опускаешь ладони на мою грудь и продолжаешь глядеть заискивающе, надеясь на поддержку, видимо. - я здесь причем? - мой голос звучит грубо, но ты не обращаешь на это внимание, прижимаешься вдруг так тесно, что я чувствую, как бьется заполошно твое сердце в груди, пока ты утыкаешься лицом в мое плечо, привстав на носочки, чтобы урезать разнице в росте. становится как-то влажно, и я насильно оттаскиваю тебя от себя. ты плачешь, безмолвно и тихо ревешь, не позволяя всхлипам вырваться наружу; глаза моментально становятся двумя полумесяцами, рот некрасиво кривится, а кожа идет красными пятнами, и выглядит это все отталкивающе. внутри абсолютно все без исключения органы обливаются кровью, и я торопливо одеваюсь, чтобы, присев на край постели, усадить тебя на колени. ты не хочешь потерять телесный контакт, поэтому я продолжаю гладить тебя по спине, пересчитывая выступающие позвонки, и жду, пока ты успокоишься. ты размазываешь пальцами слезы по лицу, сглатываешь шумно и смотришь на меня побитым щенком. - помоги мне сбежать. я не смогу посмотреть ему в глаза и сказать, что не люблю. не смогу разочаровать родителей, тайлер, пожалуйста, - говоришь шепотом, твой голос практически неразличим, и я чувствую, как по шее бежит неприятный холодок. серьезно? ты, блять, серьезно? до твоей свадьбы осталось всего два дня, а ты решила бросить своего жениха, потому что вдруг поняла, что не любишь его? ты боишься разбить его сердце, боишься подвести родителей, но при это совершенно не думаешь о том, каково может быть в этой ситуации мне; насколько тяжело сейчас быть здесь и продолжать сохранять мнимое спокойствие, пока ты ломаешь свою судьбу и пытаешься нее совершить главную ошибку в жизни. на девяносто процентов я уверен в том, что все это просто паника. предсвадебный мандраж, через это все проходят, и тебе не стоит принимать такие резкие решения из-за неуверенности в завтрашнем днем. в конце концов, ты ответила согласием на предложение месяц назад, и ты действительно ждала этого дня. постоянно говорила о поездках по магазинам и ресторанам в поисках идеального платья и подходящего меню, беседовала с разными ведущими, определялась с палитрой и цветами для украшения зала - ты выглядела счастливой тогда, что же изменилось сейчас? - это нормально. ты просто нервничаешь, детка. ты мечтала об этом, разве нет? - я провожу ладонью по твоей влажной от слез щеке, а ты отрицательно качаешь головой из стороны в сторону и льнешь к касанию как котенок. шмыгаешь носом и облизываешь губы, собирая кончиком языка соленую влагу. я смотрю на тебя скептически, все еще сомневаясь в адекватности твоих решений, и когда ты тянешься ко мне, чтобы поцеловать, отворачиваюсь в сторону. почему-то именно сейчас мне не хочется этой близости между нами, и даже если ты попросишь заняться с тобой сексом - а для тебя это всего лишь он - я откажусь. оденусь полностью, соберу разбросанные телефон, ключи от машины и пачку сигарет и уйду, на этот раз, навсегда, чтобы без соблазнов вернуться и помочь тебе в исполнении твоих желаний. но, кажется, ты не позволишь. ты встаешь, все еще нагая, и одеваешься тоже; собираешь волосы в пучок на затылке и растираешь лицо ладонями. переводишь дыхание, чтобы восстановить ритм, смотришь теперь уже настойчиво и, скрестив руки на груди, говоришь о том, что сделаешь это в любом случае, с моей помощью или без. ты выглядишь воинственно, и это - так некстати и не к месту - заводит; я отзеркаливаю твою позу и кривовато улыбаюсь. ты мне угрожаешь? пытаешься запугать? разве ты не думаешь, что мне должно быть все равно на твою жизнь? разве ты не забыла, что мы больше не друзья? что приятельские отношения, развившиеся между нами однажды, не устроили тебя, потому что тебе захотелось большего? я все еще не сомневаюсь в том, что ты передумаешь, откажешься в последний момент, а потому сдаюсь, только для того, чтобы потом не было настолько паршиво: - окей. я заеду за тобой завтра. собери шмотки заранее и спрячь под окнами. выйдешь, когда я напишу тебе, причину придумаешь сама. я буду ждать тебя там же, где обычно. если ты не выйдешь в течение получаса - я уеду, и мы больше никогда не увидимся. договорились? - ты киваешь немного заторможено, видимо, не ожидая, что я и правда соглашусь тебе помочь. твое лицо светлеет, и сама ты немного расслабляешься. край растянутой футболки сползает с плечика, оголяет ключичную косточку весьма соблазнительно; ты не представляешь, насколько сильно мне хочется поцеловать тебя там, насколько сильно хочется приласкать - ладони буквально полыхают из-за этого, и ты прослеживаешь взгляд, но ничего не говоришь. не предлагаешь ничего, а я и не настаиваю; только решаю не портить момент и ухожу - как и планировал, уверенный в том, что это последняя наша встреча. ты не выходишь проводить, но как только я сажусь в тачку, экран телефона оживает уведомлением. ты пишешь одно единственное 'спасибо', и первое зерно сомнения прокрадывается в мою голову. что, если ты действительно настроена серьезно и непоколебимо, а эти глупости - и не мандраж вовсе, а взвешенное решение? и почему ты просишь именно меня? у тебя не так уж и мало друзей, есть и те, кто живет далеко отсюда: можно купить билет на автобус и добраться до границы штата за ночь, на крайний случай - заказать такси или поймать попутку, чтобы доехать до ближайшего аэропорта и улететь еще дальше; ты легко ведь можешь перевестись куда угодно без вреда для своей учебы и будущего, а потом, если пожалеешь, вернуться назад. твоя подружка - та, что таскает по тусовкам и злачным местам - даже она может отправить тебя куда-то или хотя бы спрятать у тебя; но ты просишь меня, человека, с которым тебя не объединяет ничего, кроме регулярного секса, с человеком, с которым ты не разговариваешь о чувствах, потому что говорить, на самом деле, не о чем. твоя любовь принадлежит другому, и я никогда на нее не претендовал; довольствовался телом, податливым и гибким, как пластилин, в моих руках. меня устраивает такой расклад. мне нравится, не позволяя себе большего, чем простой кивок и легкие объятия на людях, позволять слишком много наедине. нравится доводить тебя до состояния, насаживая на член, нравится разбивать до слабости и дрожи, выцеловывая мраморную кожу ночами, нравится обладать тобой после захода солнца, но делить с кем-то - не нравится абсолютно. я знаю, что между вами - тобой и твоим женихом - ничего не было, и это для меня практически смешно. ты говоришь, что не хочешь торопить события, и это звучит немного лицемерно, ведь со мной ты ведешь себя совершенно иначе. однажды я видел вас вдвоем, кажется, я возвращался домой после встречи с винсом и разговора о моем будущем, которое начало его волновать; вы сидели в семейном ресторанчике и ужинали за приятными разговорами. сидели рядом, не напротив друг друга, и трогательно держались за ручки. ты заметила нас тоже: мы зашли, чтобы купить айс-кофе, и пока торчали у прилавка, я беззастенчиво пялился на вас. винс переписывался со своей девчонкой, а я все смотрел и смотрел, и ты уловила пристальное внимание в тот момент, когда он потянулся к тебе, чтобы поцеловать. ты увернулась, дернулась в сторону, и вместо губ подставила щеку, а я только скривил губы в усмешке: испытываешь неловкость? думаешь, что поступаешь неправильно? я не нуждался в этой сценке, и как только его губы коснулись твоей кожи, я отвернулся. хлопнул винса по плечу, забрал свой кофе и пошел на выход, к канареечно-желтому мерседесу, припаркованному им под самыми окнами. наши взгляды пересеклись вновь в тот момент, когда винс завел двигатель с кнопки и, выжав газ, привлекая всеобщее внимание, сорвался с места, вклиниваясь в потоковое движение; ты глядела, поджимая пухлые губы, измазанные в креме, а я хотел отвернуться как можно скорее, но прикипел. мы с тобой ведь и правда не имели ровным счетом ничего общего: ты училась, чтобы найти стабильную работу, я же забил хер на колледж и даже документы не подавал, чтобы не тратить на это кучу времени; работа в офисе меня не интересовала и не привлекала, и я не смог бы, как брат, таскаться каждый день куда-то в костюме, чтобы производить хорошее впечатление и получать за это премию (ладно, не за это). твои родители тряслись над тем, чтобы ты вела достопочтенный образ жизни и не стала разочарованием или предметом осуждений, мои же поддерживали нас столько, сколько я помню. они не ограничивали нас в наших увлечениях и хобби, а когда я попал в полицейский участок в свои семнадцать, а вытащившему меня отцу сказал, что гоняю по пятницам и субботам на чужой тачке, получил свою собственную - на день рождения. матушка переживала, конечно, но не шла против и просила быть осторожнее, ну а после того, как на первые выигранные деньги я сводил их в ресторан, они поделились тем, что не сомневались в моем успехе никогда и сообщили, что будут гордиться мной вне зависимости от того, чем я буду заниматься. я понял тогда, что они действительно меня любят, и продолжал заниматься тем, что нравилось, не сталкиваясь с осуждением ни со стороны брата (в худшие дни он подкидывал денег, думал, что я не замечаю купюры, засунутые в карманы штанов и курток, и так же делал вид, будто наличка в его спальне или кэш на карте появляются случайно, когда я их возвращал), ни родителей. ты выбирала людей в своем окружении головой, а не сердцем, и поступала правильно, наверное - так, хотя бы, можно поиметь выгоду из общения с каждым, не ошибиться и не обжечься; я же предпочитал не выбирать людей вовсе, не брезговал случайными связями и потому вращался в самых разных кругах, зная, к кому и как нужно подступиться. тебе, по сути, не особо стоит связываться со мной, потому что от меня ты не получишь ничего, кроме хорошо проведенного времени. я не дам тебе стабильность, не обеспечу постоянство - ни материальное, ни духовное, ни моральное, ни какое-либо еще; любовь к свободе выше всяческих привязанностей во мне, и ты прекрасно знаешь это, и именно поэтому вопрос, почему же твой выбор пал именно на меня, не оставлял меня в покое целый день. я не писал тебе и не звонил, ты не делала этого тоже; условности были ни к чему. я отменил планы на вечер и отказался от заезда с сопляком винса: тот ставил тачку, поверив в себя, и я бы хотел потягаться за его мерс, но я обещал тебе помочь, и не мог нарушить слова.

[indent] пачка сигарет пустая, в бардачке лежит держатель для айкоса и несколько стиков, но они не мои, а курить эту дрянь, не сравнимую с нормальными сигаретами, не хочется, поэтому я продолжаю копаться среди бумажек дальше. ни в бардачке, ни в дверном кармашке ничего нет, но зато в подлокотнике я нахожу несколько леденцов. чупа-чупс со вкусом бабл-гам быстро лишается упаковки и я заталкиваю его в рот, чтобы скрасить ожидание и перестать нервничать хотя бы чуть-чуть: я написал тебе практически тридцать минут назад, но сообщение не было прочитано, и ответ на него я не получил тем более. я продолжаю ждать по двум причинам: возможно, ты не стала открывать мессенджер и увидела уведомление от меня на экране, и стоит потерпеть еще немного; второй повод стоять в тени фонарного столба через дорогу - в твоей комнате зажегся свет практически сразу после того, как я предупредил о своем приезде, а гореть перестал минут десять насад, и ты либо забила и легла спать, потому что сейчас практически без двадцати час, либо пытаешься выбраться из дома незамеченной. хотя я, на твоем месте, попрощался бы с родителями, чтобы не вызывать подозрений раньше обычного. в салоне становится нестерпимо душно, включать кондер я не тороплюсь, и поэтому выхожу на улицу, предусмотрительно вырубив свет фар. двигатель мерно гудит под еще горячим капотом, и я обхожу машину кругом, чтобы опереться поясницей о багажник. продолжая гонять чупа-чупс от одной щеки к другой, бесконечно облизываясь от сладости во рту, я достаю телефон и открываю ленту уведомлений. в общий час сыпятся сообщения одно за другим: заезд должен вот-вот начаться, и желающих выиграть относительно новый, не битый и не крашеный, но утянутый виниловой матовой пленкой мерседес, слишком много. у меня практически сердце кровью обливается, хоть я и знаю: пацаненок не стал бы так рисковать, так что он, вероятно, придет к финишу первым, если только против него за руль не сядет сам винс, а он в последнее время появляется на заездах только в качестве гостя, потому что сейчас занят большим и настоящим спортом. я листаю фотки, присылаемые ребятами, а потом сворачиваю вкладка, чтобы не пускать слюни на место, в котором сейчас не могу оказаться, и открываю переписку с братом: он в другом городе, на свадьбе лучшего друга, с которым не виделся уйму времени из-за взрослой жизни, но не поехать просто не мог. он был в сети около семи часов назад: скинул фотку с церемонии так, будто мне было до этого хоть какое-то дело: кроме его кореша, я не знал там вообще никого, потому что с его компанией пересекался крайне редко из-за разных интересов и целей на жизнь, но все же отправил несколько эмоджи вместо того, чтобы чистосердечно признаться: мне, вообще-то, поебать. он не просмотрел и не ответил, и это было хорошим знаком: видимо, он веселился по-настоящему, что даже не заходил в мессенджер и не проявлял никак сетевую активность. зеленый кругляш никак не загорался напротив твоего имени (знаешь, я хотел как-то закрепить чат с тобой, чтобы не терять его в веренице всех остальных и отвечать вовремя, но подумал, что это слишком сентиментально и слащаво, поэтому отказался от этой идеи. но зато поставил на тебя другой сигнал уведомления, чтобы сразу знать, когда пишешь именно ты - потому что это ведь совершенно другое), а после моего соо галочки никак не загорались синим цветом. разочарование - непонятное, необъяснимое, нелогичное от слова совсем окатило меня морозным холодным ветерком от затылка вплоть до копчика, и я вздрогнул всем телом. заблокировал телефон, спрятал в карман джинс, раздробил сладкую конфету зубами во рту и разгрыз все ее кусочки, прежде чем вышвырнуть палочку в стоящую неподалеку урну; я уже собирался прыгнуть в салон и поехать в сторону общего сбора, чтобы успеть хотя бы на вечеринку, а не просрать этот день полностью, когда внимание вдруг привлекает шорох пластиковых колесиков по асфальту в абсолютной ночной тишине. я замираю и оборачиваюсь, вглядываясь в контуры фигуры, приближающейся торопливо ко мне, и не спешу идти навстречу. вообще не предпринимаю никаких действий, пока человек не попадает по луч фонарного света и в нем я не узнаю тебя. ты торопишься ко мне, тащишь за собой чемодан очень уверенно и ловко - видимо, в нем не так много вещей; держишь в другой руке переноску, и я в удивлении выгибаю бровь. я знал, что у тебя есть кошка, и видел эту малышку, но разве мы договаривались, что мохнатая едет с нами? кошка смотрит круглыми глазками-блюдцами через дверцу, но молчит, понимая, что орать сейчас не в ее положении. твои волосы распущены, но несколько прядей собраны на затылке в маленький хвостик. я улыбаюсь - к своему удивлению - с облегчением. открываю багажник, который освободил целенаправленно днем, и помогаю чемодан устроить внутри. ты, все еще не веря в то, что я действительно здесь, открываешь заднюю дверь и аккуратно устанавливаешь переноску внутри, прежде чем зафиксировать ее ремнем безопасности для надежности. все делаешь молча и быстро, так, словно я могу передумать и свалить или исчезнуть. закончив возиться там, ты усаживаешься вперед, все еще не нуждаясь в том, чтобы тебе открыли дверь, и пристегиваешься - теперь уже сама. ты бледная, даже губы как будто обескровлены. я опускаю ручки, переключаю передачу и трогаюсь с места, медленно разворачиваясь. ты смотришь в окно, когда мы проезжаем мимо твоего дома с выключенным теперь уже везде светом, практически приникаешь к стеклу, и я притормаживаю, спрашивая: - не передумала? я все еще могу остановиться, - и ты качаешь головой в отрицании, а потом отворачиваешься. смотришь на свои руки, на левую ладонь, там, где безымянный палец непривычно пустой из-за отсутствующего кольца. я смотрю тоже, хмыкая увлеченно. это забавно, я чувствую себя героем какой-то романтической комедии типа сбежавшей невестой или чего-то подобного. разница только лишь в том, что я не ворую тебя со свадьбы, а всего лишь за день до нее. через часов пять ты бы приступила ко всем приготовлениям, типа макияжа и укладки, еще через три отправилась бы в какую-нибудь церквушку для проведения церемонии, еще через два - вступила бы в официальный брак, и твоя жизнь наверняка изменилась бы кардинально. а может, не изменилась бы совсем. ты продолжаешь молчать, как будто дрожишь, и я включаю печку на минимум. я не знаю, что следует говорить в подобной ситуации; не знаю, должен ли вообще что-то говорить, но молчать становится неловко, а до тех пор, пока мы не покинем частную территорию этого спального района, я даже не могу прибавить скорости, чтобы свалить побыстрее, потому что повсюду понатыканы камеры. к счастью, номера на машине заляпаны, и даже если твои родители спохватятся и догадаются просмотреть записи, отследить нас они не смогут. нет примечательных следов, нет даже тонировки: в такой темноте она все равно будет только мешать. молчание между нами продолжаешь висеть до тех пор, пока мы не доезжаем до ближайшей приличной кофейне. она круглосуточная, и сейчас там никого нет. я оставляю тебя в салоне машины и спешу в сторону окошка для ночных заказов. бариста принимает заказ и справляется быстро, и я рад, что мне не приходится заставлять тебя долго ждать. ты все так же смотришь на руки, и реагируешь только тогда, когда дверь за мной неприлично громко хлопает, и я подсовываю тебе стаканчик с айриш-кофе - оно и согреет, и поможет взбодриться, и за счет доли алкоголя - расслабиться. себе же я взял крепкий черный чай, чтобы глаза так крепко не слипались. - мой брат в отъезде, поэтому пока ты можешь пожить у нас. хотя, когда он вернется, думаю он не будет против твоей компании. все равно его нет целыми днями, - ты смотришь на меня впервые за весь вечер; я имею в виду прямой взгляд глаза в глаза; улыбаешься благодарно и отпиваешь немного кофе, когда я трогаюсь вновь. - слушай, марла, тебе наверняка страшно сейчас. я просто, - я замолкаю, пытаюсь подобрать слова, чтобы они звучали максимально правильно, и смотрю только на дорогу, не отвлекаясь ни от нее, ни от мыслей, мешающихся в голове огромным снежным комом, - ты можешь рассчитывать на меня, хорошо? все, что угодно. я сделаю все для тебя, можешь не сомневаться, - потому что это чистой воды правда. мы не чужие друг другу люди, и я не знаю, кем мы вообще можем приходиться, если не любовниками, но мне даже этого достаточно, чтобы понимать? я не смогу оставить тебя сейчас. не знаю, смогу ли оставить через месяц, два, или год - я не забегаю настолько далеко никогда, чтобы не обнадеживаться понапрасну, но сейчас я уверен точно - ты будешь в безопасности рядом со мной. и ты не будешь нуждаться ни в чем столько, сколько потребуется, пока ты сама не захочешь уйти. а в том, что ты однажды захочешь, я почему-то продолжаю не сомневаться.