- f o u r     m o u n t h     a g o -

[indent] лола подносит ладонь к камере, растопырив все пальцы, трясет каждым по очереди, так, что изображение рябит и плывет: в метро вай-фай не самый лучший, а потом ее рука исчезает, зато появляется лицо, раскрасневшееся, улыбчивое и счастливое. нескольких секунд хватило, чтобы я заметила поблескивание тонкого золотого ободка, инкрустированного вплавленными маленькими изумрудами - любимые драгоценные камни лолы, в тон ее темно-зеленым кошачьим глазам. она молчит, ждет реакции, а я проталкиваю беспроводной наушник ближе к уху, когда мужчина рядом неудачно наваливается и прижимает к стенке вагона. разговаривать неудобно, но собрать свой рот в кучу и перестать дурашливо улыбаться я не могу, даже не сдерживаю какой-то глупый мышиный писк, когда прикрываю ладонью рот, чтобы люди так не пялились на меня. но им, в общем-то, нет никакого дела. я, если честно, подозревала, что это произойдет очень скоро: они с ману - парнем из германии, оказавшимся в сеуле по программе обмена студентами - жили вместе больше двух лет, и в последнее время он все чаще говорил о том, что не помешало бы расширяться, а то мало ли что. под его загадочным мало ли что можно было увидеть одно единственное: брак и дети, наконец-то. он, не стесняясь, говорил о том, что хочет завести с лолой семью и что хочет стать отцом для ее детей, и это меня в нем восхищало. он любил ее той любовью, о которой обычно рассказывают в книгах, о которой мечтаешь, но с которой никогда не столкнешься и которой, непременно, завидуешь. лучше варианта для нее просто не существовало; он красиво ухаживал, заботился, оберегал и не давал ни единой возможности усомниться в том, что ему можно доверять. его родители приняли ее с радостью, так же, как и его друзья, и подобный исход событий стал лишь вопросом времени. я же всегда была уверена в том, что из нас двоих именно лола первой окажется у алтаря: она мечтала о своей собственной семье столько, сколько я ее помню, и щедро одаривала своей заботой каждого нуждающегося. мы поступали с ней в академию вместе; она не имела особого желания связывать свою жизнь с музыкой и искусством хоть как-то, но не могла отпустить меня в сеул в одиночестве и отказалась от своего желания переезжать в кванджу. я же грезила кинематографом. но и о музыке я говорю неспроста: мне нравилось танцевать, но природное стеснение и робость не позволяли участвовать в конкурсах и проявлять себя в каких-то фестивалях; я ограничивалась своей комнатой и поздними вечеринками в то время, когда все были настолько пьяны, чтобы обращать на меня хоть какое-то внимание. лола уговаривала попробоваться и поучаствовать в конкурсом отборе, повторяла раз за разом, что у меня неплохо получаются и академические направления, и современная хореография, но я отказывалась ее слушать наотрез и сделала выбор в пользу того, что было в моем восприятии несколько проще. я планировала стать сценаристом: писать у меня выходило здорово, и я даже помогала школьному театральному кружку с их постановками; мир кино манил своей волшебностью, загадочностью и неповторимостью, и я мечтала однажды стать его частью. лола готова была поддержать меня в моем желании и перебралась в сеул вместе со мной, и даже поступила вместе со мной, только выбрала актерское мастерство, и именно там познакомилась с ману с факультета режиссуры. они часто пересекались, проводили много времени вместе на занятиях и начали сближаться, находя все больше и больше общих интересов. он начал приглашать ее на свидания, а она перестала отказывать уже после второго настойчивого предложения. она показывала ему сеул, он скрашивал ее вечера, рассказывал ей о германии и европе в целом, обещал свозить с собой и с радостью был готов познакомиться со всеми ее друзьями и родственниками, если потребуется; она смущалась, стеснялась, влюблялась быстро, как никогда раньше, и чувствовала себя по-особенному, потому что ману смотрел на нее не так, как другие, превозносил ее, возводил в идеалы, а она позволяла ему это делать. - дата уже назначена, - ее голос дрожит, звенит возбужденно, она все еще не может перестать улыбаться и старается держать телефон ровнее, чтобы картинка не качалась из стороны в сторону, - я хочу, чтобы ты была подружкой невесты, - и я в отрицании мотаю головой из стороны в сторону, потому что знаю, что не получится: моя стажировка не окончена, никто не отпустит меня в сеул даже на один день, даже на выходные, и просить о таком я не посмею. все, на что меня хватает - это работа, чтобы произвести впечатление, запомниться и получить стабильное, надежное место, и ничто не важно, помимо этого. лола не смущается; - я знаю, помню, ты не сможешь приехать, - она не дает мне сказать и пары слов в неловком отказе, в попытке извиниться и разочаровать ее своими словами, - но что помешает приехать нам? только, послушай, - лола вдруг теряет былую уверенность и скупо поджимает свои мягкие пухлые губы. я думаю, что это действительно здорово: мы не виделись - мы не виделись примерно сотню лет, как минимум, с тех самых пор, как я уехала, сбежала из сеула, и не набралась сил вернуться, хотя бы оглянуться назад. я поглядываю на табло с указанием следующей станции и встаю со своего места, пробираюсь сквозь толпу людей к выходу из вагона и вновь поправляю наушники, грозящиеся выпасть из ушей; телефон почти разряжен, но я надеюсь, что десятка процентов хватит нам для завершения разговора, - леон тоже будет. это желание ману, - и это так паршиво, господи, это так паршиво, что одного только упоминания имени достаточно для того, чтобы мир вокруг замер. я стараюсь сделать вид, что все в порядке, что ее слова не заставили меня обмереть моментально, и делаю глубокий вдох и выдох, прежде чем ей ответить. двери в вагоне открываются, люди снаружи пропускают выходящих, и я торопливо огибаю собравшуюся в час пик толпу. лола не торопит с ответом; мы часто созванивались именно в это время, и привычка ждать выработалась в ней хорошо. я даже блокирую телефон, чтобы не отключиться случайно, и поднимаюсь вверх, пробегая по ступенькам и игнорируя эскалатор: потребность в глотке свежего воздуха гонит вперед без оглядки. я слышу шорохи, какое-то шебуршание задним фоном, хлопок двери и тихие перешептывания, будто лола прикрыла динамик на телефоне вместе с микрофоном и начала с кем-то говорить; этот кто-то ей отвечает, а потом все посторонние шумы стихают и во втором голосе я узнаю ее жениха. оказавшись наверху, я ежусь из-за поднявшегося ветра. весна в новой зеландии приветлива и тепла, но со вчерашнего вечера погода отвратительная, и приходится кутаться в теплые вещи, чтобы не простыть и не заболеть. неподалеку обнаруживается свободная лавочка и я спешу к ней, чтобы присесть. до дома добираться далековато, впереди еще предстоит поездка на автобусе, и остается только молиться, чтобы из сервиса позвонили как можно скорее с новостью о том, что автомобиль можно забрать для дальнейшего пользования. когда я отключаю блокировку, лола по ту сторону все так же ненавязчиво улыбается, все так же ждет ответа, но теперь она не одна, а в компании ману. он стоит за ее спиной, опустив ладони на ее покатые плечи, а ее узкие длинные ладони поглаживают его пальцы. он спокоен, практически безэмоционален, и это привычное его состояние в моменты полного расслабления. - так что ты скажешь? - они выжидают, и я могла бы отказаться, верно? могла бы принять их дома, но придумать миллион отговорок и отказаться от необходимости весь вечер проводить вместе, лишь бы только не пересекаться с тобой, но я не могу так поступить с друзьями и киваю, неуверенно, все еще сомневаясь в правильности своего выбора, зато не сомневаясь в том, что еще успею из-за этого пожалеть. - без проблем. мы расстались три года назад, что может пойти не так? - на самом деле, абсолютно все. мы не расстались друзьями, мы даже официально точку не поставили, в очередной раз разругавшись в пух и прах, устроив самый настоящий скандал, как в красивых голливудских фильмах, с хлопками дверей и собранными шмотками, с упреками, полными возмущений и недоверия, с угрозами разойтись и целенаправленной попыткой сделать больно. я замечаю, как они оба - и лола, и ману выдыхают с облегчением практически серьезно, и ману наклоняется ближе к телефону, чтобы ответить: - это здорово. леон сказал мне тоже самое, - и в этом я не сомневалась. вы ведь стали лучшими друзьями: учились на одном факультете, посещали все пары вместе, вместе ходили в качалку, вместе начали забиваться татуировками, потому что это классно и это нравится девчонкам (раньше именно это я считала нашей главной проблемой: ты любил женское внимание, и я боялась, так боялась в один момент оказаться ненужной; боялась, что какая-нибудь джунхен или давон заменит меня, ведь о какой серьезности в отношениях можно говорить в двадцать? я злилась, когда ты улыбался другим, говорил с другими, отвешивал другим комплименты; ошибалась, чувствуя себя безумно неуверенной на фоне тех, кто привлекал твое внимание, обижалась, устраивая дни игнорирования, избегала, считая, что такая тактика - перетерпеть и сделать вид, что все нормально - лучшая), вместе подрабатывали еще во времени студенчества и вместе ходили на вечеринки. мы с тобой даже познакомились на одной из таких: я была с лолой, ты - с ману, и нам не потребовалось много времени, чтобы друг другом заинтересоваться. - здорово, - повторяю следом за ману, не испытывая такого же энтузиазма и, быстро прощаясь, завершаю звонок. телефон в руке успел нагреться, и я убираю его в сумку, включив беззвучный режим, чтобы не отвлекаться на уведомления. у меня есть ровно две недели, чтобы подготовиться к приезду, прокатиться по ресторанам веллингтона, взять образцы меню и познакомить с ними лолу до ее прилета. все должно быть идеально, и ничто не сможет сорвать подруге возможно самое главное, самое важное событие в ее жизни.

- t h r e e     y e a r s    a g o -

[indent] - боже, - ты дышишь шумно, прерывисто, так, что грудная клетка тяжело поднимается и опускается под краями тонкой летней рубашки, липнущей к спине и к животу; я чувствую широкие ладони на своих бедрах: уверенно, без сомнений, без промедлений они задирают подол короткой узкой юбки, гладят и щипают бледную кожу, касаются сквозь кружево белья ягодиц - ты пробираешься пальцами под податливые резинки, оглаживая мягче, лаская, а потом замираешь резко, но только для того, чтобы вернуться к бедрам, чтобы обхватить руками плотнее и дернуть вверх, поднимая; я бьюсь затылком о стену в прихожей, в затылке пульсацией отдаются не самые приятные ощущения, но сейчас на них так плевать; - леон, - сухие губы касаются мочки уха, царапают, задевая висящие цепочки сережек, и я смотрю куда-то вверх, обнажая тонкую шею, не соображая, а потому переспрашивая: - что? - ты сглатываешь вязкую слюну, гулко, громко, и двигаешься губами ниже, целуя под челюстью и цепляя зубами кожу. я не отстаю: расстегиваю пуговички на рубашке, сжимая воротник пальцами, пытаюсь стащить ткань с плеч, и не сдерживаю первый низкий стон, когда ты, все еще практически полностью одетый, толкаешься пахом в разведенные ноги, совершаешь имитирующее поступательное движение, и я чувствую, насколько ты возбужден, - меня зовут леон, - повторяешь, разделяя слова и практически дробя их по слогам, и я киваю головой заполошно: я знала, как тебя зовут, но нас официально друг другу так и не представили. однако, мне это не мешало не сводить с тебя взгляда весь вечер. ты смотрел пристально в ответ, улыбался, угощал напитками, и я еще на втором коктейле подумала о том, что нужно остановиться: пить я не умела от слова совсем, и в состоянии опьянения теряла и здравый рассудок, и совесть, и честь. мне ничего не стоило познакомиться с кем-нибудь, кто казался привлекательным и сексуальным, для более приятного времяпровождения, и поэтому старалась держать себя в руках и не употреблять в малознакомых компаниях. но ты казался надежным. хотя бы только потому, что был другом ману, а ему я доверяла. ты делаешь щаг вперед, и я опираюсь спиной о стену; пальцы левой руки оказываются на твоем черноволосом затылке и принимаются перебирать короткие мягкие пряди, пропускать сквозь и сжимать поочередно, заставляя тебя вскинуть голову вверх: я смотрю на тебя свысока, с этой небольшой разницы, и это заводит еще сильнее; я наклоняюсь, чтобы прижаться губами к твоим - призывно распахнутым, и ты одобрительно улыбаешься сквозь поцелуй, дышишь шумно через нос и кусаешься, сжимая зубами то верхнюю, то нижнюю губу. мне хочется притиснуться к тебе еще ближе, еще плотнее, хочется поторопить: время вокруг нас не замирает, оно бежит, торопиться, спешит и я вместе с ним, как будто нам не хватит одной ночи и как будто нас смогут разлучить; в какой-то момент ты отпускаешь меня, но только для того, чтобы помочь раздеться; я справляюсь превосходно сама, выдергиваю подол шелкового топа, заправленного под пояс юбки, и стаскиваю его через голову под твоим напряженным немигающим взглядом; стягиваю юбку, дернув непослушный язычок молнии, вниз и переступаю через нее практически одновременно с тобой, когда ты избавляешься от узких джинс и белья; я невольно смотрю ниже, на гладкий ровный член, оплетенный венами, чуть покачивающийся и прижимающийся к низу живота, чуть блестящий от естественной смазки и - совершенно точно - чуть горячий; ощущаю, как жар приливает к щекам, как разливается под всей кожей от слепого инстинктивного предвкушения и ожидания. мне определенно нравится то, что я вижу, и я с уверенностью до ста процентов могу заявить о том, что не пожалею на утро о случившемся. ты протягиваешь мне ладонь, и я хватаюсь за нее тут же, забивая о сброшенных на пол вещах: спонтанный секс - это классно, но сдирать кожу на лопатках о стену мне не хочется, и я улыбаюсь, облизывая пересыхающие губы, когда ты приводишь нас в свою спальню. большая двуспальная кровать застелена простым белым бельем, застелена аккуратна и ровно, будто по линеечке заправляли, но ты не останавливаешься около нее и опускаешься в кресло, широко разведя в стороны крепкие ноги. посидеть на этих бедрах мне хотелось с того момента, как мы оказались за общим столиком в ночном клубе, веришь? наверное, именно поэтому сейчас ничто не остановит меня перед возможностью забраться сверху. ты придерживаешь за талию, помогаешь устроиться над собой, и когда я поддаюсь вперед, чтобы поцеловать - делать мне это понравилось очень сильно; ты целуешься превосходно, лучше, чем я могла бы представить, напористо, но без лишней и ненужной экспрессии; когда я поддаюсь вперед - я чувствую твою ладонь гораздо ниже. она спокойно, без промедления скользит вниз так, чтобы надавать с силой, заставляя вздрогнуть всем телом, чтобы поддразнить, заставляя заерзать нетерпеливо, практически сидя на бедрах, а потом длинный палец толкается аккуратно, на пробу, внутрь, и этого хватает, чтобы очередной микроразряд пробежался по всем нервным окончаниям. я невольно прикусываю творю пухлую нижнюю губу слишком сильно, ощущаю на языке привкус твоей сладкой крови, но ни один из них не зацикливается на этом, потому что к первому пальцу присоединяется второй, и мне не нужно сейчас это: я хочу почувствовать внутри тебя, хочу принадлежать сейчас тебе, и того, что ты даешь - слишком мало; упираясь одной ладонью в широкую грудь, вторую я увожу вниз, не отводя взгляда от твоего собственного: кажется, мы оба потеряли возможность фокусироваться хоть на чем-то, но так наплевать, знаешь? в другой раз - будучи трезвой - я не была бы такой смелой и такой активной, но сейчас мой разум совершенно отключен и я делаю только то, что хочется, а не то, что кажется правильным, и поэтому на губах растягивается практически плотоядная улыбка, когда моя ладонь оборачивается вокруг члена, у основания, плотнее, чем следовало, потому что ты шипишь сквозь стиснутые зубы и закрываешь крепко глаза, жмурясь; я двигаю ею вверх-вниз, не забывая о чувствительной головке, гладкой и скользкой, покрасневшей от напряжения, и наверное, на этом - на зашедшем слишком далеко петтинге - все могло бы и остановиться. но тебе надоедает первым, я упускаю тот момент, когда внутри становится пусто, но очень хорошо ощущаю тот момент, когда вновь оказываюсь заполненной. твои ладони опять на талии, сжимают, сминают, тискают бока; подбрасывают вверх, опускают и поднимают вслед за твоими бедрами; твои губы на ключицах, на плечах, на груди - я чувствую тебя каждым сантиметром тела, чувствую тебя всюду, и это сводит с ума, представляешь? молчать не получается, но я и не хочу, стоны сами собой вырываются изо рта на особенно чувственных толчках, когда ты, замедляешься, проезжаешься вдоль влажных стенок как робот, как поршень, сбивая с дыхания. волосы лезут в лицо, и в мое, и в твое, и ты прерываешься, чтобы скользнуть ладонью вдоль спины вверх и сжать густые пряди, чтобы намотать на ладонь, сжатую в кулак, и я царапаюсь невольно, цепляясь ногтями за твои плечи, полосуя до алых борозд грудь, напряженный твердый живот - ты весь как статуя, скала, изваяние подо мной. от виска по щеке катится капелька пота, ты дышишь через рот, глотаешь воздух жадными глотками, пока я прижимаюсь к скуле губами, пока целую и лежу безостановочно, и ты ускоряешься, предвосхищая скорую разрядку, рукой поперек поясницы прижимаешь к себе, другой - волосы вновь в свободном падении - сжимаешь грудь, сдавливаешь, накрываешь - она умещается в твоей ладони, и ты пользуешься этим, чтобы сжать чувствительный сосок между пальцами, поддразнивая языком другой, выгибаясь под немыслимым углом - я ощущаю себя пьяной все еще, но теперь дело не в алкоголе, потому что голова не раскалывается из-за похмелья, но гудит от того, что испытывая за раз слишком много, - я близко, - ты хрипишь, практически рычишь, и твой голос вибрирует на уровне твоей груди. я киваю: понимаю, соглашаюсь, потому что тоже; потому что все во мне - оголенный нерв под высоким напряжением; ты теряешь ритм, заданный тобой же, сбиваешься на хаотичные толчки и чуть приподнимаешься, чтобы между нами телами не оставалось ни единого миллиметра, и в такой позе оказываешься максимально глубоко, понимаешь это и сам; тормоза срывает абсолютно, и на завтра останутся синяки: на бедрах, на спине, на руках и, возможно даже, на груди, но и пускай. я чертовски давно не чувствовала себя настолько: настолько возбужденной, настолько желанной, настолько ярко, когда оргазм накрывает. ты позволяешь себе замереть на несколько секунд: там, внизу, все предельно чувствительное. я приподнимаюсь сама, как только ты начинаешь ерзать. в миг становится неловко: пелена слетает с глаз, как только все заканчивается, и я пячусь назад, оглядываясь по сторонам, чтобы найти, чем прикрыться. ты не обращаешь на меня никакого внимания: скатываешь использованный презерватив, завязываешь узелок и встаешь с кресло, разминая затекшие плечи и не стесняясь абсолютно своей наготы. тебе, леон, будем откровенны - не за чем. - душ - там, - ты указываешь рукой в сторону приоткрытой двери, которую я заметила не сразу (потому что мне было не до нее, когда ты заталкивал в квартиру, целуя в шею и прижимаясь сзади). я киваю, не говоря ни слова, иду в сторону ванной комнаты, чтобы принять душ, а потом одеться (вещи предусмотрительно подбираю в прихожей с пола), вызвать такси и уехать в студенческое общежитие, но ты рушишь мои планы, присоединяясь ко мне. обстановка располагает: нам ничего не мешает сейчас зайти на второй раунд, потому что ты все так же привлекателен в моих глазах, а я все еще падка на красивые лица и мощные тела, но все, что мы делаем - вместе принимаем душ, помогая друг другу и время от времени - по твоей инициативе - целуясь, слизывая с губ друг друга капли практически горячей воды. ты выходишь первым и, обмотав полотенце вокруг бедер, помогаешь мне. вытираешь другим, мягким и вкусно пахнущим, и это так странно: я не знаю, как реагировать, но позволяю тебе обтирать спину и живот, руки и ноги; пропитать еще одним, маленьким, влажные волосы, и завернуть в третье - сухое, чтобы проводить до знакомой мне спальни. ты отбрасываешь в сторону одеяло и укладываешься, скинув полотенце на пол, и я следую молчаливо твоему примеру. сил на то, чтобы кинуть их на сушилку, нет, и я даю себе слово, что проснусь раньше тебя и уйду, избегая неловких разговоров. разумеется, говорить о том, что это не произошло, даже не стоит.

[indent] я проснулась от того, что рука жутко затекла, а возможности пошевелить ею не было никакой, потому что она была тесно, крепко прижата к собственному бедру. ни встать, ни перевернуться, ни улечься поудобнее не получалось из-за того, что чужое тяжелое тело крепко прижималось спереди, а чужая тяжелая рука была перекинута через талию и нагло, по-собственнически устроившись ладонью на обнаженной ягодице, притягивала еще ближе, еще выше. ты не просыпался, не реагировал на попытки толкнуть в грудь или живот, даже на щекотку; только морщил крупноватый нос и причмокивал так мило, как ребенок, губами, и я бы непременно растрогалась, если бы не тот факт, что мы - вопреки тому, что никем друг другу не приходимся - лежим обнаженные в одной постели, а я о тебе практически ничего не знаю. на мою просьбу отвалить ты, предсказуемо, помолчал, проворчал что-то, не разжимая толком губ, и оставшееся до твоего пробуждения время я потратила на единственное, что было возможным: разглядывания. я смотрела беззастенчиво, пялилась откровенно, рассматривая лицо: смуглая кожа со следами от подушки на щеках, маленькими комочками застывшей влаги в уголках глаз, растущие вниз ресницы, короткие взлохмаченные волосы, родинка на носу и под пухлой нижней губой, крепкая шея и татуировка, начинающаяся с предплечья крутым чернильным узором. ты, объективно, действительно был очень привлекательным, и заметить это я успела еще при нашем первом знакомстве. я планировала встать и уйти, как только представиться возможность, но я и заметить не успела, как уснула; проснулась во второй раз от запаха горячих сэндвичей и парящего кофе, от шума телевизора и холодного ветра, пробирающегося по полу под тяжелыми шторами. ты втыкал в телефон, размешивая сахар в своей кружке, на кухне; я, не умывшись и не почистив даже зубы, а только одевшись, решила дать знать, что ухожу - попрощаться и попросить закрыть за мной дверь, не сомневаясь, что мы обязательно еще не один раз увидимся в вынужденных обстановках с ману и лолой, но ты только добродушно и как-то легкомысленно улыбнулся и сообщил, что уйти у меня не получится: вчера ключ остался в замке, и его конец обломался от того, насколько усердно мы пытались закрыться, когда вернулись из клуба. замок заклинило, дверь не открывалась, а все службы могли предложить замену дверного замка только следующим утром: на вечер же могли запланировать только вылом двери. ты, естественно, на это не соглашался, а я не хотела торчать в твоем доме еще сутки, но выбора не было. от завтрака я отказалась: сэндвичи выглядели безумно вкусно и аппетитно, но я не ела по утрам с самого детства, и не пила даже чай. половину дня я проторчала в спальне - мы не обсуждали, чем будем заниматься, просто ты как-то сам по себе занял диван перед теликом и, включив консоль, начал играть во что-то, не нуждаясь в компании, а я вернулась в постель и взялась за книгу, которую нашла на одной из полок. это был философский трактат, переведенный с греческого на корейский, взятый, судя по всему, из библиотеки для подготовки к парам. тягомотина - жуткая, и даже время не убивало нисколько, поэтому в скором времени книжка была возвращена на место, а я покинула спальню, когда громкие звуки из гостиной стихли. ты все так же сидел на диване, но теперь в руке держал открытую бутылку светлого пива, а в другой - телефон, и разговаривал с кем-то по видео-связи. по голосам я узнала ману и лолу: она потеряла меня прошлым вечером, он предположил, что мы могли уйти вместе, и я подтвердила его догадки. когда они увидели меня позади тебя, оба замолчали, явно удивленные; ты сходу рассказал о том, почему я в твоей квартире, умолчав о причине моего нахождения в принципе, и за это я была тебе благодарна. как и за то, что на тарелка с разогретой пиццей была пододвинута к середине дивана, а еще одна бутылка пива тут же открыта и протянута мне. голова гудела жутко, расслабиться хотелось очень сильно. ты не лез с разговорами, не пытался подружиться, вместо этого включил по телику какую-то глупую, очень дурацкую комедию, и совместный просмотр фильма расположил к откровениям. к концу - спустя полтора часа - мы уже сидели близко, подпирали друг друга плечами и смеялись в один голос, и я даже не заметила, в какой момент ты перекинул руку позади меня, а я прижалась затылком к твоей груди. мы провели ночь вновь вместе - и на этот раз правда просто ее провели, даже не в спальне, а на том самом диване, не раскладывая его. вместо подушки - твое предплечье, вместо одеяла - твое тело, прижимающее меня к жесткой спинке, вместо пожеланий сладких снов - скромный поцелуй в затылок. утром я действительно ушла, а через пару часов мне пришло несколько сообщений, сначала - от лолы: леон попросил твой номер!, потом от - от самого тебя, и общение завязалось. мы, вроде как, вступили в отношения? но все произошло как-то спонтанно и, по большому счету, было завязано на сексе. мы классно проводили время вместе, часто виделись, зависали с ночевкой у тебя, потому что в общежитие парней не пускали - консерватизм южной кореи царил здесь в полной мере, и комендант готова была ссанными тряпками гнать каждого чужака, оказавшегося на ее территории; но я совру, если скажу, что этим все ограничивалось, потому что были и походы в кино во время скучных пар, и поездки на ченджу, и свидания в уличных забегаловках, и даже парные украшения (на моей груди все еще висит кулон в форме маленького золотого солнца - у тебя был серебряный полумесяц, и я не уверена, что ты его сохранил, и это, по правде, не должно меня волновать) - мы узнавали друг друга стремительно, постоянно куда-то торопились и боялись замереть хотя бы на одно мгновение. спустя две недели после знакомства ты предложил переехать к тебе, и я согласилась, потому что считала, что это - то, что происходило между нами - навсегда. наверное, мы были слишком наивными и настолько же глупыми, а еще невнимательным и легкомысленными, ведь сейчас, оглядываясь назад - на нас - я понимаю, что на крах мы обрели друг друга с самого начала. эти отношения стали первой серьезной попыткой и для тебя, и для меня: я избегала любой ответственности, не заходила дальше свиданий, предпочитала ненавязчивое общение и короткие интрижки, и ты, как оказалось, тоже, а потому мы ни малейшего понятия не имели о том, с чего нужно начинать. мы шли по наитию, двигались, как думали тогда, по течению, и не сомневались в том, что у нас обязательно получится, но на нездоровом оптимизме далеко не уедешь, и уже спустя первые полгода начались трудности и сложности. мы притирались друг к другу с трудом, не могли избежать столкновений в быту и если сначала все решалось легко - путем игривых споров, то потом мириться с привычками становилось все тяжелее. ты пытался быть терпеливым, во мне же терпения не хватало никогда. я, не привыкшая разделять свой комфорт с кем-то еще, требовала от тебя слишком много, однако тогда мне это казалось пустяком; кто же знал, что в твоих глазах все представляется иначе? мы не говорили о наших проблемах. мы ссорились, ругались, скандалили, но не разговаривали в спокойной обстановке никогда. иногда уходил ты, оставляя меня в одиночестве, иногда уходила я, чтобы найти лолу и поплакаться на ее плече, не встречая осуждения, но и должной поддержки тоже - чаще всего она возвращала меня домой, но и тогда ничего не менялось, потому что ты уходил спать в гостиную, но не спал, а просто всю ночь смотрел телек или втыкал в телефон, раскуривая косяк и распуская по всей квартире сладковатый запах, чтобы успокоиться; мы не просили друг у друга прощения, потому что не умели извиняться, и когда эмоции гасли, а обиды забывались хотя бы чуть-чуть, просто делали вид, что все в порядке. но в порядке ни черта не были, и я корю нас за это. корю, в первую очередь, себя, ведь я не давала ни единого шанса на искупление ни одному из нас. я действовала тебе на нервы - однажды, в один из худших вечеров, ты сам признался в этом, перед тем как в очередной раз уйти - к ману, к другим друзьям, в какой-нибудь клуб - я не знала, где ты проводишь время и какими способами пользуешься, чтобы расслабиться, но вместо того, чтобы сделать выводы, я разозлилась еще сильнее, я была на грани и предложение остановиться и порвать, наконец, едва не сорвалось с моих губ; я молчала только потому, что боялась: вдруг ты согласишься? вдруг захочешь поставить точку, к которой я не готова? мне не хватит смелости сказать, что я погорячилась, что не подумала о последствиях, и бы действительно собрала вещи и ушла, вернулась бы в студенческое общежитие и делала бы вид, что не было тебя в моей жизни, что не стал ты ее главной частью. друзья не знали о том, насколько все на самом деле плохо, и мы, стоит отдать честь, держались целых два года на каком-то энтузиазме. в конечном итоге, к середине третьего, все зашло настолько далеко, что мы перестали контактировать даже в рамках общей квартиры (глупо считать ее общей, она всегда принадлежала только к тебе и так и не стала для меня домом). мы не завтракали вместе, не обедали и не ужинали; мы практически не разговаривали; мы спали на разных половинах кровати под разными одеялами; мы не принимали вместе душ; не ходили вместе в университет; нас не объединяли тусовки, на которых мы оказывались из-за наставлений лолы и ману и даже секс стал чем-то ненужным. я знала, что ты не изменяешь: каким бы общительным ты не был, измена и обман - то, что ты ненавидел всем сердцем, и самое паршивое то, что я хотела, чтобы это произошло. тогда бы мое сердце не болело так сильно и так необоснованно, потому что я правда тебя любила. потому что оно, это сердце, сжималось каждый раз, когда ты пропускал мимо мой взгляд, когда не улыбался, как раньше, и не целовал с первыми лучами солнца, прежде чем отправиться в душ. если бы ты нашел другую, если бы я застукала вас в квартире, если бы ты признался сам - я бы смогла тебя возненавидеть, ты бы дал мне шанс избавиться от этой привязанности, но ты терпел меня, продолжая оставаться идеальным, не оставляя редких попыток спасти то, что рушилось на наших глазах, и тогда я решила последовать за чувствами, отравляющими нутро. о своих планах я не рассказывала никому, даже тебе. знала, что ты не сможешь отпустить, но и уехать со мной не захочешь, потому что там тебя ничего не ждет, потому что там наша связь изживет себя окончательно. когда на мою почту пришло письмо с одобрением о переводе - последний курс и стажировку я хотела пройти за рубежом - последний серьезный разговор оставался только вопросом времени. вспоминать его неприятно до сих пор.

[indent] я не помню даже, с чего все именно началось тогда; кто к кому придрался, кому чего не хватило; но последствия в моей памяти и какие-то образы, какие-то картинки засели слишком хорошо. так, например, я помню твой опустевший в один миг взгляд, когда я сказала, что ухожу; когда на твои предложения поговорить ответила резким отказом, когда на твою попытку взять за руку отдернулась, как от прокаженного; когда на надрывный вопрос «чего тебе не хватает?» не нашлась ответом, когда соврала, сказав, что давно уже тебя не люблю, потому что люблю другого; потому что билеты уже распечатаны и лежат во внутреннем кармане рюкзака; потому что он сможет дать мне гораздо больше, чем ты, потому что он перспективнее, заботливее и лучше тебя во всем. забавно, ведь его на самом деле не существовало. я прекрасно понимала, что не смогу влюбиться в кого-то, пока ты являешься частью моей жизни, и пусть что-то изменится - влечение к тебе на уровне не только физическом, но и духовном будет вечным; непонимание в твоем взгляде сменилось разочарованием, ты больше не пытался коснуться меня, больше не пытался посмотреть в глаза и урезать между нами расстояние. ты завел обе руки за голову, сплел пальцы в замок на затылке и рассмеялся как-то истерично, горько и надрывно; ты поверить не мог в то, что слышишь, и наверняка чувствовал, как пускает в твоей душе корни ядовитая обида. я не видела тебя настолько подавленным раньше, и все во мне рвалось навстречу, чтобы успокоить, утешить, признаться, что все сказанное мной неправда, но я продолжала хладнокровно собирать вещи, забрасывая без разбора все, что попадется под руку. на одно мгновение я потянулась пальцами к цепочке с кулоном в виде солнца, который ты подарил на первую годовщину, но вместо того, чтобы снять, я спрятала его под ворот футболки, лишь бы не бросался в глаза. я повела себя отвратительно, я позволила тебе усомниться в твоих силах и возможностях, проехалась по твоей личности, втаптывая в землю, будто какое-то ничтожество, и мне следовало извиниться; ведь ты устраивал. ты совмещал работу с учебой вплоть до окончания академии и умудрялся находить время еще и на меня; ты баловал по мере своих возможностей и покупал мне все то, чего я хотела и о чем мечтала; ты никогда не говорит мне «нет», постоянно делал какие-то сюрпризы и ничего не просил взамен, а я не смогла ответить по достоинству, и все, что смогла - уйти, чтобы не ранить еще больше. ты не смотрел вслед, все сидел на нашей кровати, спиной ко мне, и не обернулся, когда я уходила; ты не писал, не звонил - ни в тот же вечер, ни через пару дней, ни через неделю - либо держался настолько хорошо, либо настолько крепко злился. я не знала, что лучше; номер телефона я так и не сменила, твой номер не заблокировала и даже переписку не почистила. я не отписалась от тебя в инстаграме, ты не сделал тоже самое, но наше общение оборвалось так же резко, как и началось. я связалась с лолой только после того, как пересекла наземную границу и оказалась в веллингтоне. она безумно злилась и долго еще дулась на то, что я не предупредила ее заранее. о тебе она предусмотрительно ничего не говорила, сказала только, что ману не осуждает меня (я удивилась этому, но позже поняла, что все дело в тебе: как бы сильно ты не был уязвлен, ты бы не позволил кому-то говорить что-то плохое и дурное обо мне, даже своему лучшему другу), а сама она готова поддержать. мы не обсуждали того, что случилось, и старались поддерживать связь. в скором времени я познакомилась с дирком: мы проходили вместе стажировку, и он оказался очень милым и приветливым парнем. мы начали проводить много времени вместе, часто прогуливались, он показывал мне город и окрестности, и все чаще его фотографии появлялись в моем инстаграме. однажды я увидела комментарий под публикацией от тебя: это было короткое сообщение, в котором ты удивлялся тому, что ради него я все разрушила; но уведомление я просмотрела на экране блокировки поздней ночью, а утром, когда разблокировала телефон и открыла пост, ничего уже не обнаружило. то ли мне хотелось видеть хоть какую-то твою реакцию, то ли ты написал, а потом удалил, чтобы не привлекать лишнее внимание и не ворошить прошлое. ты все так же редко заливал сторис и постил фотографии, но по ним можно было отслеживать изменения в твоей жизни: отрастил волосы, отрезал волосы, отрастил волосы, отрезал волосы, сбрил виски, отпустил челку, продолжил забиваться тело татуировками и посещать зал, перешел от рук к ногам и сделал какой-то рисунок на бедре; количество проколов увеличилось в твоих ушах, а еще один появился на лице, в брови, и выглядело это по-настоящему сексуально. мне хотелось написать лоле и спросить о твоей личной жизни, но я не решалась; хотела избежать расспросов с ее стороны и поэтому не подкармливала свое любопытство. зато пыталась отвлечь себя попытками начать встречаться с дирком. долго у нас это не продлилось: он оказался слишком мягким, податливым, как пластилин, и я могла давить на него, лепить из него все, что угодно, но я не нуждалась в таком парне рядом. мне хотелось иного; хотелось, чтобы меня понимали с полуслова; хотелось, чтобы рядом с ним я чувствовала себя защищенной, чтобы не было этого слишком явного равноправия, потому что мне хотелось контроля и ответственности, переложенной на чужие плечи. хотелось того, с чем так здорово справлялся ты. мы расстались быстро. решили остаться друзьями, и это у нас получилось намного лучше; правда, лоле я так и не рассказала об этом: она время от времени предлагала вернуться, говорила о том, что меня в сеуле ждут: и не только она или ману; твое имя никогда не звучало в разговоре, и я была благодарна за это, потому что, леон, если бы лола упомянула тебя хоть раз - я бы вылетала ближайшим рейсом. мои старания начать жить с чистого листа проходили даром, и вот уже три года как я существую в собственноручно созданной пародии на жизнь, а не в ее оригинале.

- t w o     m o u n t h     a g o -

[indent] - леон, мы можем поговорить? - я присаживаюсь на соседнее жесткое сиденье, опускаю обе ладони на сведенные колени, оголившиеся из-за ткани легкого шифонового платья: сегодня в веллингтоне непривычно жарко; ты не оборачиваешься, продолжаешь смотреть в телефон, и за капюшоном твоей черной толстовки не видно лица. я непроизвольно касаюсь твоего предплечья, ты только ведешь плечом в сторону, отмахиваясь, и я повторяю жест, настойчиво на этот раз сжимая пальцами бицепс. ты поворачиваешься, смотришь равнодушно, не проявляя ни капли заинтересованности, и продолжаешь молчать; я открываю рот, чтобы продолжить, и только когда ты стягиваешь капюшон с затылка, замечаю капельки наушников в твоих ушах. ты ставишь на паузу какой-то трек в плейлисте, вытаскиваешь наушники и убираешь их в чехол, все-таки позволяя мне продолжить, - я не знаю, с чего начать и немного волнуюсь, - уголок твоего рта вздергивается вверх в какой-то необъяснимой насмешке, ты поддаешься ближе, уменьшая между нами дистанцию, и весь обращаешься во внимание, натянутый, как струна. я правда не знаю, как начать и что сказать в первую очередь. наверное, мне стоило порепетировать? я отвожу взгляд в сторону, потому твой, ответный, слишком пристальный. ты не торопишь, но я понимаю, что времени до объявления открытия регистрации и посадки не так уж и много. ману и лола отлучились ненадолго в сувенирный магазинчик, и я решаю воспользоваться этим моментом, чтобы расставить все точки над i. возможно, я спохватилась слишком поздно, ведь мы, все-таки, в аэропорту, под твоими ногами небольшая кожаная сумка с вещами, а на соседнем сиденье закрытый герметичный чехол с костюмом, в котором ты был на свадьбе, и все, о чем ты сейчас думаешь, наверняка скорое возвращение домой, в сеул, а не мои жалкие попытки собраться с мыслями. эта наша встреча - спонтанная, запланированная одной лишь судьбой, показала мне, насколько легко ты пошел дальше, продолжил жить без воспоминаний обо мне, и как хорошо это у тебя получается, пока я продолжаю кусать локти. - на самом деле, я просто хочу извиниться. за наш последний разговор в сеуле, когда я, - я замечаю краем глаза, как недовольно ты щуришься и отворачиваешься в сторону панорамного окна, за которым стоят готовые к вылету самолеты. наверное, эта тема для тебя еще более неприятная и болезненная, чем для меня, - когда я соврала о том, что встретила кого-то лучше, потому что это не так. мне потребовалось сбежать настолько далеко, чтобы понять, что лучше тебя просто не может быть, - я думала, что не смогу сказать это вслух при тебе, но сейчас, исповедуясь, упершись взглядом в колени, я испытываю небывалое облегчение от того, что ты позволяешь высказаться и слушаешь, от того, что не боюсь сказать правду; - и не будет никогда. мне безумно жаль, что все так закончилось, и я готова все отдать, если только ты подаришь мне второй шанс. леон, пожалуйста, - голос начинает подводить, дрожать, и я стараюсь говорить тише, чтобы не привлекать внимание; механический голос объявляет начало регистрации, и ты встаешь со своего места, а я подскакиваю следом, чтобы перегородить тебе дорогу, чтобы договорить и, возможно, остановить. я все еще не могу смотреть тебе в глаза, и поэтому мой взгляд на уровне твоей груди даже тогда, когда ты обхватываешь холодными пальцами мой подбородок, когда оглаживаешь большим щеку, когда подходишь слишком близко, и от этой близости дыхание спирает, а в горле образуется ком; - если все это значит для тебя хоть что-нибудь, останься. прошу тебя, - потому что я люблю тебя. любила раньше и люблю сейчас, и я не готова отпускать тебя, не готова терять вновь; твой отлет разобьет мое сердце окончательно, разорвет его изнутри и, я сомневаюсь, что когда-нибудь смогу собрать его вновь, сомневаюсь, что кому-нибудь это удастся сделать за меня. ты наклоняешься, и я непроизвольно закрываю глаза, жмурюсь отчаянно, боясь увидеть в тебе одно только равнодушие - оно ранит сильнее любых слов, оно страшнее всего остального; чувствую, как слезы тонкими дорожками непроизвольно скатываются вниз, по щекам, и облизываю губы, чувствуя соль на языке. касаюсь пальцами твоего запястья - оно все еще у моего лица, все еще гладит невесомо; ты продолжаешь приближаться, я ощущаю мятное дыхание на своих губах и непроизвольно приоткрываю рот, когда ты вдруг целуешь. мягко, ласково, практически невинно, не пытаясь протолкнуть язык, просто сминаешь поочередно губы, просто захватываешь своими то верхнюю, то нижнюю, даже не поворачивая голову для удобства, и вплетаешь пальцы свободной руки в волосы на затылке. я расслабляюсь, невольно начинаю дрожать в твоих руках, а потом ты говоришь. ты говоришь: - не открывай глаза, - и отстраняешься от меня. я не открываю, жду чего-то, и неизвестно, сколько я так стою, но когда громко смеющаяся лола возвращается, обнимаемая ману, тебя уже нет. и моего сердца тоже. ты не ответил, не сказал ничего более, ушел, оставив меня ни с чем так же, как я однажды оставила тебя, и я не могу справиться с эмоциями: рыдание прорывается сквозь плотину стойкости само собой, я глушу всхлипы, вырывающиеся изо рта, прижимая к губам ладонь; плечи трясутся, и дышать становится тяжело. лола обнимает, шепчет слова утешения, пока ману стоит в сторонке и смотрит в пол, не мешая нам и не отвлекая, но мне все равно, мне так все равно на них; сквозь пелену слез ничего не видно, но я продолжаю смотреть в сторону дверей, ведущих в следующий зал, которые закрываются за спинами всех тех, кто сегодня улетает из новой зеландии. лола шепчет все будет хорошо, но я не верю ей, потому что знаю, что она врет. хорошо уже точно не будет. я пытаюсь восстановить ритм дыхания, отталкиваю тихонько от себя лолу, и она послушно отступает; отходит; складывает пальцы в замок и брови на ее переносице сходятся практически надломлено. диспетчер предупреждает о завершении посадки и ману где-то позади нервно оглядывается, потирает шею ладонью, и я понимаю, что ему неловко прерывать нас, но он понимает, что им следует поторопиться, и я не могу их задерживать. лола целует меня на прощание в щеку, обнимает порывисто вновь, а потом уходит, не оборачиваясь, и я знаю, что ей тоже сложно; она не способна найти нужных слов поддержки, она и сама надеялась, что между мной и тобой вновь что-то зародиться, проснется, заставит начать все сначала, и отчасти именно поэтому она решила свезти сюда своих гостей и здесь устроить свою свадьбу, и у нее не вышло. я лишь вспорола зажившие не так давно и до сих пор не до конца раны, обожглась вновь, попытавшись войти в реку дважды, и мне не следует обвинять в испытываемой нарывающей боли кого-то кроме себя.

- n o w a d a y s -

[indent] увидеть тебя спустя такое большое количество времени по-настоящему странно. в городе душно, а даже кондиционеры в зале ожидания не справляются с тем, чтобы сделать помещение прохладным; поэтому, я предпочитаю ждать около машины на платной парковке. пышная крона дуба отбрасывает тень, и я даже позволяю себе снять солнцезащитные очки и убрать их в мягкий бархатный футляр, спрятанный под крышкой подлокотника. электронные часы рядом с тахометром медленно отсчитывают минуты. если верить подсчетам лолы, вы уже приземлились и наверняка сейчас проходите таможенный контроль как иностранные граждане. она еще не включила телефон, писать ману я не хочу; он все еще в большей степени твой друг, а не мой, и нас связывает только то, что он собирается жениться на моей лучшей подруге, близкой мне, как сестра. автоматические двери раскрываются и не успевают полностью закрыться из-за снующих туда-сюда людей; в какой-то момент выходящих становится больше, и я приглядываюсь, даже приспустив немного тонированное на несколько процентов окно, чтобы найти в туристах вас. сделать это удается практически сразу: вы выходите в числе последних, и я вылетаю из прохладного салона автомобиля пулей. оголенные руки тут же покрываются мурашками из-за перепада температур, и я даже заметить не успела, как температура на датчике снизилась по отношению с градусами на улице. надеть хлопковую майку без рукавов было гениальной идеей, но ткань все равно неприятно липнет к телу из-за того, что недостаточно свободная. лола оглядывается по сторонам, и ее укладка, ни сколько не потерявшая объем, выглядит по-настоящему великолепно. пышные локоны подпрыгивают на затылке, а челка прикрывает высокий лоб, из-за которого она комплексовала столько, сколько я вообще ее помню; на плече весит ремешок тонкой белой сумочки, такой маленькой, что в ней, наверное, кроме документов ничего нет, потому что даже телефон она держит в руке, будто наготове. позади нее - ману в бейсболке, светлых шортах и с двумя чемоданами, словно они приехали не на две недели от силы, а как минимум на два месяца, и я едва успеваю затормозить в объятиях лолы, когда он видит меня тоже и начинает улыбаться. все-таки встреча спустя годы разлуки расслабляет и навевает только самые теплые и лучшие воспоминания, превращая все в отголоски ностальгии. лола обхватывает меж лопаток, прижимает крепко к себе и смеется задушено, прячась лицом в сгибе шеи; она что-то щебечет высоким птичьим голоском, но разобрать слова не получается, и я отрываю ее от себя чуть ли не насильно, чтобы расцеловать в обе щеки. перестать улыбаться сложно, в голос от переизбытка чувств и эмоций начинает пощипывать; нам так и не удалось попрощаться с ней лично, ведь в аэропорт я уехала прямиком из квартиры, не посчитав нужным кому-то что-то сообщить. когда она, наконец, отходит в сторону, наши руки находят друг друга, а пальцы сами собой переплетаются. ладони влажные, но никто из нас не брезгует. ману приобнимает по-дружески, говорит о том, что рад нашей встрече, и я отвечаю ему взаимностью, потому что скучала и по нему тоже, а потом, когда он отходит в сторону, я вижу тебя. ты немного отстал от них, тянешь за собой небольшой чемодан на колесиках - много меньше, чем у ману и лолы, а в другой руке удерживаешь рожок с мороженым. отдающий бежевым ванильный пломбир тает, смягчает вафельную огранку и вот-вот потечет по татуированным пальцам, но ты не обращаешь на это внимание, лижешь широко и безмятежно, чтобы ничего не упустить, и останавливаешься возле нас. воцаряется молчание. лола многозначительно прокашливается, как будто о чем-то напоминая или пытаясь привлечь к чему-то внимание. у нее не получается. я смотрю на тебя, ты смотришь в ответ, и я думала раньше, что если мы встретимся вновь, что-то произойдет. ну, знаешь, вспыхнут искры, разряды молний, мурашки, волнение, астма на фоне всего этого и небольшая паническая атака, но ничего из этого не настигает ни меня, ни тебя. я не протягиваю руку для пожатия, ты не отвечаешь тем же и не проявляешь инициативу, все так же увлеченный сладостью в своих руках, только киваешь головой в знак приветствия, и я делаю тоже самое, прежде чем развернуться и повести вас за собой к машине. - я нашла неплохую квартиру для вас троих, - говорю уже, когда все оказываются в прохладном салоне. убавляю громкость музыки до минимума, закрываю окна полностью и настраиваю климат-контроль заново, чтобы никто вдруг не простудился. ману прижимается к заблокированной дверце, лола разувается, сбрасывает с ног сандалии и забирается на сиденье вместе со ступнями, чтобы облокотиться о своего жениха и немного расслабиться после утомительного перелета. ты занимаешь пассажирское место спереди, тут же подключаешь телефон к пауэр-банку и отворачиваешься к окну. я немного разочарована. конечно, мы не обязаны делать вид, что все в порядке, что мы можем прикинуться друзьями ради спокойствия лолы, на эти пару недель, но обманывать себя и кого-то вдобавок - страшная глупость. поэтому я не пытаюсь сказать что-то лично тебе, не пытаюсь о чем-то спросить; ты вправе злиться на меня за то, как я с тобой поступила; вправе игнорировать; вправе думать, что я больше не существуют - я приму любое твое решение как единственное возможное, - но заехать вы сможете только завтра, - потому что я не угадала со сроками и заказала клининг на позднее время. лола что-то мычит нечленораздельно с заднего сидения, и я воспринимаю это как знак согласия. мы добираемся до центра за рекордные пятьдесят семь минут: я засекала. дорога до города пустая, и я позволила себе развить слишком высокую скорость, чтобы не заметить несколько камер фиксации: гнетущая атмосфера, повисшая в салоне моей машины, заставила усиленно вдавливать педаль газа в пол, не обращая внимания на предупреждающие взгляды сквозь салонное зеркало заднего вида. в городе пришлось сбавить скорость; к тому же, движение стало более оживленным, в выходные люди старались выбираться семьями в зоны отдыха и торговые центры, чтобы расслабиться в кругу семьи. мне такие развлечения были чужды; я, хоть и обзавелась новыми друзьями, предпочитала проводить свое свободное время в одиночестве и отказывалась от многих посиделок и предложений с кем-нибудь познакомиться: неудачи с дирком мне вполне хватило. никто не завел разговор до тех пор, пока мы не припарковались на паркинге, относящемуся к жилой многоэтажке, и не поднялись на седьмой этаж. я показала свободные комнаты: спальня для гостей должна была достаться тебе, моя спальня - ману и лоле. сама я собиралась уйти на ночь к коллеге, с которой сдружилась особенно сильно, но для все я - провожу уикенд со своим парнем. легенда о том, что я действительно счастлива в отношениях, о том, что у меня все серьезно с ним спустя столько времени, продолжала жить, и я свято верила, что мне удалось убедить в ее правдивости лолу. каждый из вас по очереди принял с дороги душ, чтобы освежиться; я заказала еду из доставки, чтобы не заморачиваться, и открыла бутылку хорошего французского вина, подаренного кем-то из приятелей на новоселье. жизнь в новой зеландии шла мне на пользу: я обзавелась собственным жильем, за которое выплачиваю кредит, не думая об этом, и собственной машиной,  не отстегивая практически ежедневно таксистам по утрам и вечерам. хотелось бы завести собаку, но любое животное требует много времени, которого у меня, к сожалению нет. разлитый по бокалам алкоголь (вина хватило буквально на один раз, потому что никто от него не отказался) развязал немного языки, и мы позволили друг другу расслабиться, однако далеко все это не зашло. ближе к восьми я засобиралась и ушла, когда каждый из троицы был занят своими делами.

[indent] к моему великому облегчению, вы действительно съехали на следующий день, но мы не переставали видеться. я показывала вам город, ездила с вами по ресторанам, в которых уже была, чтобы рассказать о каждом и помочь выбрать один, самый лучший, брала на себя большую часть организаторских вопросов, потому что лола хотела, чтобы все было идеально, как в ее мечтах, но не хотела привлекать к этому посторонних людей. иногда ты оставлял нас, иногда присоединялся, но практически все время проводил в телефоне. порой ты становился слишком общительным, и я со страхом признавалась себе, что получала истинное удовольствие от таких моментов и с обожанием, слепым раболепием их ждала. все как будто становилось легче; как будто груз, который я тащила на своих плечах, оставлял меня ненадолго. ты смотрел мягко, но пытливо; улыбался так, словно не было этих лет разлуки; позволял себе касаться, сначала робко, потом - более настойчиво, сжимая плечо или наклоняясь слишком близко к уху, но я не переставала бояться. я понимала, что ты совсем скоро уедешь, а я останусь одна, и не сомневалась в том, что не справлюсь со всем, с чем ты меня оставишь. навряд ли ты придавал хоть какое-то значение нашему общению, но мой разум и мое сердце отказывались воспринимать все спокойно, и я начинала все портить самостоятельно. рассказывала о своем несуществующем парне, потому что это срабатывало: твое настроение резко менялось, ты терял ко мне всякий интерес и энтузиазм, начинал дерзить, но никогда не переходил границы и не позволял себе устроить какую-нибудь ссору; ты всегда был куда более терпеливым, чем я. лола осуждала. она поджимала пухлые губы и качала головой из стороны в сторону всякий раз, а потом однажды спросила, когда мы сидели за столиком на четверых в хорошеньком ресторане, пока ты с ману курили на улице: - зачем ты его дразнишь? скажи мне правду, джиа, у тебя ведь нет никакого парня здесь? - я поперхнулась водой от неожиданности, но она продолжила: - я не скажу никому. но это ведь твой шанс! ты ведь можешь все исправить, - и я завидую ее оптимизму. ничего из того, что происходит, не похоже на какую-то глобальную оттепель, и я хочу сказать ей об этом, но вы возвращаетесь слишком быстро. следующим днем все уже изменится: следующим днем наши друзья свяжут себя узами брака, а мы вновь будем притворяться, что все в порядке, ради них. в тот вечер мы разошлись быстро. ману заказал такси, а ты отказался ехать с ними и предложил проводить. наверное, так на тебя повлиял алкоголь. мы решили пройтись пешком, были не так далеко от моего дома, и от дома, квартиру в котором снимали на следующие несколько дней. ты прятал руки в карманах своих драных джинс, поглядывал на небо, ожидая, когда появятся первые звезды на темном полотне, глупо улыбался и ничего не говорил долгое время. ты оглядывался, разглядывал все, что было вокруг тебя, любопытный, как ребенок, а я смотрела на тебя, не в силах оторвать взгляд, не в силах налюбоваться и в попытке сохранить тебя в памяти именно таким: зрелым, мужественным, безумно красивым, улыбчивым, расслабленным и спокойным. я не переживала о том, что ты можешь заметить мою подозрительную внимательность; я была уверена, что расскажу тебе обо всем, что лежит на душе, если ты спросишь, но ты не реагировал и делал вид, будто не замечаешь меня до тех пор, пока мы не приблизились к развилке перед последним перекрестком. светофор горел красным, мы остановились около столба с пешеходным знаком. очень по-киношному, так, что свет от фонаря рассеивался между нами, бросая причудливые тени на твое лицо. то смотрел так, как будто видел в первый раз, а я замерла напротив, и не могла оторваться от разглядывания, не могла побороть мучительную тоску, не способную никак насытиться. я ждала. думала, ты скажешь что-то; сделаешь; возможно, возьмешь за руку или даже оставишь робкий невинный поцелуй, но красный сигнал сменился зеленым, ты растерянно проморгался, сделал шаг назад и, пожелав спокойной ночи, ушел в другую сторону, оставляя меня в одиночестве. я простояла на том месте практически несколько минут, и только когда какая-то машина с явно озадаченным водителем раздалась серией пронзительных гудков, отмерла и перебежала дорогу. мне казалось это знаком; я была уверена, что это что-то изменит между нами, ведь на следующий день нам не удалось сдержаться, и мы закрылись в каком-то тесном чулане прямо во время свадебного торжества. ты спровоцировал, заявив, что не веришь в существование моего парня, и я повелась на эту провокацию; ты больше не осторожничал, весь такой привлекательный в строгом костюме, постоянно рядом, но все время - недостаточно. никаких чувств, никаких эмоций, никаких слов и никаких надежд - так каждый условился сам для себя. мы не обсуждали то, что творим, даже не раздеваясь: ты расстегнул ремень и приспустил штаны, я задрала подол платья - быстро, спонтанно, жарко и порывисто, не целуясь, не обнимаясь, не касаясь в искренней ласке. я знала, что возненавижу себя за минутную слабость, но иллюзия того, что мы можем отмотать время вспять и попробовать еще раз, поселила во мне небывалую доселе надежду; я позволила себе представить на одно только мгновение, что это все поможет нам понять, чего мы ходим друг от друга на самом деле. и это произошло, правда. я поняла, что хочу тебя - себе, целиком и полностью, и это желание жило во мне и не умирало ни на секунду со дня нашего знакомства, а ты - я не знаю, чего ты добивался. хотел отомстить, попользовавшись? хотел поставить меня на свое место, ткнув носом в мое же дерьмо? во всяком случае, теперь это уже не важно, потому что я не держу на тебя зла, не обвиняю тебя ни в чем, ведь это не имеет никакого смысла. ты так ничего и не сказал мне там, в аэропорту, но твое возвращение в южную корею было громче всяких слов. у меня практически получилось смириться с этим. практически получилось привыкнуть к твоему отсутствию еще раз. я старалась отвлекаться на окружающий мир чаще. переписывалась с лолой, созванивалась с ней каждый вечер в одно и то же время, даже нашла много общего с ману и в его лице распознала хорошего собеседника, стерев ярлык друга бывшего парня. перестала игнорировать предложения приятелей развлечься и расслабиться где-нибудь, и позволила себе, наконец, задышать полной грудью. я отказалась от этой культуры отмены и заставила себя перестать себя же корить за ошибки прошлого. сожаление не способно изменить что-то и не способно сподвигнуть к чему-то новому, к каким-то начинаниям и свершениям, оно тормозит и заставляет привязываться к самобичеванию как к единственному правильному действию. я все так же обновляла твою страничку в социальных сетях, все так же листала посты и отмечала сердечками все новые фотографии, не игнорировала сторис и слушала каждую песню, которую ты выкладывал в рекомендации, чтобы позже добавить ее в список любимых и загруженных. я не вычеркивала тебя из своей жизни, но старалась смириться с тем, что ты в ней теперь как рудимент, который не не должен иметь значение, который должен отвалиться, и который я продолжаю бережно хранить. я порывалась написать тебе несколько раз, и даже набирала сообщения, но палец постоянно замирал над значком стрелочки и отправка отменялась. я не представляла, что скажу тебе, что напишу, если ты ответишь; не понимала, что буду чувствовать, если прочитаешь, но решишь проигнорировать. мне следовало абстрагироваться полностью, и я не оставляю свои попытки и сейчас, ради нас обоих. на улице льет, как из ведра. я накрываю голову пластиковой папкой, когда выхожу из салона автомобиля и бегу до входной двери в подъезд, но все равно успеваю промокнуть насквозь. испорченная одежда летит в корзину для грязного белья, после горячего согревающего душа теплая пижама на пуговицах с длинными рукавами и свободными штанами самое то. я завариваю крепкий мятный чай, включаю маленький настольный проектор и направляю рассеивающий луч на пустую белую стену в спальне. купить экран так и не вышло, но и без него получается неплохо. от выбора фильма отвлекает звонок в домофон. я не ждала никого и ни с кем не договаривалась о встрече. и еду не заказывала тоже. из-за непогоды картинка нечеткая, распознать, кто находится перед камерой, тяжело, но я все равно открываю, и только успеваю отойти от двери, как спустя несколько секунд - этого времени хватило бы, чтобы поднять на лифте - раздается еще один звонок, но на этот раз - в дверь. с осторожностью я заглядываю в дверной глазок, а там - причина моей преждевременной погибели. не веря глазам, я открываю дверь практически нараспашку, чтобы убедиться, что мне не почудилось, что там действительно стоишь ты, но ты без чемодана или сумки, ты вообще без каких-либо вещей. - кажется, я сошла с ума, да? - кажется, я лишилась рассудка, а твой образ все равно передо мной, вечно. ты мокрый. короткие черные волос липнут к лицу, как и футболка под тонкой курткой; ты одет не по погоде, и я бы предложила тебе зайти, чтобы принять душ и отогреться, но у меня все еще не получается прийти в себя и я продолжаю стоять у порога, держась за дверной косяк как за единственную точку опоры.