A M   I   I N   Y O U R   H E A D   H A L F   A S   O F T E N   A S
you're on my mind?
i f   i   d o n ' t   m a k e   s e n s e ,   p l e a s e ,   f o r g i v e   m e ,   
                                           .   .   .   i   c a n ' t   s l e e p   a t   n i g h t

t w o   m o n t h s   a g o
[indent] тонкие, хрустальные стенки винного бокала отражают жемчужные оттенки мебели: он опустошен, кажется, уже не в первый раз, судя по практически пустой бутылке на стеклянном, журнальном столике; наполнен заново, до краев - как обычно, белое полусладкое; смехотворно дешевое, но по какой-то причине, иветт дома пьет только такое, подставив ноги под себя, сидя на краю мягкого дивана; накрывая колени теплым пледом, а уложенные, обычно, в идеально выпрямленное каре, волосы, спрятаны в маленьком и неаккуратном хвостике на затылке. от ее юношеского максимализма и энтузиазма не осталось никаких видимых следов, но я предельно четко помню и матовую, шоколадную помаду, что до неприличия вульгарно вырисовывала линии ее пухлых губ; и филигранные изгибы осиной талии, подчеркнутые, намеренно, облегающими платьями и блузками, а длинные и стройные ноги - всегда выделенные высокой шпилькой туфлей из самой новой коллекции ее любимого дизайнера; под тонкими слоями одежды всегда кружевное белье ручной работы - иветт не нуждалась в поводе, чтобы нацепить свой лучший комплект, потому что все ее комплекты были лучшими; отблески драгоценных камней на тонких сережках-капельках - подарок отца на ее восемнадцатый день рождения; блеск браслета на хрупком запястье и отсвет подвески с кристаллами сваровски - она покупала себе их сама, всегда без повода и никогда не носила на себе мои подарки, словно брезговала и не выносила никакое внешнее напоминание обо мне. в любых других обстоятельствах, возможно, я даже сумел бы в нее влюбиться: иветт невероятно красивая, сумевшая сохранить свою привлекательность даже со стечением лет; даже после тридцати пяти, она удивительно легко кружит голову мужчинам и знает как именно вести себя для того, чтобы получить желаемое; у нее потрясающая фигура, выточенная постоянными тренировками в фитнес-зале, изнурительным пилатесом, нескончаемыми диетами и прочей, женской ерундой; у нее стойкий характер; она целеустремленная, сильная и при этом, так умело подавляющая в себе это качество, в угоду демонстративной слабости, на которую так падки мужчины в ее окружении. но это лишь фальшивая оболочка; животный инстинкт самосохранения: на самом деле, иветт уже давно себя теряет; уничтожает себя в одиночестве двухэтажного особняка; губит свою душу в поникших взглядах окружающих и в моем тотальном равнодушии; она убивает все живое что есть внутри себя самой, неразделенными желаниями и несбывшимися надеждами на собственную жизнь: она в неполные семнадцать, зарывает внутри себя поглубже свой подростковый протест и соглашается со своим отцом; в неполные восемнадцать, заталкивает поглубже свои эмоции и чувства - но не до конца; держит чуть-чуть на поверхности, потому что все еще теплится внутри вера в то, что они не останутся неизрасходованными; в свои двадцать пять, на десерт, впервые в жизни, пробует терпкий вкус непоправимости. выбор без выбора: она отвечает согласием на вопрос, где существует лишь мнимое «или»; она, за лживой улыбкой, прячет все свое отчаяние, разбавленное толикой еще детской наивности - жизнь иветт всего лишь жалкая иллюзия многогранности и многослойности: на самом деле, она не осмелилась бы ответить емким «нет», чувствуя на себе прицельный взгляд своего папаши. а когда набралась храбрости - оказалось слишком поздно. я - главная язва в ее жизни; та самая неизлечимая болезнь; раковая опухоль, пускающая метастазы во все живые органы и безжалостно травящая изнутри: и по итогу, от нее осталась лишь красивая обложка, кривая и изуродованная изнутри, разбросанная по полу кусками, потому что она не может собрать себя самостоятельно; потому что своей гнилью - я ее уничтожил, замарав руки и подавившись наспех собственным тщеславием, эгоизмом и жаждой выгоды, утроенной в числе благодаря акциям и вложениям ее семьи. иветт не повезло стать разменной монетой в экономических и предпринимательских играх своего отца: младшая дочь, которая должна была стать гарантом стабильности того бизнеса, что в будущем должен был быть унаследован ее старшим братом и брак со мной был той самой подушкой безопасности. в таких семьях как наши, первозданной и первостепенной целью стоит благосостояние: прибыль; стабильность; жизнь на вершине пищевой цепи; безотказность, беспринципность и паршивое своекорыстие. перед глазами нет примеров, которым следует подражать - браки заключенные по расчету; полезные связи, заменяющие понятие дружбы и вдолбленная в голову с самого детства мантра о том, что доверять не стоит никому; что доверять можно лишь самому себе. мои родители - хреновый пример прилежной семьи; паршивая пародия на счастливый брак и убогая история несостоявшейся любви. отец не кичился тащить в дом первосортных шлюх, которые за щедрые чаевые готовы были забыть и его имя, и его лицо уже на следующее утро, а мама не страдала от измен своего мужа, зачастую равняясь с ним в этом беспринципном развлечении. они любили друг друга лишь тогда, когда нужно было: на светских приемах; рождественских и благотворительных вечерах, восхваляя семейные ценности, при этом не имея ни малейшего понятия что это такое; перед своими партнерами, пусть последние, клянусь, прекрасно осознавали насколько фальшивы их улыбки, поцелуи и прикосновения. у меня перед глазами не было наглядного образа искренности и сердечности; я с самого детства рос в осознании, что основой всего является алчность и сребролюбие: каждый человек преследует определенную цель; не существует чувств, порожденных ничем; не существует людей, которые любят просто так. попросту; втуне; вопреки. первое четко усвоенное мною правило этой долбанной жизни; первое, что вкоренилось мне в голову и въелось в подкорку мозга; вцепилось так глубоко, что не отпускает до самого конца: людям нужна причина чтобы быть рядом; людям нужен повод чтобы полюбить. именно поэтому мне не претила мысль о браке по расчету. я с самого детства знал что отцовский бизнес перейдет мне по праву; знал, что все над чем он трудится, в конечном итоге окажется в моих руках и превратится и в мою обязанность и я был к этому готов. после окончания колледжа, на мое имя был оформлен пакет акций отцовской компании; я получил высокую должность, которая позволяла бы постоянно следить за развитием дел и учиться принимать правильные решения, до тех пор, пока не буду окончательно готов перенять бразды правления. брак с иветт был маленькой жертвой, на которую я готов был пойти, потому что сотрудничество с ее семьей помогло бы значимо увеличить капитал. я не любил ее: не смог полюбить ни когда увидел в первый раз и она робко улыбалась, смущаясь моего пристального внимания; не смог полюбить ни когда водил на свидания и ухаживал на протяжении долгих месяцев - пустая и глупая формальность, но мне казалось что так будет правильнее; что хотя бы иллюзия хоть какой-то романтики между нами лучше, чем тотальное отсутствие хоть чего-то личного. я хотел познакомиться с ней; хотел узнать ее поближе и я поступал правильно, не лишая иветт таких простых вещей как букеты; подарки и прогулки под лунным небом, пусть и притворные; пусть и лишенные каких-то искренних чувств. я не смог полюбить ее ни в то утро, когда впервые увидел ее в длинном; воздушном и перламутровом свадебном платье, пошитым на заказ где-то в европе исключительно для нее; ни когда ее темные пряди волос вились тяжелыми локонами, спадая на оголенные плечи и закрывая собой выпирающие ключицы; ни когда целовал ее целомудренно и нежно, пальцами едва касаясь бархатной кожи и мягко надавливая на подбородок. я не сумел ее полюбить ни той ночью, когда она оголилась передо мной в люксовой комнате арендованного загородного дома, позволяя полностью овладеть ее телом - никогда душой; не сумел ее полюбить в тот момент, когда она надрывно нашептывала мое имя, извиваясь под моими жаркими прикосновениями, пока на ее теле багровели следы от моих пальцев; ни когда осознал, что она полностью принадлежит мне: я не смог ее полюбить ни в один последующий день нашего брака и ни в одну такую же ночь, до тех пор, пока мы перестали спать в одной постели. я никогда не признавался ей в своих чувствах, попросту потому что этих чувств никогда и не было. мы действительно старались первое время: разыгрывали этот дешевый спектакль друг перед другом; притворялись правильной семьей и делали вид что по уши влюблены друг в друга. я, потому что не хотел рушить ее ребяческие представления о том, что брак может быть счастливым; она, потому что верила, что рано или поздно мы обрастемся чем-то сильным; чем-то крепким и что сумеем привязаться друг к другу. иветт правда верила что у нас получится полюбить друг друга; она избегала ссоры и конфликты; всегда шла на поводу моих желаний; готовила вкусные ужины; выглаживала до идеала все мои идентичные рубашки и позволяла себе заниматься однотипным сексом со мной чуть ли не каждую ночь, в надежде что эта покладистость что-то изменит. и некогда горевшее в ней, ярким и предельно теплым светом, пламя - потухло спустя один только год совместной жизни. я так и не сумел ее полюбить, а она поняла, что подпитывалась лживыми чувствами, каждое из которых, медленно и планомерно, умирало: мой холод обошелся с ней нещадно и мерзлым льдом окольцевал ее собственное сердце. мы не думали и не говорили о разводе, потому что изначально знали какой приговор себе подписываем собственноручно: я был готов к этому с самого начала; иветт же потребовалось несколько лет для того, чтобы смириться. я не ждал пока она заведет этот разговор: я на физическом уровне ощущал ее дискомфорт; видел, как тяжело ей засыпать со мной в одной постели, поэтому стал ночевать в одной из гостевых спален, в которую, спустя пару месяцев перекочевали все мои личные вещи. я не отказывал ей ни в чем, в надежде что это искупит мою необоснованную вину перед ней: моя карта привязана к ее телефону до сих пор и она знает, что может брать сколько пожелает, потому что все ее прихоти были исполнены мною моментально. не из любви; вероятно, я просто знал что обязан о ней заботиться; вероятно, чувствовал вину за испорченную жизнь. небольшой загородный дом, который я никогда не посещал, потому что это была исключительно территория иветт и куда она уезжала минимум один раз в месяц, чтобы отвлечься от нашей реальности; лабрадор, из-за которого мебель в прихожей пришлось менять минимум четыре раза, но которого она любила до безумия; виниловый проигрыватель - ее любимый из моих подарков, который расположен в ее спальне и к которому, непременно, один раз в месяц я покупаю новые пластинки, лишь бы хоть как-то скрасить ее будни. мы так и не решились завести ребенка, потому что оба понимали насколько это неправильно. ведь на самом деле, неправильным был и наш с ней брак, лишенный хоть какого-то тепла; какой-то привязанности и хоть каких-то принципов. вяжущее прямодушие - бесит. ведь мы оба знаем, что этот мир лишь грязная тряпка, сотканная из беспринципности, похоти и цинизма: моралистам затолкнуть бы свои речи куда подальше, ведь эмоции давно себя изжили. весь мир под ноги - именно так меня научили. только так я и умею.

[indent] наши доверительные отношения рассыпались на крупицы; клятвы, произнесенные у алтаря - трухой из сбитой лжи падала к ватным ногам: в горе, радости, богатстве и бедности - это не имело больше никакого значения. в фальшивом браке; подложном счастье и обещания были лживыми. мы сосуществовали в разных мирах; в противоположных углах одной вселенной на пересечении млечного пути и я не собирался играть в принципы и этичность, маскируя собственную желчь под моральность. иветт знала о моих изменах: я, в свою очередь, знал о ее собственных. эйда не должна была задержаться в моей жизни больше чем на одну ночь: в моей жизни не было место для жертвенности и я знал, что удобный мне брак не будет поставлен на кон, поэтому ни одна из моих интрижек не затягивалась надолго. ни одна, кроме той, что с миниатюрной, рыжеволосой певичкой из вип-зоны одного из ночных клубов города. она была безумно привлекательна: молодая, обладающая мелодичным голосом и очаровательной улыбкой; бросающая участливые и короткие взгляды на мое обручальное кольцо, тем не менее не переставая флиртовать со мной, позволяя оглаживать ее оголенную кожу, пропуская пальцы к внутренней стороне бедра; не переставая самолично уменьшать расстояние между нами и жадно целовать, нетерпеливо расстегивая пуговицы моей рубашки уже в лифте. эйда была практически единственной, с кем, по воле случая, моя жизнь оказалась переплетена слишком крепко: она с самого начала знала, что я не воспринимаю наши отношения всерьез; знала, что от меня она не дождется смазливых признаний и что она не станет причиной трещины в моем состоявшимся браке, но она горделиво довольствовалась тем, что между нами было. мои знаки внимания: постоянные цветы в ее небольшой гримерке в закулисье и немаленькие суммы денег для того, чтобы она могла себе позволить новое платье или какое-то желанное украшение, были лишь попыткой загладить свою вину за вечные побеги еще до наступления рассвета и за то, что со мной у нее не было никакого будущего, но она не пыталась; не хотела это все рушить. произошедшее далее, на самом деле, в наши планы тоже не входило: на третьем месяце нашего знакомства, сдерживая тремор в руках и глотая слезы на выдохе, эйда сообщила мне о своей беременности. я знал, что не смогу стать настоящим отцом для этого ребенка; знал, что даже это обстоятельство не заставит меня изменить свое первоначальное решение, потому что эйду я тоже никогда не любил. я любил ее тело; любил ее податливость; любил секс с ней: но никогда не ее и она это знала. я не собирался принуждать ее к аборту: дал выбор и готов был поддержать ее в любом случае, пусть и в крайне извращенном понятии той самой поддержки. я готов был оплатить все медицинские расходы; готов был нанять лучших людей для того, чтобы решить эту проблему - иначе, у меня язык не поворачивался назвать эту случайность, но она сказала что хочет оставить ребенка: не сомневаюсь, что дело было в том, что она долго тянула; слишком долго не решалась заговорить со мной об этом. и я сдержал свое слово: оплатил все счета из больницы, позволяя ей мониторить беременность и следить за тем, как она протекает у одного из лучших гинекологов в хорошей частной клинике. я не ходил с ней никогда; не интересовался полом будущего ребенка; не помогал выбирать имя и обустраивать детскую комнату - последнее было легко решено новой, купленной для нее квартирой с уже готовым ремонтом. я свел на минимум наши пересечения; отвечал на звонки скупо и сдержано и к своему уважению, эйда не унижалась передо мной, прекрасно понимая с самого начала что все будет именно так. иветт отнеслась крайне равнодушно к этой новости: она давно похоронила внутри себя мечту завести ребенка, поэтому даже не пыталась заговорить со мной об этом и заметив мое неприступное хладнокровие, отказалась напрочь от этой затеи. я узнал о том, что эйда родила сына через пару недель после ее выписки из больницы; я переводил ей деньги на счет ежемесячно, а она молчала в ответ, скупо и жеманно благодаря, шепотно проговаривая слова в телефонную трубку, чтобы ребенок не проснулся. я виделся с ним исключительно по его дням рождениям: навещал ненадолго, чтобы собственноручно вручить подарок - эйда всегда подсказывала о чем именно он мечтает и в чем нуждается, поэтому первое время, мои подарки принимались с улыбкой. с годами, его улыбка блекла: я не хотел к нему привязываться, а он всем сердцем меня возненавидел: за равнодушие; за безучастность; за то, что меня не было в его жизни, потому что любой ребенок нуждается в отце; за то, что по факту, в топе худших отцов - я всегда буду занимать исключительно первое место. и после эйды, я никогда не заводил свои недо-отношения так далеко: ровно до тех пор, пока не встретил тебя. иронично, не находишь - как быстро ты превратилась в мою главную слабость; в мой главный изъян; в самый любимый козырь в рукаве, пока играю с этой жизнью нарушая всевозможные правила: и все знают о том, что одним только ударом по тебе и я - безвозмездно ранен. чувств внутри меня никогда не было и я, так предательски, никогда даже не учился их скрывать: когда их стало слишком много, я превратился в открытую книгу с неустойчивым и растерзанным переплетом. пряная смесь цедры и ванили отдается на моих губах, когда я прохожусь по ним языком; я прокручиваю стакан, разгоняя остатки красно-коричневой жидкости по окружности и одним глотком осушаю остаток: я стараюсь не пить по будням, поэтому закупориваю бутылку обратно и прячу его в высокий, дубовый, застекленный сервант, прежде чем спрятать руки в карманах классических штанов и направиться в сторону гостиной. я останавливаюсь поодаль от иветт: она смачивает губы коротким глотком того самого вина; поправляет приоткрытый ноутбук на своих коленях и не реагирует никак на мое возвращение домой - иной реакции я и не ожидал. — какие планы на субботний вечер? — говорю тихо; мягко и почти осторожно - не смотря на брак длинною в двадцать с лишним лет, разговаривать с ней всегда чертовски тяжело. вероятно, потому что мы разговариваем редко; зачастую, только когда дело касается каких-то организаторских вопросов относительно бизнеса, работы или дома - мы никогда не затрагиваем личные темы и уже слишком давно разучились разговаривать по душам - смешно, никогда не умели. она не реагирует на мои слова никак; заправляет тонкую прядь волос за ухо и мягко; почти незаметно пожимает плечами: — если нужно их отменить - я отменю. — она отвечает тихо, скупо и сухо: иветт прекрасно знает, что в мои планы не входит водить ее на свидания; мне не нужно совместное времяпровождение; не будет никаких ужинов на двоих или вечера проведенного за просмотром какого-то документального фильма; она прекрасно понимает, что я нуждаюсь в ее присутствии где-то и в своих догадках она права. не сомневаюсь, что в моем окружении все знают о том, что наш брак стоит на шаткой основе, лишенной доверия, взаимопонимания и верности и все же, периодически я таскаю ее с собой на какие-то мероприятия, пока мы ложно притворяемся прилежной парой перед теми, на кого нужно произвести должное впечатление. она перестала заливаться алым румянцем и кусать губы на бестактный вопрос о том, почему у нас нет детей; она отвечает крайне скромно и скомкано на вопросы со стороны малознакомых ей людей и даже не участвует в дискуссиях жен моих партнеров, потому что, откровенно говоря, она от этого устала. паршиво, на самом деле, когда жизнь состоит исключительно из притворства и обмана: ни толики искренности; ни грамма правды в каждом ее слове, после которого она автоматически поджимает губы в жалком подобии улыбки. за последние годы, я заставляю ее куда-то идти со мной все реже и реже: иветт отреклась от бизнеса; нашла свое призвание в фрилансе и пытается найти хоть какое-то удовольствие в прообразе того, что называет жизнью. я делаю несколько шагов в ее сторону и она наконец-то поднимает на меня свой взгляд: — вечером будет прием, на котором ты мне нужна. сборы в какой-то благотворительный фонд помощи детям и матерям одиночкам. будет много ерунды про семейные ценности, так что будет неплохо если ты пойдешь со мной. — иветт усмехается; издает какой-то приглушенный, ироничный смешок, после чего хлопает крышкой ноутбука и откладывает его в сторону, лениво и неторопливо поднимаясь с дивана. она залпом опустошает свой бокал, после чего останавливается в нескольких шагах аккурат напротив меня. — забавно слышать о семейных ценностях от тебя, лиам. — я знаю что она хочет съязвить; ощущаю на вкус этот яд, что сочится в ее голосе и чувствую, как злость подбивает комом прямиком в горло; ощущаю, как сжимаются кулаки внутри карманов и все же, позволяю ей продолжать. — не знаю кому нужна эта театральщина. все твои дружки знают о том, что кольцо на твоем пальце лишь формальность. напомни - с кем ты сейчас спишь? с дочкой одного из твоих партнеров, верно? — раздражение накатывает холодной водой; окутывает мгновенно и всецело; чувствую как дергается набухшая вена у виска, пока иветт подходит все ближе; максимально уменьшает расстояние между нами и хитрой лисой щурится, глядя на меня снизу вверх. я старательно пытаюсь удержать себя в руках; скрыть свою взвинченность и нахлынувшую, теплыми волнами, ярость: она редко позволяет себе высказывать мне свои недовольства; зачастую предпочитает пассивную агрессию, но она смотрит почти не моргая; пристально в самые глаза, с каким-то неприкрытым вызовом - не сомневаюсь, вино умело развязало ей язык и повысило храбрость в ней сразу на несколько октав. — я прошу тебя, закрой свой чертов рот, иветт. — процеживаю сквозь зубы; физически ощущаю как мои собственные слова царапают воздух, выпаленные на выдохе, но кажется это лишь сильнее ее раззадоривает и провоцирует: — она, должно быть, хорошо трахается, раз уж ты с ней возишься уже который месяц. скажи, сколько ты уже потратил для того, чтобы закрыть все долги ее папаши? — я не справляюсь: от моего выдержанного спокойствия не остается ничего и я резким движением руки, пальцами обхватываю ее щеки; сжимаю крепко, заставляя смотреть мне прямо в глаза: я злюсь; я, мать твою, чертовски злюсь и у меня не получается это скрыть. дышу загнанно; рвано и неровно; черные пряди спадают на лицо от слишком резких движений и я чувствую удовлетворение, замечая как одна за другой, искорки в глазах иветт гаснут. — не смей, никогда в этой жизни, не смей так говорить, слышишь? ты нихрена о ней не знаешь. ты купишь себе красивое платье, приведешь себя в порядок и в субботу будешь вести себя нормально. обойдемся без этих глупостей, ты все поняла? — я пристально всматриваюсь в ее испуганный взгляд; тяну время, вынуждая ее и дальше смотреть мне прямиком в глаза, прежде чем отпускаю ее лицо, позволяя ей сделать несколько шагов назад. она отшатывается, пальцами трогает свою щеку; поджимает губы и даже не пытается скрыть собственную неприязнь нацеленную прямиком на меня. — если бы я тебя не знала, я подумала бы что ты запал на нее. только вот, я лучше всех понимаю, что ты не способен на такое. боже, ты ведь не способен вообще ни на какие чувства. — иветт мотает головой; устало вздыхает и отворачивается, торопливым шагом направляясь в сторону винтовой лестницы. я слышу приглушенные шаги на втором этаже; знаю, что она направляется в свою спальню; слышу хлопок двери и щелчок - она поворачивает ключ, запираясь изнутри. я никогда не позволял себе заходить в ее спальню без ее согласия, но ее недоверие и новоиспеченный страх твердят ей о другом. я тяжело вздыхаю; путаю пальцы в отросших волосах и падаю на диван, локтями упираясь о колени. я тоже думал что не способен чувствовать; тоже думал что не способен любить - тогда скажи, лилит, какого хрена я так много всего ощущаю за раз? какого хрена я так к тебе привязан и так боюсь тебя потерять? скажи, прошу, скажи что ты тоже так сильно нуждаешься во мне, как нуждаюсь в тебе я.

Y O U ' R E   T H E   V O I C E   S A Y I N ' ,   " C O M E   B A C K   T O   B E D "
you're the calm in the storm
y o u ' r e   t h e   s o u n d   o f   a   s o n g   a n d   i   c a n ' t   
                                           .   .   .   g e t   y o u   o u t   o f   m y   h e a d

f i v e   m o n t h s   a g o
[indent] — тухлая вечеринка, не находишь? — ты возникаешь из ниоткуда; локтями опираешься о мраморные перила огражденного выступа на втором этаже; пальцами сжимаешь тонкую ножку практически опустошенного бокала с шампанским и кивком указываешь на происходящее на первом. я с неприкрытым любопытством осматриваю тебя: короткое коктейльное платье цвета молочного шоколада, благодаря которому открывается вид на твои стройные и до невозможного длинные ноги; короткие, каштановые волосы заправлены за уши и откинуты на спину, полностью оголяя тонкую шею и разлеты острых ключиц; пухлые губы вырисовывают легкую ухмылку, цепляясь за мое пристальное внимание и ты мягко наклоняешь голову в сторону, пока до меня доходит сладкий и крепкий запах твоего парфюма: не сомневаюсь, предельно дорогой, как и все, что ты носишь на себе. мы не были знакомы, но я тебя знал: видел часто в доме твоего отца; периодически, на всяких приемах, куда тебя таскали твои родители, наверняка, в надежде что ты обзаведешься прочными связями и, что удивительно, я никогда до этого момента не замечал то, насколько ты привлекательна; насколько безумна красива в своей изысканности и очаровательна в своей безыскусственности. я позволяю ответной улыбке проскользнуть вдоль моих губ: — не думаю, что есть в этом мире что-то скучнее, чем сборище снобов, которые обсуждают искусство, при этом, не имя ни малейшего понятия что это такое на самом деле. — отвечаю тихо и осторожно, фокусируя все свое внимание исключительно на тебе одной и ощущаю какую-то странную примесь из неизвестных мне эмоций в тот момент, когда осознаю что это взаимно. ты интригуешь моментально; лисьим взглядом щуришь глаза, рассматривая мое лицо, старательно поддерживая светскую беседу, которая за считанные секунды избавляется от формальной приставки: у нас на тот момент было предельно много общего, как например, наше взаимное нежелание находиться там. какая-то выставка современного искусства, под которой можно было с легкостью скрыть отмывание денежных средств, что шли совсем не на такие благие цели как поддержка нищих художников и прорывных артистов, с собственными видениями касаемо этого мира. удивительно, что при первом же нашем знакомстве, ты так сильно разнилась с любой другой девушкой, с которыми я был знаком ранее: ты пьянила похлеще самого крепкого алкоголя, что следует совершенно приятной и сладкой горечью по гортани; ты кружила голову своим надрывистым смехом и заставляла задерживать на тебе свой взгляд непозволительно долго, нарушая все рамки приличия и границы дозволенного. я потерял интерес ко всему - существовала только ты одна, со своей легкой улыбкой: чтобы до безумия светлой, словно в ней сосредоточение целой вселенной, что продолжается созвездиями в твоих медовых глазах. мы так и не покинули тот самый балкон; провели там весь остаток вечера, рассматривая людей в дорогой одежде, которые пытались искоренить в себе остатки искренности, во имя показной фальши и ты предложила поиграть в ту глупую игру, где мы по одному лишь внешнему виду пытаемся понять что за человек перед нами и что за историю он скрывает в себе: ты пальцем указала на женщину в длинном, шелковом платье небесно-голубого цвета и предположила, что это лучшая вещь в ее гардеробе и что она здесь для того, чтобы найти себе богатого любовника; с вызовом, ты кивнула в сторону невысокого и в меру упитанного мужчины, который битые сорок минут рассматривал одну только картину в одиночестве и я предположил, что на самом деле он ни черта не понимает что за смысл эта картина в себе несет, но к концу вечера он ее обязательно купит, чтобы не показаться настоящим кретином; запальчиво подпитывая искорки в твоих глазах, ты указала на парочку в самом углу зала, где женщина раздраженного вырывала свою руку из хватки своего мужа, яростно выпаливая ему что-то в лицо, и ты сказала, что они определенно в ссоре, потому что она перебрала и явно рассказала какую-то глупую историю о нем, опозорив его перед своими высокопоставленными приятелями. ты получала искреннее удовольствие от этого вечера и, признаться честно, впервые за долгое время я чувствовал себя настолько расслабленным и свободным рядом с кем-то. ближе к ночи, когда на улице потемнело и люди начали расходиться, ты замолчала и уставилась в сторону одной из картин, задумчиво дергая колечки на своих пальцах и дернулась лишь когда я прервал повисшую тишину: — нравится? — ты выпрямляешься и мотаешь головой, что идет наперекор твоим словам, которые ты произносишь шепотно и неуверенно: — да, но она не продается. художник считает ее своим лучшим произведением и не хочет расставаться с ней ни за какие деньги. — ты виновато поджимаешь губы: мы провели еще немного времени болтая, прежде чем ты ретировалась, ссылаясь на позднее время и на то, что твоя семья собирается уходить, а я, в ответ, лишь коротко улыбнулся, кивком позволяя тебе меня покинуть. мы не обменялись номерами и даже мое имя ты спросила лишь под конец, но это не помешало мне словить себя на мысли о том, что я сделаю все, лишь бы снова тебя увидеть. на следующее утро, та самая картина была доставлена тебе домой: мне пришлось потратить полтора часа на разговоры с ее автором; влить много лжи и лицемерия в его уши, прежде чем он согласился продать мне ее за немаленькую сумму. я выписал чек и адресом доставки указал дом твоих родителей, оформляя все на твое имя, чтобы картина наверняка достигла цели. и по какой-то причине, когда следующим вечером на экране телефона высветился незнакомый номер - я знал что это ты. ты говорила тихо, но я четко ощущал как ты выговариваешь слова благодарности через неприкрытую улыбку и до последнего не хотела прощаться, позволяя себе разговаривать о всевозможных вещах, и каждую тему я подхватывал моментально, потому что тоже не хотел заканчивать этот звонок. ты даже не пыталась притвориться что задумалась на тот момент, когда я предложил поужинать вместе - ты мгновенно ответила согласием. знаешь, что я люблю в тебе больше всего? ты никогда не прячешь свои эмоции и я, в отместку, как глупо, не мог унять собственное воодушевление, когда слышал радость в твоем мягком и убаюкивающем голосе. на тот момент, я и подумать не мог что все зайдет так далеко. я и представить не мог, что погрязну в тебе так крепко.

[indent] ты с самого начала выбивалась из рамок того, что некогда было привычным для меня. раздробила все устои и раскрошила мое узкое мировоззрения, расширяя границы; осела крепко в подкорке затравленного мозга и вязкими чернилами въелась под кожу: двадцать четыре на семь в моих мыслях и где-то глубже, не периферии опьяненного тобой, подсознания; чтобы еще дальше, на границе между душой и неисправно работающим сердцем. разумеется, тот ужин не был нашим последним: он стал одним из множества других, которые последовали за ним. мы проводили вместе чуть ли не каждый вечер: ужинали вместе, постоянно находя общие темы для разговоров; гуляли по пустынным паркам под ярким светом полумесяца; ты водила меня на всякие выставки по субботам, а я катал тебя за город по воскресеньям. и тебя было мало: слишком мало для того, чтобы я мог вдоволь тобой насладиться и насытиться. мои чертовы принципы; моя неправильная нравственность; мои закостеневшие устои и боже, основой всего, лед, которым обдал все внутри; бессердечие - бездушие - черствость; показная грубость и демонстративная отчужденность: твоими руками начали появляться болевые бреши; трещины ветвями тянулись до глубочайших проломов, через которые проскальзывало все, что за считанные секунды научился чувствовать по отношению к тебе. каждый день из этих чертовых пяти месяцев нашего знакомства, мое тело дрожью бьет; изнеможенно ноет, потому что помнит все твои прикосновения - все дуги; все линии, изрисованные подушечками твоих пальцев и царапинами острых ноготков; все абрисы, вдоль моей собственной кожи, что вбита иголками и пропитана красками, оставляя незримые - но чертовски сильно ощутимые, следы. помнит каждое объятье; каждое мгновение тепла, заключенное в скрещенье рук и колком поцелуе в твой холодный лоб; помнит как немели губы - мне стоило быть нежнее с тобой; как пухли, от непрекращающихся попыток сцеловать с тебя каждый, еще несорванный, выдох; сбитый вдох; приглушенный стон; как не мог остановиться, углубляя и жадно кусая, присваивая себе каждый атом тебя, потому что боялся что ты можешь принадлежать кому-то другому, а потом твое тело медленно тлеет и рассыпается в моих руках, просачиваясь через фаланги длинных и изящных пальцев, что напористо надавливают; сжимают все сильнее, оставляя багровые метки утренним напоминанием обо мне, освеженные тем же вечером; обласканные и расцелованные той же ночью. знаешь, лилит, ты не могла стать одной из: ты стала единственной в своем роде; затмила собой ебанное солнце и центрировала в своих глазах все мое существование так ненавязчиво; так легко, словно никогда и не намеревалась это делать. ведь с тобой все было по-другому. никаких расторопных попыток освободить тебя от облегающих слоев одежды на заднем сидении моей машины; никакого жадного и голодного вожделения - хотя, будем откровенны, ты заводила умело и я чувствовал как жар предательски дергается в области паха от любого твоего, пусть и ненавязчивого, но прикосновения; не было никакого стремления плевком в твою душу, лишь бы поскорее оказаться на какой-то горизонтальной плоскости, чтобы запустить свои руки, позволяя изучать каждую клеточку твоего обнаженного тела. впервые в своей жизни, я не торопился: мне нравилось слушать тебя, пока ты говорила о своих целях; о своих мечтах; мне нравилось когда ты рассуждала о чем-то вслух или когда цитировала последнюю прочтенную тобой книжку; мне нравилось просто проводить с тобой вечера и мне не хотелось торопить события, ведь все шло своей чередой. ты буквально топила меня в себе и я был искренне рад утонуть в твоих словах и взглядах; был счастлив задыхаться твоими прикосновениями, поцелуями и чувствами. я не сдержал себя, кажется, на нашем третьем свидании, если наши встречи именно так и назывались. я отказывался от выпивки, потому что самолично садился за руль, отпуская своего личного водителя пораньше домой и я предельно четко помню тот вечер: ты сидела на пассажирском сидении, потому что я предложил подвести тебя домой - ты жила в квартире, подаренной тебе отцом на твое восемнадцатилетие в какой-то элитной многоэтажке в центральном районе, но даже когда мы доехали до указанного тобой адреса, ты не торопилась выйти из машины, потому что зацепилась за мой взгляд. я не думал; отреагировал спонтанно, когда потянулся тебе - ладонью мягко по шее и выше, останавливаясь на твоей щеке; оглаживая бархатистую кожу и настойчиво притягивая все ближе; прижимаясь губами крепко, но мягко, чтобы не спугнуть и вначале неторопливо, целуя лениво и тягуче, лишь бы распробовать твои губы на вкус. и я завелся в тот момент, когда ты ответила взаимностью, требовательно высвобождая тебя от ремня безопасности и помогая тебе перебраться на мои колени, чтобы целовать жадно; голодно и много. долго - пока мои руки на твоей узкой талии, оглаживая податливое тело сквозь тонкую блузку; мучительно, забывая о воздухе, потому что голову кружит знатно, когда ты позволяешь впиваться сильнее, цепляя и толкая твой язык своим; кусаться, в тщетных попытках перевести дыхание, пока зубами обхватывают твою нижнюю губу, слегка оттягивая и отстраняясь, будто бы подразнивая, потому что предельно точно знаю что сегодня не заведу все дальше; потому что с тобой - не хотелось торопить события и хотелось, впервые во всей своей жизни, сделать все правильно. рваным полу-стоном ты мычишь недовольно, снова прислоняясь к моим губами и я охотно отвечаю, словно набравшись сил; посасываю то верхнюю, то нижнюю, пока мои руки то на твоих бедрах; то плавно по спине ниже, обхватывая ягодицы. мурашки по коже от твоего шепотно произнесенного вслух, моего имени; ответное, такое же тихое и горячее: «не сегодня», пока губы скользят ниже; пока зубы цепляют мягкую и белоснежную кожу на твоей шее, царапая; позже - всасывая, оставляя первое клеймо моих поцелуев на твоем теле, что в последующие дни перечеркнется сотнями других, а на утро обязательно будет ныть приятным воспоминанием. в тот вечер я действительно заставил себя удержать себя в руках; держал себя под контролем, не позволяя члену взять первенство перед мозгом и влюбленным сердцем и, знаешь, лилит, это стоило того: каждая будущая ночь, проведенная с тобой, стоила каждого просранного года всей моей жизни. не было ничего правильнее чем дарить всю свою неизрасходованную любовь - тебе; не было ничего правильнее, чем желать тебя; чем давать тебе все, что у меня только есть внутри, лишь бы каждый чертов день этой жизни проводить рядом. не было ничего правильнее чем ты - в моих руках; чем ты - в моей постели; чем ты - в моих объятьях, и, прости за тошнотворность, но не было ничего правильнее чем ты - заполонившая собой все, некогда пустующее пространство внутри меня; эту чертову зияющую дыру где-то на границе со сломанным сердцем и оскверненной душой. хуже всего: если бы мне пришлось тебя стереть из моей памяти, я бы определенно исчез и сам, потому что всего за несколько месяцев, ты стала неотъемлемой составляющей меня; ты стала той деталью, которой мне всегда не хватало и без которой я, кажется, не умел функционировать. работал, но неисправно; некорректно и браковано, зная изначально что я сломан изнутри; что внутри что-то перемкнуло, не позволяя чувствовать по-настоящему. было откровенно плевать на разницу в возрасте; было откровенно плевать на все: я мог и я давал тебе все, чего ты была только достойна; одаривал подарками, вниманием и готов с неба содрать ногтями каждую из звезд; выскребывать их на протяжении сотен ночей, одну за другой, собирая ядра и пульсары во имя того, чтобы светили они лишь для тебя одной. поэтому, когда ты заговорила о финансовых проблемах твоей семьи, я согласился помочь. я знал твоего отца давно; знал, что несмотря на долгие годы в бизнесе, он неумело распоряжался деньгами и я не удивился, на самом деле, когда ты, разделываясь с ужином в каком-то корейском ресторане, рассказала о том, что если он не закроет свои долги, он может потерять свое дело. я и глазом не моргнул, цепляя палочками тонко нарезанную говядину из сокоги, когда сказал что попытаюсь наладить этот вопрос. ты рассыпалась в благодарностях уже тогда, мягко целуя в линию челюсти - ты почти никогда не садилась напротив; всегда садилась рядом, наплевав на все формальности, и трепетно повторяла о том, как много для тебя это значит. и, поверь, малышка, дело не в тебе: но внутри что-то заерзало; душно начало чесаться словно в глуби той черни, которую умудрился приглушить, когда я впервые позволил себе подумать о том, что причина твоей заинтересованности во мне кроется совсем в другом. и я старательно абстрагировался от этих мыслей; не позволял себе на этом зацикливаться, когда был рядом с тобой: когда ты смотрела на меня иначе; когда торопливо расстегивала пуговицы на моих рубашках и когда, самостоятельно, провоцируя кусалась; самолично дирижировала мокрыми поцелуями и самодовольно улыбаясь, делала вещи, что доставляли мне бешеное удовольствие, словно пыталась мне оплатить за заботу; за мои попытки тебе угодить; за мое собственное желание довести тебя до пика удовлетворения. только вот у всех монет есть своя обратная сторона: наша, не отзеркаливала никогда ее лучшую часть и я не один только раз, цеплялся за твой задумчивый и расстроенный взгляд, когда наспех натягивал широкие пиджаки поверх футболок, отказываясь от совместного душа; когда щелкал ремешком наручных часов и целовал в макушку, не позволяя себе никогда провести с тобой целую ночь. я всегда уходил домой - пусть я уже больше десятка лет не ношу обручальное кольцо, ты знала о том что я женат, но никогда не осмеливалась задать мучающий тебя вопрос, а я слишком сильно привык к стабильности в своей жизни, чтобы подумать о том, что смог бы развестись ради тебя - опережая события, сейчас знаю, что хочу этого. я никогда не водил тебя домой; пару раз водил в одну из своих квартир, которая была скудно обставлена мебелью и не была даже обжита; а когда ты приглашала к себе - никогда не оставался на ночь. ты никогда об этом не говорила, по всей видимости думая, что еще слишком рано, а я боялся что никогда не сумею искупить свою вину перед тобой, когда сердце предательски падало к ногам, пока я закрывал дверь за своей спиной, оставляя тебя в пустующей квартире или в люксовом номере какого-то дорогостоящего отеля. детка, я правда готов был на все ради тебя: я просрал целую кучу денег, выплачивая долги твоего папаши, даже не требуя того, чтобы он их вернул; я пользовался своими связями, чтобы избавить его от проблем со всякими государственными проверками и, как иронично, пожертвовал щедрую сумму в отдел анти-коррупции, лишь бы они закрыли глаза на отмывание денег в компании твоей семьи. я сделал все что было в моих силах для того, чтобы доказать тебе серьезность моих намерений; чтобы показать, как много ты для меня значишь на самом деле. поверь, я не сделал бы такое даже ради собственной жены, пусть нас и связывает общее будущее и, вроде как, все еще совместное настоящее. но ты - ты, лилит, такая особенная; такая важная и я не знаю как справляться с обилием того, что ты заставляешь меня ощущать. иветт была не права, когда сказала что я не способен чувствовать: я чувствую слишком много всего к тебе и у меня голова кругом идет от того, как я зависим; как я подсел на тебя. паршиво, правда, что позволив сомнению, паразитом закрасться куда-то поглубже, я умудрился все просрать. я умело все потерял и мать твою, я такой идиот, лилит, потому что в тот же вечер, я умудрился проебать тебя.

Y O U ' R E   T H E   P A S T   I   D O N ' T   W A N N A   E R A S E
you're the scars on my skin
y o u ' r e   t h e   w o r d s   o n   m y   l i p s   t h a t   h a v e   l e f t   
                                           .   .   .   b u t   i   s t i l l   s e e m   t o   t a s t e

o n e   m o n t h   a g o
[indent] ты дышишь тяжело; твой взгляд расфокусирован и плывет, а твои пальцы непослушно сплетаются вокруг моей шеи; ты цепляешь чернильные пряди, подставляясь под очередной поцелуй и мои растрепанные, отросшие волосы щекочут твое лицо, пока я наклоняюсь снова чтобы прижаться губами; чтобы впечататься крепко, а позже соскользнуть ниже - вдоль мягкой линии челюсти, обсыпая влажными прикосновениями всю дорожку; по острой, выпирающей шейной косточке и в маленькую ложбинку на разветвлении ключиц; оставляю заметные метки, руками цепляясь за твои руки и удерживая их за запястья - ты быстро вырываешься, а я поддаюсь, позволяя тебе переплести пальцы; еще ниже - языком скользя вдоль ключиц, оставляя влажную полосу; дальше, к аккуратной, небольшой груди. замираю, оставляя поцелуй между ними и слышу рваное дыхание; хрипотцой в неудачных попытках выдавить из себя мое имя; отпускаю одну из твоих ладоней, чтобы пальцами по выпирающим соскам, выдающих твое возбуждения, а потом повторить движение губами и вернуться на изначальную, мимикрируя твою довольную и расслабленную улыбку. ты перехватываешь мой жадный вздох, касаясь губами; языком слизываешь жар, который опаляет нас двоих: мне так мало тебя, лилит; так чертовски мало: и я целую снова и снова, до тех пор, пока сдерживать себя больше не могу - ты громко стонешь, практически вскрикиваешь, когда я резко поддаюсь вглубь твоего тела, подхватывая твою правую ногу под коленом ради удобства и завожу ее ниже, мне за бедро. плавное движение обратно, чтобы вновь выбить из тебя очередной стон - ты кусаешь губы, но не сдерживаешь себя и это сводит меня с ума: я больше не целую; смотрю на тебя в упор, повторяя медленные и неторопливые рывки, позволяя тебе привыкнуть к ощущению меня. ты глазами цепляешься за мой взгляд: клянусь, даже самое звездное небо не сравнится с тем, что я вижу на поверхности твоих зрачков, затаенных за поблескивающей радужкой, а потом ты коротко киваешь, и я ускоряюсь. движения становятся более резкими; отчасти грубыми и быстрыми и я чувствую как мое тепло сливается с твоим; вижу, как тонкая струйка пота сползает по твоим вискам и я загнанно дышу; не прекращаю движения, когда пальцами цепляю твои волосы, наклоняясь ближе и нависая над тобой; оглаживаю щеки и оттягиваю аккуратно русые пряди назад. низ живота горит; желание не угасает - оно увеличивается в масштабах, особенно когда ты такая - податливая; желанная и идеальная полностью в моих руках; полностью и всецело принадлежишь мне. ты выгибаешься; двигаешься ответно, машинально подстраиваясь под мои движения: словно мы были изначально запрограммированы для того, чтобы соответствовать лишь друг для друга. мои протяжные вздохи, скомканные и приглушенные, вторят твоим, громким и несдержанным, которые периодически ловлю своими губами, пока руки то вновь переплетаются с твоими; то очерчивают линию твоей талии двигаясь ниже и сжимая твои бедра и ягодицы, словно хочу прижаться еще сильнее; словно хочу притянуть еще ближе, чтобы телом к телу и ты будто бы слышишь меня, когда тонкими руками тянешься ко мне; находишь во мне опору чтобы приподняться и жадно бьешься губами о мои, заставляя замедлить устоявшийся ритм лишь на секунду; а потом почувствовать как возбуждение накатывает новой волной и снова ускориться, углубляя как твой поцелуй, так и твои, ответные, движения. твои пальцы оказываются на моей спине; притягивают ближе - почти грудью к груди, лишь в миллиметрах расстояния; ты подушечками впиваешься в разгоряченную кожу - неконтролируемо, не ожидая резкости очередного рывка, который подводит меня к окончательной потере рассудка. ты ведешь ноготками ниже; извиваешься в пояснице, откидывая голову назад и царапаешь - не сомневаюсь, что останутся заметные следы, но это интересует меня в последнюю очередь, пока хрипло задыхаюсь, теряя связь с реальностью. все что чувствую - твое горячее тело плотно к моему; наши ответные прикосновения и узкие, влажные стеночки вокруг моего члена, который продолжает толкаться медленно, наслаждаясь самыми заветными моментами. я оттягиваю; заставляю себя медлить для того, чтобы ты почувствовала то же, что ощущаю и я, поэтому позволяю тебе дирижировать - ты неугомонно ерзаешь бедрами; оставляешь поцелуй на мочке уха; а потом чуть выше, путая нос в волосах и двигаешься теперь только ты, подталкиваемая моими разгоряченными ладонями, что крепко сжимают твои ягодицы. еще несколько минут: очередной громкий стон, который исходит, кажется, из глубин тебя самой; я машинально делаю еще несколько рывков, чувствуя солоноватый вкус твоей кожи, пока оставляю ответные поцелуи на твоих покатых плечах; острых выпирающих косточках; а позже на твоих губах - не углубляя, потому что мы более не способны на это. темнота твоих глаз наполняет мой мир, когда я прикрываю свои; я прикусываю губу, наслаждаясь последними шлепками твоих бедер о мои; правой рукой сминаю твою кожу - то поглаживая, то сжимая, пока левая путается в твоих влажных волосах. оргазм накатывает резко: я насаживаю тебя на всю глубину, поддаваясь навстречу до упора; прижимаю крепче, когда мой стон единится с твоим. мелкая дрожь; жар, что расплескался жадно по всему телу; замедленные движения и учащенное дыхание; кислорода не хватает и дышать предельно тяжело и тело немеет на мгновение, прежде чем обессиленным расслаблением растечься по жилам: я не выпускаю тебя до последнего; горячим дыханием опаляю твою кожу и замираю, позволяя и тебе и мне привести в порядок сбитое сердцебиение и упорядочить очередность скомканных вдохов и выдохов. я теряюсь во времени, когда позволяю телу упасть на кровать, при этом не позволяя себе отпустить тебя - не сомневаюсь, на твоих предплечьях и спине останутся заметные метки, но мне чертовски наплевать. прохладные простыни становятся спасением; я откидываю голову назад, после чего прижимаю тебя крепче и целую в лоб - твое тонкое; хрупкое и стройное тело ощущается слишком правильно в моих руках и мне требуется время для того, чтобы отпустить тебя. до одури забавно, как в мои сорок с лишним, ты умудряешься настолько сильно сводить меня с ума и одним только присутствием рядом, заставлять меня ощущать себя подростком в самом расцвете своего пубертата: эта мысль вызывает во мне мягкую улыбку, когда я поворачиваю голову к тебе: я тебе об этом не скажу, но я так в тебя влюблен, лилит; до безумия крепко и я, должно быть, сорвал какой-то куш, раз уж в моей жизни появилась ты и так умело наполнила ее смыслом. нам требуется несколько долгих минут для того, чтобы прийти в себя и справиться с хаотичностью собственных ощущений - ты первая приподнимаешься на локтях; прикрываешь оголенное тело тонкой простыней и тянешься за последним поцелуем, прежде чем торопливо направиться в сторону душа. я слышу шум воды, который тяжелыми струями бьет и я завожусь с пол-оборота от одном только представлении о том, насколько ты должно быть, сексуальна сейчас, за приоткрытой дверью и соблазн ворваться к тебе велик, потому что тебя предательски не хватает примерно всегда, но я цепляюсь за ролексы на прикроватной тумбочке и раздраженно морщусь, когда замечаю что время уже за полночь: ты ведь знаешь, что мне придется уйти. я отказываюсь от душа, пусть мне чертовски и хочется: натягиваю одежду разбросанную по полу; попутно собираю твою и аккуратно складываю стопочками на кресле; пальцами пытаюсь заправить назад все еще влажные и непослушные волосы. не застегиваю рубашку до конца; отказываюсь от пиджака и щелкаю ремешком от наручных часов ровно в тот момент, когда ты выходишь из душа: ты до невозможного привлекательная - расслабленная; распаренная и уставшая; на тебе ни грамма макияжа, но тебе он и не нужен, потому что ты чертово совершенство во плоти. улыбка с твоего лица исчезает, стоит тебе только приметить меня и понять, что я не останусь с тобой до утра - пусть и хочется, но так нельзя, разве нет? — прости, малышка, уже поздно, мне пора. — виновато поджимаю губы и подхожу к тебе вплотную; руками обхватываю твои предплечья, обтянутые махровым халатом и тянусь к твоим губам, оставляя еще один, из вереницы сотни сегодняшних, мягкий поцелуй. — номер проплачен на всю ночь, ты можешь тут остаться. закажешь еды, если проголодалась, я все оплачу. — ты не пытаешься сопротивляться: ты знала, где-то глубоко в душе, что сегодняшний день не станет исключением. ты лишь мягко надавливаешь на переносицу и мотаешь головой, после чего говоришь что тоже поедешь домой. — тогда я возьму такси, а ты поедешь с моим водителем, ладно? он на парковке, мне так будет спокойнее. я буду знать что ты в безопасности. — ты киваешь, а я достаю смартфон и нахожу нужное мне приложение для поиска такси. я отхожу в сторону, нетерпеливо жду, пока кто-то возьмет заказ, но с поиском какие-то проблемы и я тяжело вздыхаю, направляясь в сторону мини-бара. ассортимент небольшой, но напитки действительно качественные - не удивительно, если учесть сколько стоит ночь в этом чертовом отеле. слышу как ты неторопливо начинаешь собираться, пока достаю бутылку с виски и наполняю один из стаканов: такси все еще не найдено и это, откровенно говоря, раздражает. я делаю глоток; морщусь, но секундой позже, все равно залпом опустошаю стакан, прежде чем нацелить все внимание на тебя. ты молчишь; ты погружена в свои мысли и впервые за весь сегодняшний вечер я четко ощущаю насколько происходящее между нами - неправильно. потому что ты молодая; ты безумно красивая и привлекательная: не сомневаюсь, что любой мужчина хотел бы оказаться на моем месте. и та самая, болезненно-чреватая мысль снова бьет прямиком в темечко тем самым осознанием: людям нужна причина чтобы быть рядом; никто не любит вопреки. — послушай, я тут подумал, — нервно облизываю губы; ты поворачиваешься ко мне и мягко улыбаешься, а я дохну от того, как много эта улыбка во мне вызывает и от этого злость подбивает какой-то тошнотворной волной. — я вчера разобрался с последними задолженностями твоего отца. — ты вопросительно вскидываешь бровь - мы это уже обсуждали и ты, по всей видимости, не понимаешь к чему я веду. или умело делаешь вид? — я сделал то, ради чего ты встречалась со мной, так что, — улыбка планомерно слетает с твоих губ, — тебе не обязательно больше притворяться. — не обязательно больше делать вид, что у тебя были другие на то причины; не обязательно больше говорить о чувствах. потому что каждый человек преследует определенную цель; не существует эмоций, порожденных ничем; не существует людей, которые любят просто так. и в этом правиле не может быть исключений.

n o w
[indent]я искренне верил в то, что наше расставание не понесет за собой никаких последствий: лживо верил, что ты была лишь частью моей жизни, когда на самом деле, ты стала ее центровой составляющей. долбанным солнцем, которое было гарантом моего существования и вокруг которого кружились все планеты моей собственной солнечной системы. в моих необоснованных сомнениях; в паршивом страхе того, что я действительно не способен чувствовать, я позволил себе - тебя же упустить; позволил струсить и оттолкнуть, потому что не знаю ничего о доверии; не знаю ничего о взаимности; не знаю ни черта о любви - поэтому не распознал ее признаки в том, что чувствовал по отношению к тебе; поэтому не распознал ее в твоих взглядах; в твоих поцелуях и в твоей слепой вере; такой кошачьей преданности и такой трепетной заботе, к которой не привык и которой, на самом деле, у меня не было никогда. мне казалось, что за эти пять месяцев ты вдоволь насладилась своей победой надо мной: на самом деле, я готов был на все ради тебя и богом клянусь, детка, это не изменилось до сих пор, даже если ты не хочешь больше меня видеть; даже если намеренно избегаешь любые пересечения со мной. а я не в том периоде своей жизни, чтобы гоняться за тобой, разъясняя причины сказанных мною слов - пусть и корю себя за них ежедневно. поверь, с самокопанием я справляюсь замечательно и сам; мне не нужны чужие руки, залезающие прямиком в недра почавшей душонки. но я проебался, лилит, откровенно оплошал и ошибся: я знаю, потому что чувство вины царапает изнутри разъяренной пантерой; острыми коготками дерет на лоскуты и заставляет ими же давиться - я не пытался даже найти тебе замену; не хотел - другие девушки были лишь блеклой копией того, чем никогда не станут. слова, упреки, язвительные реплики - все они грузно давят; застряли на выдохе где-то в области солнечного сплетения и мне не помогает ни повышенный градус в крови; ни обилие работы, хотя бы ненадолго, но справиться с этим повисшим грузом. потому что ты была лучшим что было у меня в этой жизни и этого лучшего, я, по собственной вине, лишился. твоя злость была обоснованной: я ведь обесценил твои чувства; обнулил твои слова и сравнял с землей твои треморные и горячие признания. ты должна была злиться; ты должна была возненавидеть и именно это ты и сделала, когда закинула мой номер в черный список, бросая на прощание что даже видеть меня не хочешь. я правда думал, что все вернется в привычное русло: знаешь, к той жизни, которая была до тебя и, как смешно, до тебя словно этой жизни и не было. все потеряло искомую суть; упало в цене и стало бессмысленным? ненужным? неправильным. я так держался за брак с иветт - но мне он и даром не сдался, ведь будем откровенны, от развода будет только лучше и мне, и ей. я так верил в то, что представляю лишь материальную ценность для людей - но не понимал, что чувствую куда больше к тебе, чем хотелось бы. я так отрицал существование любви и, мать твою, именно с тобой я ее и познал. знаешь, я отпустил. я правда отпустил тебя, потому что также лживо предполагал, что это все пройдет: через неделю-две; максимум - станет легче через месяц, но не стало. тоска по тебе обострялась; сердце самоуничтожалось будто бы по таймеру, ведя обратный отчет, а обилие чувств грызло - терзало - разъедало изнутри, как самый токсичный химикат, оставляя за собой уродливые шрамы. в отсутствии тебя: все внутри меня имело некрасивую оболочку из притворства, фальши и коренного недоверия. все в порядке, правда: таблетка снотворного чтобы уснуть и две таблетки от головной боли по утрам, потому что мысли роем пчел жужжат и, кажется, жалят, до вибраций в висках и упрямых ударов прямо по затылку. за последний месяц, иветт даже не появляется дома; проводит чуть ли не все свое время в своем загородном доме, лишь бы не натыкаться на меня, по ее желанию, кажется, никогда: поэтому вечера в гордом одиночестве, наедине с парочкой шотов чего-то покрепче, а потом все в оборот и по новой. и я бы хотел сказать, что упиваюсь тоской по тебе в вещах, оставшихся воспоминанием: но от тебя не осталось ничего, потому что наши «что-то», даже отношениями не назовешь. разве что, осталась реплика той самой картины, которую я купил тебе в день нашего знакомства, что висит в моей спальне: я так боюсь забыть тебя, будто бы мой мозг на это способен. и я стараюсь его притупить; стараюсь унять постоянно вспыхивающие воспоминания: получается паршиво, особенно когда ты снова возникаешь передо мной. выгляжу глупо на этой рождественской, благотворительной вечеринке: потому что рождество - семейный праздник и впервые за долгие годы, я посещаю этот прием без своей жены. после знакомства с тобой, я больше никогда не надевал кольцо даже на официальных встречах, поэтому за весь сегодняшний вечер я ответил раз десять на вопрос о разводе и еще столько же раз получал соболезнования тому, что такой крепкий брак распался. я не получаю никакого удовольствия от происходящего и, к счастью, рассуждаю вполне здраво, не позволяя себе надраться прилюдно - я не опустошил даже первый бокал с шампанским, прежде чем положил его на поднос какого-то паренька, который мотается по залу разнося закуски и напитки. в прошлые годы, это событие стало бы хорошим поводом для того, чтобы найти новых инвесторов и партнеров: сейчас же, я намеренно избегаю пересечения с хоть какими-то знакомыми мне людьми, просто потому что мне не хочется разговаривать и я бросаю короткий взгляд на наручные часы, обдумывая могу ли я уже свалить с этой идиотской вечеринки, или правила этикета вынуждают меня проторчать тут еще как минимум несколько часов. знаешь, я не один только раз думал о том, что буду готов к нашей случайной встрече; что обязательно найду что тебе сказать и попытаюсь все исправить: в действительности, все куда сложнее чем на словах, потому что когда я улавливаю твой силуэт где-то вдалеке, сердце предательски ежится и я чувствую как ладони покрываются тонкой пленочкой пота, поэтому старательно вытираю их о свои штаны, пытаясь избавиться от нервозности. знаешь, что противнее всего? ты не одна. рядом с тобой околачивается какой-то щегол: кажется, сын мэттью рамаси, который, судя по происходящему в их семье, не умеет даже шнурки завязывать, не говоря уже о том, чтобы справляться с семейным бизнесом. он улыбается мерзко; почти отталкивающе, цепляя твою ладонь; переплетая пальцы и прижимая тебе ближе к себе; его ладонь обхватывает твою талию и я впервые; мать твою, впервые во всей своей жизни ощущаю как ревность душит - гложет - дерет, блять, изнутри и я не в силах справляться с собственной злостью. ты позволяешь ему касаться; открыто улыбаешься ему в ответ и подставляешь щеку под его поцелуй и от этого что-то перещелкивает внутри; надавливает на все рычажки и я с трудом держу себя в руках, сжимая и разжимая кулаки, вынуждая себя унять раздражение и ярость. ты выглядишь сногсшибательно: длинное платье на тонких бретельках, которое не обтягивает, но при этом максимально подчеркивает все прелести твоей фигуры, особенно в области груди, которая крайне сексуально выглядывает через откровенное декольте; твои волосы отрасли за месяц; вьются легкими локонами и спадают на плечи; губы подведены матовой помадой, и богом клянусь, я знаю какими духами ты воспользовалась сегодня. мне откровенно не нравится то, как он тебя трогает; не нравится, когда он наклоняется слишком близко и я действительно счастлив, что практически не пил сегодня и мой здравый рассудок не позволяет проявить свою враждебность и агрессию по отношению к нему: быстро же ты нашла мне замену, милая. тем не менее, ни компания твоего ухажера; ни вероятность того, что между вами все серьезно не становится видимым препятствием для меня: я прячу руки в карманах темных штанов и направляюсь в твою сторону, а ты цепляешься взглядом почти моментально и с твоих губ, почти обидно, слетает твоя очаровательная улыбка. уклончиво избегаю формальных приветствий; лишь киваю в сторону твоего спутника, пропуская мимо ушей все его слова, после чего поворачиваюсь к тебе; демонстративно смеряю тебя взглядом - от тебя действительно пахнет теми духами, моими любимым, - облизываю губы и смотрю тебе прямо в глаза: — привет, малышка, — намеренно провоцирую и это доставляет мне какое-то своеобразное, извращенное удовольствие, — думаю, твой парень будет не против, если я украду тебя ненадолго. — даже не слышу что он мямлит в ответ - мне и не интересно; все мое внимание исключительно на тебе и для тебя. я смотрю пристально и вижу, как ты мешкаешь, но я протягиваю руку и ты, в конечном итоге, цепляешься за мои пальцы - не так уверено как раньше, - что-то говоришь своему дружку и позволяешь мне увести тебя в сторону. в зале слишком шумно и слишком многолюдно, поэтому я сразу же цепляюсь глазами за широкий балкон, разделенный крепкими шторами и приоткрытыми дверьми. ты, на удивление, продолжаешь держать меня за руку; следуешь за мной сквозь толпу и видимо смущаешься того, что мы привлекаем внимание - о том, что между нами было не знал никто. нам повезло: балкон пустует, потому что на улице слишком прохладно для того, чтобы торчать тут - я машинально стягиваю пиджак и протягиваю его тебе, намекая на то, что нам действительно нужно поговорить. мы отходим подальше от шума и громкой музыки; я пальцами сжимаю шершавую, каменную поверхность перил и мешкаю, прежде чем повернуться к тебе: — ты безумно красивая, ты знаешь об этом? — не улыбаюсь; говорю серьезно, потому что говорю правду - не пытаюсь смягчить или расположить тебя к себе; констатирую факт, который я должен был произнести вслух. — нам правда нужно поговорить, лилит. и, для начала, мне правда жаль, что своими словами я сделал тебе больно. — я кусаю губы, после чего снова отворачиваюсь; локтями упираюсь о перила, всматриваясь куда-то вдаль. под нами большой, декоративный сад: высокие деревья; идеально выстриженные кусты; неработающий, из-за времени года, фонтан и я коротко усмехаюсь, когда вижу молодую парочку, которая о чем-то шепчется сидя на одной из скамеек: — как думаешь, какая у них история? — указываю на них коротким кивком и краем глаза замечаю то, как ты пытаешься рассмотреть их в темноте. ты не торопишься поддержать мою игру; кусаешь щеки изнутри и держишь руки скрещенными на груди, словно стараешься отгородиться от меня из-за чего я тяжело вздыхаю и мотаю головой: — скажи что у меня еще есть шанс это все исправить. — и это не вопрос, детка; это просьба - это мольба, потому что я в тебе нуждаюсь. потому что я сделаю все, чтобы искупить свою вину перед тобой. потому что я готов на все, лишь бы снова ощутить твою любовь на вкус. не позволь мне подохнуть в собственном отчаянии и, что важнее всего, в нескончаемой тоске по тебе. потому что я действительно скучаю. и действительно больше не могу без тебя.