a n d   i f   y o u   c a n ' t   b e   n e x t   t o   m e
Y O U R   M E M O R Y   I S   E C S T A S Y                           
i miss you more than life

o n e   m o n t h   a g o
[indent] в мелодичных отзвуках сонмища раскатистых нот; в дрожи теплого голоса, что срывается на хрипотцу под конец каждой строчки и что ломается в звончатом шепоте на каждом припеве; в каждом слове, выделенным отсутствием хоть какой-то рифмы, но в котором заложена частичка чего-то более существенного и фундаментального: во всем из чего выткана эта песня ощущается виенн. ру подпирает щеку кулаком; смотрит прямиком на меня, но взгляд расфокусирован; плывет, словно смотрит через - он терпеливо дожидается, пока песня доиграет и не издает ни звука, пусть мне не сложно заметить то, как ярко сияют его глаза в предвкушении. я мало знала о личной жизни своего брата: он искусно сковал себя в оболочку из отрешенности, хладнокровия и равнодушия; он запер все самое сокровенное слишком глубоко внутри себя и порой, создавалось ощущение, будто он преднамеренно потерял ключи. ру никогда не говорит о душевных вещах; не говорит о своих тревогах, будто бы считает их самым большим своим изъяном; он не раскрывается ни перед кем, вычерчивая точно выверенные границы, за которые никому не дозволено переступать. тем не менее, мне не сложно было догадаться о ком именно эта песня: он мало о ней говорил; упоминал ее имя редко и отказывался напрочь нас знакомить, но я видела как мириадами из звезд блестят темные зрачки, от одной лишь только мысли о ней; видела, как напрягаются сильные руки в ребяческом трепете, перед встречей с ней; помню предельно четко, как губы расплывались в мягкой, предельно редкой, для него, улыбке, при каждом: «не лезь не в свое дело, лея», сказанное теплым; мягким и максимально заботливым голосом. когда виенн исчезла из его жизни, ру закрылся в себе еще сильнее: ревущие трибуны; громкая и требовательная публика, давящими криками выпаливающая его имя; возвышенная сцена - даже это, не приносило ему должной радости; когда виенн исчезла из его жизни, от ру постоянно пахло усталостью и чхонджу, которое он пил каждый вечер и от которого он пытался спрятаться ментоловыми жвачками на утро; от него несло бессонными ночами, проведенными в своей студии, отраженными в темных мешках под глазами и раздраженностью, в скрипе белоснежных зубов и хрусте костяшек, когда пальцы сжимались слишком крепко вокруг кожаного руля новенькой тойоты. о том, что было между ними, я не имела ни малейшего понятия: ру не рассказывал, я не давила. почему-то слишком боялась всковырнуть старые болячки; боялась задеть незажившие ранки и сделать только хуже: он не доводил себя до грани; всегда знал, в какой момент стоит одернуть себя, но от осознания его ответственности, по правде говоря, легче не становилось. я не знаю ничего о ней кроме имени - совершенно случайно заметила на вспыхнувшем экране его смартфона, но я чувствовала изменения в собственном брате; стала свидетельницей того переломного момента, когда бардачок его машины снова начал забиваться мятыми, опустевшими пачками сигарет: ру всегда курит на парковках или в салоне своей машины; когда облака токсичного дыма снова начали рисовать темные тени над его головой; когда лихорадочно цеплялся длинными пальцами за экран телефона, дергаясь от каждого уведомления, чтобы в конечном итоге перекинуть на вечный бесшумный режим; когда наши с ним совместные ужины - стабильно, каждую вторую субботу, - превратились в полигон пьянящего молчания, разбавленного плеском соджу на дне стеклянных бутылочек и звуком телевизора на минимуме - всегда, без исключения, какой-то музыкальный канал. ру - почти как и ты, на самом деле, - из тех, кто в омут с головой; на таран до чертовой, самой последней инстанции, не зная о пределах разумного; так, чтобы не подохнуть - то ли от тоски, то ли от того, что даже вытянутый, счастливый билет; даже мимолетная слава, не стали нужной панацеей: музыка - лишь обезболивающее, которое он пьет дозированно. она вызывает привыкание и ее становится все больше и больше в его жизни - почти как у тебя, и тут, - до тех пор, пока она не заполонит собой грудную клетку; реберную раму и станет проводником всех его чувств. он увеличивает граммаж; спасается в том, что придает жизни хоть какой-то смысл и отражением его теплой улыбки, именно сейчас, в этот момент, я понимаю насколько в этой песне много от виенн. ноги, поджатые под себя, на небольшом кресле, колко отдают цепким онемением, когда я стягиваю с головы наушники и протягиваю их своему брату: — что думаешь? — он аккуратно собирает шнуры; растягивает, чтобы они не спутались, и откладывает наушники на стол подальше, прежде чем снова развернуться туловищем ко мне. я всегда знала, что ру посвятит себя музыке: виниловые пластинки, коллекционируемые еще с тринадцати лет; уроки игры на гитаре с четырнадцати лет, вначале по три раза в неделю, позже - по пять; тексты несостоявшихся песен, неразборчивым и размазанным почерком на мятых бумагах, последних страницах школьных учебников, на кухонных салфетках, ладонях и запястьях - где попадется, но чтобы не потерять мысль. об этом знали и родители, подбадривающие его и поддерживающие, когда ру заваливал один экзамен за другим, потому что посвящал все свое время не математике, а игре на гитаре в своей комнате: а фоном отцовские, тяжелые вздохи и недовольство соседей. я улыбаюсь, мягко и тепло; пальцами заправляю пряди совсем коротких волос за ухо: — это отличная песня, ру. только, наверное, немного не ваш формат? — я вопросительно вскидываю брови: после тебя и твоего брата, я всегда была первой, кто видел тексты и слушал минусовки ваших будущих хитов, и каждый раз, ру почему-то нуждался и в моем одобрении, в моей поддержке, которой я его одаривала. я не ходила на ваши выступления - была только на самом первом, но это было слишком давно; смотрела все ваши концерты в записях или прямых эфирах; но я всегда, каждый раз рассказывала о своих впечатлениях ру. ваши песни в каждом моем плейлисте; большую часть текстов я выучила наизусть, как самая преданная фанатка: но сегодняшний трек совершенно не похож на остальные. — это не для группы. — он облизывает сухие губы; пальцами зарывается в волосы и зачесывает выкрашенные, рыжие пряди назад, — я еще работаю над ней и не планирую ее выпускать. если позволят, — неконтролируемо усмехаюсь - с тех пор как основалась группа, ру только любит делать вид, что его не интересует чужое мнение, даже если это не так, — залью на спотифай. не в коммерческих целях. — я киваю: он больше ничего не говорит, а я не пытаюсь углубиться и дальше в этот разговор, в очередной раз убеждаясь в том, что эта песня: его попытка убежать от того, что скребет изнутри уже слишком долго; в очередной раз убеждаюсь, что в этой песне слишком много от виенн. дергаюсь, когда телефон вибрирует чередой сообщений: все, без исключения, от донхека. на часах уже глубокая ночь и я не сомневаюсь, что мое отсутствие дома не осталось незамеченным; не сомневаюсь, что он волнуется и я чувствую укол совести, что грузно давит прямиком изнутри, поэтому отвлекаюсь, отвечая коротко что перебрала с соджу и останусь ночевать у ру. в ответ получаю лаконичное: «заеду за тобой после работы», лишенное каких-либо эмоджи: потому что донхек думает, что он слишком взрослый для таких вещей, но на которое я больше не отвечаю. отключаю телефон и при этом продолжаю пялиться в потухший экран, прежде чем среагировать на голос брата: — черт, уже поздно. донхек приедет или мне отвезти тебя домой? — он расправляет плечи; пальцами массирует онемевшую шею и не смотрит на меня краем глаза, сохраняя изменения на ноутбуке, перекидывая все на внешние носители и отключаясь от системы: — ты не против если я переночую у тебя? — говорю тише; не поднимаю голову, но физически ощущаю как мои слова заставляют ру напрячься. он щелкает по клавиатуре; кликает мышкой, после чего экран тухнет. колесики массивного кресла шуршат по потертому полу, когда он разворачивается, но не торопится вставать. — вы поругались? мать твою, лея, он тебя обижает? — его голос звучит иначе; грубее, тверже и увереннее: пробирает изнутри и я торопливо мотаю головой из стороны в сторону, потому что не хочу сваливать вину на донхека. он никогда не делал мне больно и я не хочу, чтобы кто-то в моем окружении думал о нем иначе. — нет, все нормально. дело в другом. — запинаюсь, не зная следует ли мне продолжать; подходящее ли сейчас время и место для этого разговора, — дело во мне. — ру тяжело вздыхает; кресло мерзко скрипит под его весом, когда он встает; шумно подталкивает его обратно к столу, прежде чем схватить со спинки свою куртку, которую накидывает поверх черной футболки. я следую его примеру; подрываюсь с места и натягиваю ветровку; прячу телефон и руки в ее карманах и жду, пока он выключит свет. выхожу из студии первая; терпеливо топчусь на месте, пока он вытаскивает связку ключей; подбирает нужный и запирает дверь, а потом иду следом за ним в сторону машины. он молчит все время; задумчиво жует тонкие губы: двадцать с лишним лет проведенные вместе, заставили нас полностью понимать друг друга; чувствовать и ощущать все перемены и тревоги на инстинктивном уровне, поэтому я знаю: ру понимает, что это не загоны; это не какие-то недоговорки и догадки и что все куда серьезнее - как бы мне хотелось, чтобы это было не так. он возобновляет разговор мягким: — расскажешь? — когда мы оказываемся в салоне его автомобиля. он поворачивает ключ в зажигании; включает печку и радио - музыка фоном, на минимум, но не торопится выезжать с парковки. ответом служит мой короткий кивок, после чего я снова снимаю телефон с блокировки; перебираю последние электронные письма, прежде чем наткнуться на полученные, пару дней назад, результаты медицинского осмотра. я нажимаю на отсканированный документ, жду пока он прогрузится и молча протягиваю телефон своему брату, бросая мимолетный взгляд на заключение врача. ру скользит глазами быстро; моментально цепляется за ключевые слова и не знаю что происходит внутри него, но в моей груди, по ощущениям, сердце вот-вот вырвется наружу. оно заполошно бьется; лихорадочно стучит в висках и барабанных перепонках, а потом замирает, когда он блокирует телефон; отпускает его на свои колени; пальцами надавливает на переносицу: вижу, как крепко сжимаются глаза, будто бы он пытается держать себя в руках, после чего поворачивается ко мне: — ты ему не говорила? это не мое дело, лея, но это его ребенок и этот кретин знал что такое может случиться. к черту вашу помолвку, если он не захочет его оставлять, — я резко мотаю головой, заставляя его заткнуться, потому что это не правильно; потому что все не так. потому что это я проебалась и потому что по моей вине, прошлое клеймится переломанным настоящим и перебитым будущем. я зарываюсь лицом в своих ладонях, будто бы пытаюсь собраться с мыслями, прерванная коротким: — можешь остаться у меня не только на ночь., чтобы в ответ надавить пальцами на щеки, цепляя губы и сдерживая дыхание, лишь бы не шмыгать, предательски, носом; чтобы в ответ закрыть глаза еще сильнее, путаясь короткими ноготками в темных волосах; чтобы в ответ, когда машина двигается с места, прошептать треморное: — это не его ребенок. — и я не сомневаюсь, что ру, на самом деле, знает, кто отец.

t w o   m o n t h s   a g o
[indent] ты безумно изменился за последние четыре года: от былого тебя, остались разве что вечно взъерошенные волосы, что темными прядями спадают на лицо и эта жеманная улыбка сквозь стиснутые губы, словно ты боишься кому-то показать свои истинные эмоции. ты так органично и естественно смотришься на сцене, будто был рожден именно для этой жизни: широкая, расстегнутая рубашка аккуратно спадает вниз вдоль плеча, пока ты продолжаешь увлеченно перебирать струны, цепляясь в гитару до побелевших костяшек; ты напряжен и вздутые вены на оголенной шее, прямое тому доказательство; тонкие струйки пота, блестящие под ярким светом прожекторов, стекают по вискам, цепляясь за прилипшие волосы; ниже по спине и - ровно в тот момент, когда в перерыве между песнями, ты избавляешься от клетчатой рубашки, оставаясь в одной только футболке, - по рукам, еще более четкими абрисами вырисовывая твои мышцы. ты откидываешь голову назад под конец песни; закрываешь глаза, когда допеваешь свою партию; ты визуально цепляешься за зал и идешь на контакт с теми, кто находится в передних рядах: ты получаешь настоящее удовольствие от происходящего и я, так неумело подавляя собственные эмоции, откровенно залипаю на тебя. я не могла пропустить ваш сегодняшний концерт: вы выступали во многих корейских городах; выезжали и вылетали за границу, чтобы расширить публику и фан-базу и несмотря на то, что вам удалось привлечь внимание - о вас пишут на сайтах, ваши выступления обозревают в блогах и ваши имена знает огромное количество людей, чему свидетельствуют миллионы ваших подписчиков в социальных сетях - это ваш первый концерт в сеуле. когда дата была назначена; стадион забронирован и билеты поступили в продажу, ру только об этом и говорил - отчего-то, выступать в родном городе, было куда важнее и волнительнее чем в штатах или европейских столицах. ему не нужно было мое согласие, чтобы оформить мне пропуск за кулисы, позволяя привести с собой любых своих подруг, потому что он знал, что я никогда не пропустила бы самое важное выступление за всю его карьеру - по крайней мере, о предстоящем событии именно так и отзывался мой брат. я знала, прекрасно понимала - это означает, что мы с тобой обязательно увидимся и я думала; искренне верила, что готова к этому. думала, что мои чувства к тебе изжили себя, ведь мы так давно не виделись; наивно предполагала, что мне достаточно было обзавестись новым настоящим, чтобы полностью избавиться от своего прошлого; верила, что будет легко смотреть на тебя. наша точка соприкосновения - болезненная привязанность, которую мы так умело отрицали с момента разрыва: тягучего; нестерпимого и мучительно долгого - любовь длится куда больше чем три года, ведь за четыре порознь, ничего не изменилось; привязанность, от которой отмахивались и отвернулись с того самого дня, как потеряли все. кто бы мог подумать что все так закончится, правда? что все оборвется резко - словно острие лезвия позолоченных ножниц моментально оборвало все нити; быстро, без возможности повернуть время вспять; что все закончится именно так - за одно только мгновение, глотая язвительные слова вперемешку с невыплаканными слезами; за один только вечер, надеясь избавиться от привкуса твоих губ, прислоняясь губами к засаленному горлышку бутылки с вишневым сидром; без объяснений; без ссор, криков и скандалов; без отговорок и упреков; без горьких прощаний и без ласковых поцелуев - чтобы в последний раз; чтобы никогда не забыть. в тот вечер, на душу были навешены тяжелые, подвесные замки, ключи от которых давно потеряны, но которые не позволили мне ни на мгновение тебя разлюбить. после того как тебя не стало в моей жизни, тишина внутри стала парадоксально оглушающей: превратилась в не заполняемую дыру и я стала так скупа на чувства и эмоции. словно разучилась; словно больше не хотела. у нас было все - помнишь? прогулки по ночному сеулу - небо почти всегда было беззвездным, но это не мешало нам, в расфокусированных взглядах; в поблескивающих зрачках, отражать и ловить звездную пыльцу; поцелуи, которые днем украдкой, а по ночам с неприсущей нам жадностью и голодом, сминая белоснежные простыни и предпочитая оставшимся, драгоценным часам сна, теплые ласки и наэлектризованные прикосновения; обещания, сорванные с губ друг друга - что будем вместе всегда; клятвы, полушепотом перед самым рассветом, прижимаясь к тебе покрепче и утыкаясь губами куда угодно, лишь бы чувствовать твое тепло, - что буду рядом всегда; что у нас будет все. ты не нравился моему брату, но он, пусть с недовольством, но держал язык за зубами - по крайней мере, передо мной, - не позволяя выразить напрямик никаких претензий, разве что, слишком заботливо пытался за мной приглядывать; но ты нравится моим родителям, которые ненавязчиво приглашали тебя на ужин как минимум раз в неделю. ты грезил о музыке; всегда говорил о своих амбициях и я поддерживала тебя во всем: помогла найти студентов, которые хотели бы научиться играть на гитаре и маркером писала твой номер телефона на их ладонях; убедила ру посмотреть на твои тексты и прослушать твои записи, а позже, уже по собственной инициативе, он позвонил тебе и предложил внести поправки, а ты, в ответ, предложил присоединиться к тебе и твоему брату. он многозначительно нахмурился, выдерживая паузу, кажется, в вечность, после чего назвал время и адрес небольшой, дешевой студии, которую он иногда арендовал для себя. я не навязывалась, но ты любил брать меня с собой, время от времени, и я ютилась в неудобном кресле в отдаленном уголке студии или гаража, в котором вы репетировали, разбираясь со своей домашней работой, при этом не пропуская мимо ушей ни одну из строчек ваших будущих хитов. ты был внимательным; одаривал подарками без поводов, зачастую; проводил со мной большую часть своего времени и не удивительно, что после окончания школы, я сразу же перебралась к тебе. родители не противились; позволили собрать вещи и помогли все перевезти к тебе, потому что к тому моменту, мы встречались уже полтора года. они думали, что это никогда не закончится и будем откровенны, хан, так думали и мы. твои вещи пахли моими цветочными духами; мои куртки и рубашки всегда - твоим одеколоном, потому что ты не оставлял меня без поцелуев, прижимаясь плотно, чтобы грудью к груди и сердцем к сердцу, и перед выходом из дома; и перед тем, как проводить меня в университет; и когда встречал оттуда, словно времени всегда было критически мало. хотя бы в этом мы не ошибались. ты не злился, когда я натягивала без спроса твои толстовки или футболки; любил мою привычку забивать пробковую доску в нашей спальне поларойдными фотографиями: нас вместе; тебя по-отдельности; каких-то значимых для нас с тобой, мест в сеуле и за его пределами; ты даже позволил повесить фотографию с ру, пусть его вечно недовольное лицо и входило в топ три твоих самых нелюбимых лиц. ты позволял обустраивать квартиру цветами: моя маленькая слабость, о которой ты прознал давно, заменяя букеты - небольшими цветками в вазонах; ты никогда не стыдился проявления своей любви и ты всегда был предельно нежен и осторожен со мной, даже когда требовательно срывал болючие поцелуи и полу-приглушенные стоны с губ, сцепляя запястья над головой, никогда не позволяя перенять контроль, насыщаясь вдоволь моей податливостью и ответным желанием. от этого всего сейчас остались только жалкие чувства, которые разъедают меня изнутри; остались только убогие попытки высвободиться и жить дальше; остались только блеклые воспоминания, которые постоянно кручу в своей голове, потому что боюсь упустить; боюсь забыть, как будто забыть тебя, хан - лучшее, что было в моей жизни, - вообще возможно. и вместе со всем хорошим, так четко, резко и толкаясь жестко, в память врезается и воспоминание о том самом вечере. миен цепляет за запястье; просит не злиться, виновато отпуская свои глаза, когда тащит в сторону гостиной: упираясь ладонями о мягкий ворс ковра ты целуешь сохи. в какой-то момент, ты пытаешься углубить поцелуй, цепляясь за ее подбородок ради собственного удобства; языком проводишь по ее нижней губе и даже чертово дыхание задерживаешь, словно пытаешься усилить ощущения; отдаляешься лишь когда воздуха в легких недостаточно - я вижу тебя со стороны, но четко осознаю, насколько, должно быть, у тебя поплывший взгляд и затуманен рассудок. ты одергиваешься лишь когда енхен и компания его надоедливых дружочков начинают громко свистеть, то ли подбивая повторить крайне мерзкое зрелище, то ли потому что все внимание устремлено на меня в этот момент. сохи прикрывает рот ладонью, когда натыкается на мой взгляд и только в ту секунду, ты словно возвращаешься к действительности; оборачиваешься моментально, но реагируешь медленно и я не сомневаюсь, что дело в чертовом алкоголе, которого ты выпил достаточно, чтобы не контролировать себя и в косяках - уверена, ты выкурил не один за этот вечер. не удивительно, у гандже богатые предки, поэтому на его вечеринках только высокосортный алкоголь и недешевая травка, которую не так уж и легко достать. ты моргаешь медленно, но пытаешься подорваться с места: выглядишь жалко, пока цепляешься за мягкую обивку дивана, в попытках не упасть и подняться нормально. всеобщее внимание не доставляет ничего, кроме дискомфорта; смотреть на тебя такого, сейчас, как минимум неприятно; ревность сводит с ума и я разворачиваюсь, ускоряя шаг чтобы поскорее убраться с этой вечеринки подальше. тогда, мне меньше всего хотелось выслушивать твои пьяные оправдания: ты целовал ее, зная что я где-то рядом и тебе понравилось ее целовать, разве это можно как-то оправдать? сохи выбежала за мной следом из дома; нагнала и пыталась поговорить - я не злилась на нее; мы не были близкими подругами, но мы неплохо ладили и я знала, что неровно она дышит к твоему брату, а не к тебе. я знала; осознавала что произошедшее в гостиной - не больше чем игра, ничего не значащая для нее, но обсуждать это не хотелось. по крайней мере не в тот вечер. я сказала что все в порядке; сказала, что не виню ее; сказала, что мы поговорим об этом в другой раз и она согласилась, пусть и продолжала извиняться без передышки. но это не имело никакого значения: ты не вышел следом из дома, пусть я и ждала чертово такси не меньше двадцати минут. в первое я усадила сохи, сказала что позвоню ей на утро и мягко улыбнулась, заставляя ее успокоиться; во второе села я, называя, интуитивно, адрес нашей квартиры. я знала, что еду туда в последний раз. потому что ты не написал ни одного сообщения за всю ночь; потому что ты не попытался позвонить - думал, что тебе не за что извиняться, но мое сердце крошилось на части, потому что с каждой минутой, становилось все легче убеждать саму себя в том, что наши отношения себя изжили для тебя. ты ведь любил пробовать что-то новое: на этот раз, новыми оказались губы сохи и ты не жалел об этом. и я боялась думать о том, что стану для тебя не единственной, а всего лишь одной из. к сожалению, той ночью, твое тотальное равнодушие и бездействие стали тому доказательством и я не нуждалась больше ни в каких словах.

i   m i s s   y o u r   t o u c h   s o m e   n i g h t s   w h e n   i ' m   h o l l o w
I   K N O W   Y O U   C R O S S E D   A   B R I D G E

that i can't follow

[indent] ожидаемо, я не спала всю ночь. вначале, натянула одну из твоих футболок и залезла в разобранную постель под самое теплое одеяло, надеясь, что алкоголь в крови поможет заснуть: все же, адреналин от подбивающих эмоций был сильнее и едкие воспоминания были слишком свежи, поэтому ближе к утру я избавилась от этой затеи. ты не давал о себе знать; не торопился возвращаться домой и если бы ты только знал, как много мыслей было в моей голове в тот момент: тебе ведь ничего не стоило провести ночь в более приятной компании; с какой-то девочкой, которая перебрала также как и ты - тебе, должно быть, на тот момент было уже все равно и обо мне ты даже не думал, искренне веря что сохи отдуется за двоих. ближе к утру, я поняла что не хочу даже видеть тебя: я не поверила бы ни единому твоему слову, поэтому сразу же набрала ру, предупреждая что перееду к нему на время, пока не сниму собственную квартиру. к родителям возвращаться не хотелось - слишком много вопросов возникло бы и на каждый из них, у меня не было никакого ответа. он незамедлительно согласился - наверняка, готов был выпотрошить тебя в тот же момент и я рада, что вы не репетировали по выходным, а за два дня, он остынет достаточно, чтобы не срываться на тебя. в семь тридцать, я почти закончила собирать свои вещи, выдраивая каждый уголок твоей квартиры и доводя ее до идеальной чистоты лишь для того, чтобы хоть как-то увлечься и хоть чем-то забить свои переживания. в семь сорок, ключ в замочной скважине повернулся: я замерла, чтобы отмереть моментально, когда на пороге появился твой брат. он задавал много вопросов; устало растирал шею, волочась следом за мной, а потом я выдала все как на духу и клянусь, я никогда не видела его таким злым как в тот момент, когда я рассказала о твоем поцелуе с сохи. я боялась что он начнет отговаривать; начнет названивать тебе и убеждать меня в том, что для начала, нам нужно поговорить - к своему уважению, он не лез за пределы дозволенного и не смотря на то, что я всего на месяц младше него, он не делал вид, будто бы знает что будет правильнее для нас с тобой. ру скинул короткое сообщение оповещая, что ждет меня внизу - подниматься в твою квартиру он не хотел из принципа, - твой брат помог мне спустить мои вещи, пока я шла следом, держа в руках керамический горшочек с сиреневым суккулентом: первый, который ты мне подарил. прежде чем сесть в машину, я вернула ему ключи от квартиры; запнулась, словно хотела попросить, чтобы он что-то тебе передал, но за ночь вся злость улетучилась; осталось лишь полнейшее разочарование и я только мягко улыбнулась, прежде чем сесть в машину. знаешь, что оказалось паршивее всего, хан? ты так и не перезвонил. ни через день; ни через два; ни через неделю. принял наше молчаливое расставание как должное. ру держался от тебя подальше во время репетиций, но ты даже не пытался его о чем-то спросить; ты будто бы только и ждал, пока я уеду от тебя и мое сердце крошилось - ломалось на части, раздробленное этой гробовой тишиной. ты не пытался меня вернуть и это осознание вбилось прямиком в подкорку мозга, заставляя меня убедиться в том, что я поступила правильно. но ты и представить не можешь, как тяжело было сдерживать в себе слезы, лишь бы не разреветься, предательски, перед собственным братом, но зато как часто я делала это в душе или в постели, по утрам, после того как дверь закроется и ключ повернется в скважине с противоположной стороны, оповещая о том, что я осталась дома одна. я так и не излечилась; жила чертовой тоской по тебе и ею же давилась ежесуточно; скучала до изнеможения и так неумолимо нуждалась в тебе, что это приглушало все остальные рецепторы и эмоции. я вынудила себя двигаться дальше - знала, что не могу торчать у ру слишком долго; не могу зацикливаться на этом слишком сильно, потому что помнила: ты не держишься за прошлое так, как это делаю я. и знаешь? я почти научилась жить без тебя и у меня почти получалось жить нормально. я не торопилась заводить новые отношения: ты еще не выветрился из сердца; я еще слишком крепко тебя любила, а потом, в один из вечеров я просто поняла; смирилась и приняла как должное тот факт, что никогда и не смогу тебя разлюбить. так и буду цепляться; так и буду разделять с тобой одну грудную клетку на двоих: левое предсердие мое, правое забери себе. я не ненавидела; перестала злиться: разве что, бесконечно винила в том, что ты не отпускаешь, как долгосрочный, побочный эффект какой-то нездоровой дряни. я решила начать все с чистого листа - читай, тебя перестала выкорчевывать изнутри, позволяя тебе оставаться моей главной слабостью, - сменила номер, лишь бы не ждать больше твоих звонков и не видеть твою фотографию в к-токе; перестала посещать ваши репетиции; ходила к брату в студию лишь тогда, когда там был только он и не посещала ни одно ваше публичное выступление, потому что знала: я не хочу с тобой пересекаться. и дерьмовее всего то, что даже донхек не помог избавиться от тебя. мы познакомились с ним два года назад; спустя два года, после нашего разрыва - громко сказано, не находишь? спустя два года твоего молчания. он совершенно на тебя не похож: он правильный до скрежета зубов; вечно идеальный вид с идеально выглаженной рубашкой; дорогой одеколон; дорогая машина; такая же дорогая квартира, обставленная дорогой мебелью, в которой нет ни души, ни частички самого себя: все исключительно ради удобства и эстетики. донхек редко улыбается; он предельно аккуратен в своих словах и наверное, я просто была падка на его внимание; на его приторно сладкие ухаживания и на то, что он правда хотел большего со мной, заявляя об этом на первом же свидании - как когда-то делал и ты, помнишь? у него нет проколов в ушах; у него всегда гладко выбритые щеки и в гардеробе нет ничего, кроме официальной одежды и белоснежных футболок: я не хотела чтобы в нем хоть что-нибудь напоминало о тебе, потому что знала, если увижу схожесть - взорвусь сверхновой от долбанной тоски по тебе. ру никак не отзывался об этих отношениях и я знаю, что правильность донхека его раздражала; знаю, что он злился, когда донхек говорил что музыкант - не настоящая профессия, а халтура; но он понравился моим родителям. он мог меня обеспечить, если бы я не хотела работать; он стал бы крайне удачной партией и его финансовое состояние позволяло подумать о детях сразу же после замужества. тривиальная мечта любой консервативной и патриархальной семьи. я так сильно боялась именно такой жизни, что именно к ней и стремилась, лишь бы совершенно не похоже на тебя. спустя полтора года отношений, он сделал мне предложение и я согласилась. и об этом я старательно напоминаю самой себе сейчас, пока кручу обручальное кольцо на пальце, наблюдая за каждым твоим передвижением на сцене - ты знаешь что я смотрю; ты видел и каждый раз, когда песня подходит к концу, ты поворачиваешься в мою сторону и тепло улыбаешься, подмигивая. от этого становится тревожно в самом низу живота: как так вышло, что спустя четыре долбанных года, я все еще чувствую слабость в коленках от одного только твоего взгляда? я теряюсь во времени; подпеваю себе под нос строчки каждой из ваших песен: особенно тихо, все твои партии; улыбаюсь широко, когда вижу отдачу со стороны зала - визги; крики; восторженный рев чередой мурашек пробирается по коже; я улыбаюсь широко, когда звучит последние аккорды финальной песни и на этот раз, ты задерживаешь на мне свой взгляд, полностью забивая на контакт с публикой. а потом, когда прожекторы тухнут и сцена заливается темнотой, ты оставляешь гитару в сторону, что-то шепчешь своему брату на ухо, после чего направляешь напрямик в мою сторону и я чувствую, как сердце пропускает как минимум тысячу ударов. и еще тысячу, когда ты хватаешь меня за ладонь. а потом перестает и вовсе биться, когда молча тащишь за собой и я не в силах сопротивляться. тоска по тебе обострилась: я впервые за долгие годы чувствую себя живой.

[indent] мне не следовало это делать: но этого я хочу больше всего на свете. ты молчишь всю дорогу; изредка, пальцами скользишь вдоль моей ладони, будто бы убеждаясь в том, что моя рука все еще в твоей и останавливаешься лишь тогда, когда мы добираемся до твоей гримерки. невесомо касаясь спины, ты заталкиваешь меня внутрь, а я даже не думаю сопротивляться. смиренно поддаюсь тебе; щурюсь, когда ты врубаешь свет и наблюдаю за тем, как ты мешкаешь всего мгновение, прежде чем запереть нас изнутри. и вся твоя уверенность исчезает; улетучивается моментально - между нами огромное расстояние, пока ты подпираешь спиной закрытую дверь; а я, далеко от тебя, прижимаюсь поясницей к небольшому столику. молчание давит, но я не знаю о чем мы можем говорить спустя четыре года; после такого обрывистого расставания и после всех тех лет тотального игнорирования. ты пытаешься заговорить на темы, которые не касаются нас с тобой напрямик; хочешь, чтобы я не уходила и хочешь, чтобы я расслабилась, поэтому говоришь - говоришь - говоришь, но я не слышу. все мое внимание, без робости и смущения, устремлено на тебя: я смотрю внимательно, пристально, будто бы боюсь, что больше не будет возможности; словно хочу восполнить все пробелы и забить тобой, снова, ту пропасть, что ты оставил за собой. ты замечаешь - ты задал вопрос, на который я не отвечаю, кажется, спросил что думаю о сегодняшнем концерте; я дергаюсь лишь когда осознаю, как сильно ты убавил расстояние между нами и оказался прямиком напротив: напрягаюсь; струной выпрямляю спину, чтобы в ту же секунду полностью расслабиться, всматриваясь в твои глаза. ты пытаешься что-то еще сказать, но замолкаешь, когда мои пальцы, невесомо, аккуратно и едва касаясь убирают с твоего лба влажные пряди волос. ты замираешь; почти не дышишь, позволяя мне рассматривать любые изменения в тебе: ты возмужал; под глазами темные мешки, от изнурительных репетиций и ночей без сна. пальцы скользят ниже, перехватывая твои щеки - легкая, колючая и еле заметная щетина; хочу коснуться твоих губ, но вместо этого, иду ниже, оглаживая твою шею, все еще не обрывая наш визуальный контакт. ты ничего больше не говоришь; мы оба дышим загнанно и оба не уверены в правильности моего нахождения здесь, потому что я вижу, как часто ты цепляешься взглядом за мое обручальное кольцо, но только вот я - старательно это игнорирую. на шее берут начало первые вязи чернильных рисунков: ты начал забиваться после нашего расставания, поэтому я жадно стремлюсь изучить каждую из них. одна ладонь замирает на твоем плече; другой, пальцем веду вдоль тонких линий, вырисовывая контуры каждого рисунка на твоем теле. я добираюсь до ключиц; неторопливо провожу по острой линии, отвлекаясь, прежде чем зацепиться взглядом за цифры. почти незаметные, через края футболки; ниже ключиц, прямо над сердцем: я поднимаю на тебя свои глаза, на автомате цепляюсь за край твоей футболки и лишь когда ты киваешь одобрительно, я поднимаю ткань выше, помогая тебе высвободиться. ты моментально откидываешь мятую ткань на близ находящееся кресло, после чего снова поворачиваешься ко мне: пальцы останавливаются на дате, выбитое аккуратными, маленькими цифрами: день моего рождения. тот день, когда ты предложил перевести все на официальный уровень и я почти уверена, что ты слышишь, как скулит мое сердце в тот момент, когда я это осознаю. ты позволяешь мне растягивать молчание; позволяешь мне - боже, снова, - привыкнуть к твоей близости и я почти не дергаюсь, когда твоя ладонь оказывается на моей талии, оглаживая меня сквозь тонкую ткань блузки. я отрываюсь от одного рисунка; скольжу к другому: их предельно много на твоем теле - старательно притуплял душевную боль физической? неосознанно, в своих плавных прикосновениях, цепляю маленькие колечки в твоих проколотых сосках и ты ерзаешь: ты так изменился. я видела твое тело сотни раз, но сейчас, все иначе; все по-другому и я так боюсь, что ты изменился не только снаружи. я так боюсь, что мы слишком сильно изменились изнутри. я физически ощущаю, как твоя кожа становится горячее под напором моих ненавязчивых поглаживаний; чувствую, насколько горячая твоя ладонь, когда ты заползаешь ею под мою одежду, чтобы коснуться кожи; чувствую собственное возбуждение, поэтому отпускаю руки ниже; замираю, держа ладони на твоем подтянутом животе, после чего поднимаю взгляд на тебя и натыкаясь на ответный, шепотом прошу тебя об одном: — поцелуй меня. — и ты реагируешь в ту же секунду; словно только и ждал пока я подам знак тебе; словно боялся, что я оттолкну: ты буквально врезаешься губами о мои; не пытаешься быть мягким и осторожным, будто бы стараешься моментально, в первый же поцелуй, вогнать всю тоску; все обожание и все чувства, которые не покидали на протяжении последних лет. я размыкаю губы мгновенно; отвечаю на каждое твое движение, пальцами вплетаясь в твои волосы, массируя и царапая кожу головы и шею, пока ты кусаешь; тянешь нижнюю губу и сминаешь верхнюю; бьешься языком, оставляя влажную дорожку на моих губах и сразу же слизывая ее, боясь оторваться хотя бы на секунду. ты прижимаешься ко мне плотнее; обе твои ладони уже под моей одеждой, пусть ты и не торопишься избавлять меня от нее. чувствую твое ответное возбуждение; ощущаю как твердеет в области твоего паха и позволяю тебе и дальше целовать меня: ты отрываешься лишь для того, чтобы перевести дыхание, но не лишаешь меня себя, оставляя влажные следы на моей шее - ты цепляешь кожу губами; скользишь языком, всасывая и слегка прикусывая под конец и я знаю точно, что ты хочешь оставить метку. я прогибаюсь ради твоего удобства, но ты тут же цепляешь за подбородок; свободной рукой надавливаешь на затылок, чтобы снова поцеловать: все также голодно и все также жадно. ты напираешь; мычишь мне в рот от удовольствия и не отрываешься; пытаешься впечатать каждый свой поцелуй крепче предыдущего и языком размазываешь его по губам. ты сужаешь расстояние между нами; приподнимаешь легко, позволяя мне усесться на край стола; впечатываешься грудью в мою и каждый раз, когда отрываешься, скользишь губами все ниже от шеи: целуешь ключицы; мягкую кожу под выпирающим обрамлением из косточек; до края ткани, там где начинается грудь. я дышу тяжело; ты дышишь сбивчиво, отрываясь, а я цепляю твою руку, не позволяя ей соскользнуть с моей спины. — не останавливайся, прошу. я хочу этого. — и ты не позволяешь мне договорить; сжираешь мои слова, губами затыкая рот: пока руки, четко выверенными движениями, стягивают верхнюю одежду через голову, открывая полный доступ к моему телу. ты не медлишь; не ждешь больше ничего: у нас и без того так мало времени. настойчиво касаешься спины, подталкивая меня спрыгнуть со стола, чтобы поскорее избавить меня от узких джинс; помогаешь их снять, ловко отвлекая мое внимание горячими прикосновениями и языком, который мажет; оставляет влажные следы, а потом усаживаешь обратно, прижимаясь еще теснее. желание режет; горит острым лезвием под кожей; сдавливает голосовые связки и я выдавливаю приглушенный стон, когда ты оголяешь мою грудь и пальцами цепляешь самые чувствительные места, надавливая и сминая. ты реагируешь моментально; губами прижимаешься к моим; шепчешь надрывно сквозь мокрый поцелуй: — тише, малышка, нас могут услышать. — и я киваю; пользуюсь этим чтобы перенять контроль над поцелуем, пока ладонями веду ниже. я торопливо расстегиваю ремень; чувствую, как твой член инстинктивно дергается, поэтому веду пальцами ниже; оглаживаю его сквозь плотную ткань джинс, после чего возвращаюсь пальцами выше: звук расстегивающейся молнии режет слух обоим, и ты не мешкаешь. отрываешься лишь для того, чтобы вспомнить о контрацепции, после чего снова цепляешь мои припухшие губы своими; хриплый стон срывается с твоих собственных, а на моем теле остаются красные пятна от твоих настойчивых прикосновений, пока ты сжимаешь мои бедра в своих ладонях. твои порывы уверенные; мягкие и расторопные: ты отрываешься от моих губ, но оставляешь влажные следы на шее; плечах, ключицах, груди; одним движением белье вниз, по коленкам к ногам и ты смотришь мягко, но взгляд расфокусирован; ты облизываешь собственные губы и я тянусь, чтобы увлажнить их за тебя, а ты позволяешь: прежде чем одним рывком оказаться внутри; войти моментально, срывая с моих губ громкий стон, который я не могу удержать в себе; прежде чем замереть, позволяя мне привыкнуть к ощущению тебя и начать двигаться. мы не замечаем ни настойчивый стук в дверь; не замечаем как где-то поодаль, вибрирует вначале мой телефон, а позже и твой чередой звонков и сообщений. я только прижимаюсь к тебе плотнее; сильнее и крепче, двигаясь ответно вровень заданному тобой ритму: руками цепляюсь за твою шею, моля о том, чтобы ты был ближе; и пятками упираюсь о твою поясницу. ты хрипишь прямо в губы, ускоряясь; мычу ответно, и ты срываешь один поцелуй за другим, потому что это единственная возможность приглушить все звуки. и я подставляюсь под твои рывки; под твои толчки, грубые, резкие и сильные; под твои прикосновения горячие, настойчивые, непрекращающиеся; под тебя - лишь бы ты больше никогда не отпускал.

t w o   w e e k s   a g o
[indent] я закрываю вкладку с сайтом частной клиники, в которой можно сделать аборт, как только слышу шаги у входной двери; торопливо чищу историю браузера и ставлю ноутбук на режим сна, прежде чем отпустить крышу и отодвинуть его в сторону, откидываясь на спинку широкого кресла. «такое случается» - не самый утешительный набор слов, но я знаю что в случившемся виновата только я одна. я должна была быть внимательнее и осторожнее; не должна была позволять себе терять контроль над собой и не должна была ехать с тобой в чертов отель. я уходила от тебя торопливо рано утром: сердце бешено колотилось в груди, раздробленное на части сорока шестью сообщениями и пропущенными звонками от донхека - я выключила телефон еще до того, как мы покинули твою гримерку, обещая себе что разберусь со всем позже; еще несколько звонков от ру - намного меньше, и я не сомневаюсь что ему не составило никакого труда понять куда и с кем я исчезла после концерта, не успев обменяться с ним ни единым словом; не успев даже похвалить его за отличное выступление и поздравить, с чем-то вроде сеульского дебюта. вместо вразумительного ответа, я отправила своему жениху короткое: «извини, я в порядке. поговорим дома, ладно?», давая себе время до вечера, чтобы подготовиться к этому разговору, ведь я не сомневалась что донхек переживал и в то утро, я не сомневалась что он злится. я помнила, что одним заходом в гримерке все не закончилось; помнила, что мы не предохранялись в люксовом номере отеля, поэтому сразу же забежала в ближайшую аптеку чтобы купить таблетки экстренной контрацепции: я и подумать не могла, что это не поможет. донхеку я соврала; сказала что пошла с группой на вечеринку, чтобы отпраздновать их успешное выступление; сказала что было поздно и я осталась у брата; донхек, в свою очередь, сделал вид что поверил и он быстро отпустил эту ситуацию. к моему сожалению, о произошедшем я забыть не могла: тело ныло; тосковало по твоим прикосновениям и я кусала губы без устали, потому что скучала по твоим поцелуям; но больше всего, я скучала по тебе. паршиво мы поговорили, правда? я убедила себя в том, что это была моя ошибка; убедила себя в том, что я оступилась и что не позволю больше этому повториться - я не собиралась ничего предпринимать, чтобы снова пойти на контакт с тобой. нам ведь нечего было обсуждать - это просто секс без чувств, разве нет? к моему сожалению, ты не помогал: решил, что произошедшее между нами, катализатор чего-то большего. твои сообщения появлялись в моем директе все чаще и чаще и я старалась их игнорировать, но ты писал часто; писал ежедневно и я начала отвечать, каждый раз заканчивая разговор просьбой отвалить. а ты и не собирался, напоминая каждый чертов день о себе, будто бы мне не было достаточно того, что я и без того, на протяжении четырех лет, только и делала что пыталась двигаться дальше - как видишь, безрезультатно. я думала все наладится; думала, тебя достанет моя несговорчивость и думала, что мне будет легко ужиться с мыслью о том, что я изменила своему жениху. и только через месяц, после того как задержка заставила меня обратиться к врачу - я и подумать не могла что залетела, - я осознала насколько погрязла в собственном вранье и в безвыходности собственного положения. новость была шокирующей - я не была к ней готова, но я усиленно держала себя в руках и во время ужина; и во время просмотра какого-то сериала на нетфликсе тем же вечером, когда я уложила голову на колени донхека, а он бережно перебирал пряди волос, периодически поглаживая щеку большим пальцем. я не хотела это терять; не хотела оставаться одна, поэтому решила что маленькая ложь будет лишь во благо. я планировала рассказать ему о том, что это его ребенок, цитируя слова моего врача о том, что такое случается: но чем сильнее я оттягивала этот разговор, тем четче понимала что не хочу ему врать. не хочу ему врать снова. это вошло уже в привычку и за это, я так безумно себя ненавидела. позже решила, что ребенка не оставлю - аборт был самым легким способом решить проблему, но реабилитация после этого требовала несколько дней и я не могла все это сделать за его спиной. ру говорил, что поддержит меня в любом моем решении; он сжимал кулаки, старательно пытаясь не выплеснуть на меня весь свой гнев - на тебя, - и просил не торопиться. только вот прошло почти два месяца: если я не потороплюсь, будет слишком поздно. на утро, ру сказал что я должна поговорить с донхеком и, делая длительную паузу между предложениями, с тобой. я долго думала что именно стоит говорить; долго думала о том, насколько откровенной могу быть с ним и осознала, резко, что не хочу больше лгать. не хочу строить наши отношения на вранье, ведь по факту, я поступила плохо. я поступила отвратительно, раздвигая ноги перед другим, не смущаясь ни обручального кольца на безымянном пальце; ни того, что наша свадьба должна была состояться совсем скоро. на часах семь вечера: в это время, он обычно возвращается с работы и я слышу как входная дверь открывается; как он топчется в прихожей, снимая пальто и как идет в сторону источника света, натыкаясь на меня. я не двигаюсь; не реагирую никак и мой взгляд устремлен на ночной город через панорамное окно; ежусь лишь в тот момент, когда его губы касаются моего затылка: — выглядишь подавленной. что-то случилось? — он обходит кресло; садится на корточки передо мной и ладонями цепляет мои руки - от его нежности; от его заботы и от этого тепла в его взгляде, меня воротит от самой себя еще сильнее и я тяжело вздыхаю; глотаю ком в горле, пальцами оглаживая костяшки его рук. я кусаю губы; не решаюсь посмотреть ему в глаза и он терпеливо ждет; не торопит - я разрушу все через считанные минуты и этого я и боюсь больше всего на свете. — нам нужно поговорить. — я поднимаю на него свои глаза и аккуратно выдергиваю ладони из его хватки: так будет легче, не чувствуя его прикосновений и донхек это понимает, он встает и скрещивает руки на груди, плечом упираясь о стену. я поднимаю на него свои глаза: снаружи, он выглядит слишком спокойно; закатывает рукава своей рубашки и не давит - не имею ни малейшего понятия о том, что грызет его изнутри и так боюсь пасть слишком низко в его глазах. — той ночью я не ночевала у ру. — и он прекрасно понимает, о какой именно ночи я говорю, — я знаю, — я смотрю на него озадаченно; невольно напрягаюсь, после чего он уводит свой взгляд в сторону, фокусируя глаза на окне, пусть и заметно, что смотрит он через; что не видит ничего, что сейчас перед его глазами. — ты не отвечала, конечно я позвонил ему. он сказал что не видел тебя после концерта. — и я не знаю что именно заставляет меня чувствовать себя еще паршивее: донхек знал о моем вранье, но не зацикливался на этом; не ковырялся и не провоцировал, веря в то, что я знаю что делаю. так вот: я не знаю; ни черта не знаю. упираюсь локтями о колени; прячу лицо в ладонях, пытаясь собраться с мыслями: получается, откровенно говоря, плохо. потому что его доверие; его терпение; его забота - все это вкупе приводит к натуральному катаклизму внутри меня. я чувствую саморазрушение; чувствую отвращение и ненависть к самой себе и ими же давлюсь сейчас сполна. мой голос звучит тише; надломлено и ослабленно, когда я встаю с кресла и делаю пару шагов назад, чтобы прислониться спиной к стене, поодаль от донхека: — я переспала с другим. — легче не становится ни от озвученного вслух, ни от мысли о том, что я высвобождаю перед ним свою душу. я не смотрю на него; слышу томное дыхание и цепляюсь визуально за то, как он отворачивается. он подозревал, но легче не верить в то, что не озвучено, правда? он растягивает молчание, после чего поворачивается ко мне: я никогда не видела в человеке столько разочарования, сколько вижу в нем и хуже всего: все оно ко мне одной. я запрокидываю голову назад; тычусь о холодную стену и моргаю часто; стараюсь сдержать в себе слезы: — может, нам следует взять паузу? — я слышу собственный голос будто бы со стороны; словно он принадлежит не мне - сломанный; хриплый; почти переходящий на шепот. я знаю что должна рассказать ему о беременности но боюсь что от этого станет только хуже, поэтому слова застревают в глотке и сердце, застревает грузом на выходе, в тот момент, когда я понимаю что собственноручно уничтожила все: — не думаю что пауза поможет, лея. — он говорит отрешенно; будто бы даже не со мной разговаривает; дышит размеренно и задумчиво хмурит брови; от былой заботы во взгляде не осталось ничего. — мы даже не женаты, а ты уже изменила мне. такое не случается единожды. я думаю, наша помолвка была ошибкой. — рубцом по самому сердцу; сквозным, прямым ударом и чтобы на части, две равные - и каждое безжалостно кровит. — и я думаю, что ошибался в тебе. — жмурю глаза, чувствуя как горячие слезы скользят по щекам; чувствую солоноватый привкус на краю губ и не сдерживаю предательский всхлип, прежде чем накрыть лицо руками, — я хочу, чтобы ты уехала. — он не дожидается моего ответа; не хочет больше об этом говорить, поэтому обходит комнату и направляется в сторону спальни, закрывая за собой дверь. донхеку хватило лишь правды о том, что я переспала с другим, чтобы оттолкнуть моментально; с мыслью о том, что под сердцем сейчас храню твоего ребенка, мне приходится справляться сейчас одной. я разрушила все самостоятельно и от этого, так, мать твою, больно; я поддалась минутной слабости и вся моя жизнь пошла по причинному месту. я боюсь того, что скажут его родители, когда узнают о разорванной помолвке; боюсь того, что скажут все наши общие друзья, ведь наверняка донхек не будет прикрывать меня и не сокроет причину своего категоричного решения; я боюсь того, что скажут мои родители и что они подумают в тот в момент, когда узнают и о втором пунктике в моем списке чертовых проебов. ру отвечает на сообщение моментально; говорит что будет через несколько минут и заберет меня к себе. в тот вечер, я оставила все вещи в квартире донхека - все, за исключением вещей первой необходимости и того самого, маленького, фиолетового суккулента в керамическом горшочке: сказала, что заеду на днях, когда он будет на работе и заберу все остальное. на кухонном столе осталось обручальное кольцо и серебряная цепочка с подвеской с моим именем - подарок, на нашу первую годовщину. той же ночью, я заархивировала все наши с ним общие фотографии и ответила на твое сообщение очередным, коротким: «оставь меня в покое, хан». ру не нуждался в объяснениях; а я не нуждалась в утешениях. мы не разговаривали об этом на протяжении нескольких дней. на самом деле, несколько дней мы ни о чем не разговаривали, потому что я даже выбираться из спальни отказывалась, взяв несколько выходных за свой счет. когда я заговорила с ним впервые, сказала что не знаю что делать дальше; сказала что не знаю, как обо всем рассказать родителям; сказала, что не хочу оставлять ребенка. ру поджимал губы и смотрел на меня в упор, прежде чем сказать, что для начала, мне нужно поговорить с тобой.

t h a t   i f   i   c a n ' t   b e   c l o s e   t o   y o u
I ' L L   S E T T L E   F O R   T H E   G H O S T   O F   Y O U                                                       
i miss you more than life

n o w
[indent] я не была готова к еще одному тяжелому разговору на этой неделе, но ру настаивал - ошибочно предполагал, что ты поможешь со всем разобраться; был прав в том, что я нуждалась в поддержке и отчего-то думал, что я ее смогу получить в твоем лице. он скинул мне твой адрес еще утром; через пару часов, написал что вы заканчиваете репетиции в шесть и предложил подвезти меня к тебе, но я отказалась. как оказалось, твоя квартира находилась недалеко от квартиры моего брата, и я решила что небольшая прогулка поможет освежить мысли и привести себя в порядок. справедливости ради, мне стоило скинуть тебе сообщение - вместе с адресом, ру скинул и твой новый номер телефона, который ты поменял после дебюта и я даже вбила его в список контактов. по крайней мере, мне следовало написать тебе в директ о том, что нам нужно поговорить и о том, что я сегодня вечером зайду к тебе, но я не знала как на это отреагируешь ты. я все еще считаю что наш разговор - глупая, никому не нужная затея и моя позиция предельно ясна. ты сейчас находишься на пике своей популярности; твоими фотографиями заполнен весь интернет - ревность колко била сквозь ребра, стоило только проскользнуть глазами по комментариям под одним из таких постов, и отношения со мной, совсем не то, в чем ты нуждаешься. и тем более ты не нуждаешься сейчас в ребенке: раньше, мы с тобой не один только раз говорили о том, что когда-нибудь станем семьей, но приоритеты были расставлены иначе и эта жизнь теперь никак не вписывается в твою привычную реальность. я искренне верила, что будет лучше если я просто не буду тебе ни о чем говорить: потому что я не просила бы денег для хирургического вмешательства; потому что, в случае если бы я решила оставить ребенка, не молила бы тебя играть роль прилежного отца и растить малыша, в котором ты не нуждаешься. во мне еще нет толком никаких визуальных изменений: разве что плоскость живота уже начала исчезать, но за теплыми свитерами и длинными, зимними пальто, это совсем незаметно. морально, я не переставала чувствовать себя разбитой ни секунду после того, как узнала о своем положении. не удивительно, на самом деле: о моей беременности не знал никто кроме ру; мысли безостановочно разъедали меня изнутри; я завтракала сомнением и ужинала отчаянием - я не получала поддержку, в которой нуждалась и от этого, пережить эти два месяца было сложнее всего. не такое будущее мы представляли, правда? не об этом мы мечтали, не возвращаясь домой до самого рассвета, потому что не могли оторваться друг от друга; не об этом грезили, пересчитывая звезды на небе из ночи в ночь, лежа на холодной траве по началу весну; не этого мы хотели, представляя о разделенном будущем на двоих. мы думали все сложится иначе; верили, что все получится по-другому, но теперь, все что нам остается - довольствоваться тем, чем обернулась твоя гордость; твое нежелание поговорить со мной; твоя вера в то, что ты не сумел поранить меня одной детской игрой и ребяческим желанием доказать что-то окружающим. боже, хан, если бы ты только выбежал той ночью следом за мной; если бы ты только позвонил на утро; если бы ты только не позволил уйти, крепко держа за руку, повторяя из раза в раз что не отпустишь. но ты сделал все с точностью да наоборот: а потом, не сделал ровным счетом ничего, чтобы вернуть. поверь: четыре года это больше чем достаточно, чтобы мысль о том, что ты просто разлюбил, размеренно улеглась в голове и осела крепко. паршиво, что в отместку, я так и не смогла разлюбить тебя. дорога до твоего дома занимает больше, чем я ожидала: виной тому медленный шаг, потому что я оттягивала нашу встречу так, как только могла. я сверяюсь с телефоном, когда точка на экране указывает что я в нужном мне месте: огромная, огражденная и охраняемая территория, внутри которой несколько высоток - наверняка, апартаменты здесь стоят не меньше нескольких миллиардов вон и я мягко улыбаюсь себе под нос: отличается значительно от нашей с тобой, старой квартиры. естественно, ворота закрыты - к частью, передо мной всплывает высокая и грузная фигура охранника, который оглядывает меня - не совсем похожую на местную знаменитость, по всей видимости, - после чего спрашивает что я здесь забыла. я называю твое имя; говорю что мы договаривались о встрече, но ты не отвечаешь на звонки и он мешкает, но по итогу пропускает; говорит что ты еще не вернулся, твоей машины нет и мне придется подождать, на что я расторопно киваю и расплываюсь в благодарностях, прежде чем прошмыгнуть внутрь. на улице чертовски холодно, что не удивительно для этого времени года - с наступлением темноты, градусы скатываются в минус и это ощущается уже сейчас, потому что я торопливо прячу руки в карманах мехового пальто, искренне надеясь что тебе не придется задерживаться, пусть я до сих пор и не уверена в том, что именно скажу тебе, как только окажемся лицом к лицу. я теряюсь во времени; пару раз открываю какао-толк и стремлюсь написать тебе; даже умудряюсь набрать тебя, но сбрасываю сразу же, не дожидаясь даже первого гудка, поэтому прячу телефон в небольшую, черную сумочку, перекинутую через плечо. я провела несколько часов на скамейке перед одной из высоток: дергалась каждый раз, когда чья-то машина заезжала во двор; щурилась от яркого света фар и вздыхала, когда видела за рулем кого-то другого; на телефоне осталось пять процентов, на тот момент, как я поднялась и собиралась уйти, но что-то все же заставило меня остаться: я обошла широкую, детскую площадку и уселась на высокие качели, старательно пытаясь хоть чем-то отвлечься. и у меня получается: к сожалению, я увлекаюсь очередной тирадой своих болезнетворных мыслей; к счастью, я полностью теряюсь во времени и не замечаю, как вечер планомерно сменяется глубокой ночью; не замечаю, как ковыряясь мыском от мартинсов в каменистом покрове под ногами, перестаю ощущать онемение в ладонях и ногах от мерзкого холода; пропускаю мимо тот момент, когда твоя машина заезжает на частную территорию - если бы ты не заметил меня издалека, наверняка, я проторчала бы тут всю долбанную ночь, потому что несколько минут назад телефон жалобно загорелся темным экраном и разрядился окончательно, а очередная пешая прогулка мне сейчас не по силам. я вздрагиваю, когда слышу твой голос; моментально поднимаю на тебя свои глаза и молчу; цепляюсь за тебя взглядом и через секунду, также крепко цепляюсь за твою протянутую ладонь. ты смотришь тепло; взволнованно и озадаченно и сжимаешь крепче мою руку в своей, а я не способна даже ответить хотя бы на один из твоих вопросов. ты, к счастью, не давишь; не требуешь ничего - ведешь меня к себе домой и я послушно следую за тобой, благодарная за то, что ты позволяешь мне держаться за тебя. ты отпускаешь мою руку только когда мы оказываемся внутри квартиры; отходишь в сторону, оставляя пакеты и снимая с себя куртку. ты - сердце предательски щемит в груди с такой силой, что мне приходится кусать губы изнутри, чтобы держать себя в руках, - сразу же заботишься обо мне и моем комфорте и лишь когда помогаешь мне снять пальто, проходишь внутрь квартиры, кажется, в сторону кухни, а я стаскиваю с себя ботинки, торопливо семеня следом за тобой. — нет, все в порядке, хан, спасибо. — говорю тихо, но уверена, ты расслышал каждое из моих слов. я действительно чертовски замерзла; тепло остро бьет по ногам и рукам и мне было бы неплохо принять душ, чтобы не подхватить простуду или что-то серьезнее; я правда голодна, потому что проторчала на улице несколько долгих часов, но твоим гостеприимством пользоваться не хочу, поэтому пожимаю плечами и скрещиваю руки на груди, в попытках согреться и унять дрожь в теле. — я ненадолго. — и в этом, я пытаюсь убедить не тебя. в этом, мне приходится убеждать саму себя. твоя новая квартира совершенно не похожа на нашу старую: разве что, предельно много цветов и зелени вокруг и я не сомневаюсь, что это единственное, что ты забрал из нашего дома, когда съезжал. невольно улыбаюсь: поверь, за наше прошлое так крепко держусь и я. — ру настоял на том, чтобы я поговорила с тобой. — улыбка исчезает с лица моментально; я не вторю твоей радости и наверняка, ты не будешь ее испытывать когда узнаешь истинную причину по которой я к тебе заявилась. ты смотришь удивленно, а я не нахожу в себе силы признаться в том, что не собиралась тебе ничего говорить. ни о разорванной помолвке, ни о своей беременности. пальцами впиваюсь сильнее в предплечья; продолжаю поддерживать это расстояние между нами и облизываю сухие губы; нервно кусаю нижнюю, и чувствую четко, как дрожат мои собственные пальцы: все еще от холода, но вперемешку с чертовым страхом. — ты должен знать, наверное, что никакой свадьбы не будет. — невольно отпускаю руку; цепляюсь за безымянный палец, на котором больше нет привычного, обручального кольца и ты это замечаешь. ты совсем на себя не похож: суетишься; не сводишь с меня глаз, словно боишься что я куда-то пропаду; глотаешь собственные слова и - волнуешься? переживаешь? от этого, говорить становится еще сложнее, поэтому я обхожу небольшой кухонный стол и сажусь на один из свободных стульев. — и ты, наверное, должен знать причину, но, послушай, хан, — запинаюсь; тяну рукава светлого свитера; пальцами цепляюсь за колечки - все, лишь бы унять хоть чем-то дрожь в собственном теле, — я знаю что тебе это все не нужно и я не собираюсь убеждать тебя в обратном. я что-нибудь придумаю, ладно? — ты хмуришь брови; смотришь пристально, пытаясь понять к чему я веду, а все слова будто бы вылетели из чертовой головы и складывать их в предложения до невозможного тяжело. — донхек разорвал помолвку, из-за того что я провела ту ночь с тобой и, — я чувствую тяжелый, объемный ком, который сформировался в горле; сглатываю шумно и тяжело и складываю ладони лодочкой между ног. продолжаю кусать губы и от этого, щиплет изнутри; на тебя смотреть просто невозможно и я тяжело вздыхаю, прежде чем продолжить: — и мы не предохранялись. я залетела, хан. — легче не становится от слова совсем. дышать до невозможного тяжело и я чувствую как тревожность накатывает новой волной. воздух скользит в легких тяжело и устало: мне не стоило тебе об этом говорить. мне действительно не стоило сюда приходить. нам, правда, нужно было держаться друг от друга подальше и больше никогда не пересекаться. слышишь? никогда. у нас ведь это так хорошо получалось.