n o w
[indent] это практически обидно: я ведь к тебе со всей душой, не только с телом. но это, по-твоему, нормально: веселиться, радоваться жизни, купаться в лучах любви по поводу собственного праздника, пока я, судя по всему, должен тухнуть в квартире с окнами нараспашку, чтобы горький табачный дым - люблю передовые технологии, благодарен прогрессу, но электронные сигареты и вся эта хрень на водной основе с ароматами шоколада, арбузов, карамели, потных носков, дыни, суточного перегара, лесных ягод и, возможно даже, блевотины, не воспринимаю вообще никак - не впитался в велюровую обивку темно-синего дивана с забавными разноцветными пуговками на подушках и под подлокотниками и в тонкий китайский тюль. мне, на самом деле, плевать как-то, что и куда впитается, я даже не чувствую запах, пока не уткнусь носом в переполненную бычками пепельницу, но матушка, заезжающая проведать стабильно раз в пару месяцев мозги выедает, не зная ни пощады, ни жалости. тюль - ее подарок, привезенный из прошлогоднего путешествия по исторической родине (сомневаюсь, что нашими предками были китайцы, но ее в этом не переубедишь, она обожает кимоно, палочки, культуру чаепития и еще - умничать и задирать свой крючковатый нос кверху). поэтому, я не имею никакого сверхчеловеческого желания проводить практические единственный свободный в этом месяце день на медитацию, познание дзена, возможно, ленивую дрочку в душе или знакомство с кем-нибудь сомнительным в каком-нибудь месте, тоже, кстати, сомнительном. и я мог бы здорово повеселиться, если бы не ты и не твоя гордость, якобы мню растоптанная. серьезно: я мог бы подарить тебе все, что угодно - мне позволяет мой заработок, позволяет открытый счет в банке, позволяет даже мое имя, известное не повсеместно, но зато - не в самых узких кругах. и если бы ты была капельку умнее (или жаднее, я пока не определился с этим), ты могла бы скинуть геолокацию хотя бы ради личной выгоды, чтобы, ну, не знаю, получить классный презент - сертификат куда-то, например, в магазин нижнего белья, почему бы и нет? или в спа-салон, чтобы расслабиться, или возможность съездить на великие озера и поделать фоток для инстаграмма еще на полгода вперед. вот только ты этого не сделала, и теперь наверняка тухнешь среди букетов цветов, открыток и стандартных пожеланий в духе - счастья, здоровья, благополучия, успехов, любви, процветания и исполнения всех мечтаний. это, конечно, очень круто и несомненно - очень важно; но никто не украсит твою компанию так, как я; я могу это гарантировать, ты делаешь вид, будто не нуждаешься. знаешь, в чем не нуждаюсь я? в этой нелепой попытке отвадить куда подальше и убедить (то ли меня, то ли саму себя) в том, что мы - так себе пара. я, может, тоже так считал изначально, тогда, когда только с тобой познакомился: ты состроила такое недовольное лицо, что мне аж не по себе стало: негоже таким хорошеньким девочкам строить из себя недотрог только потому, что они в своей голове сделали выводы преждевременно, и теперь решают им следовать. мне, по сути, было практически все равно на то, кто ты такая, в тот вечер: я не знал о твоем существовании, а в числе приглашенных был рад видеть приятелей, младшего брата и его девушку, с которой поладил легко практически сразу, и то, что они решили притащить тебя на буксире из обещаний устроить неплохой разгрузочный вечер в конце трудной рабочей недели - ну, это ведь судя по всему только их дело, верно? ты сидела за столиком на четверых напротив них, и так уж вышло, что оставшееся свободное место было рядом с тобой - эван и айви сидели напротив, миловались и любовались, держались за ручки под столом, не пытаясь скрыть своего желания поскорее уединиться, хоть и складывалось впечатление, что даже внутри толпы они толком никого и не замечают. я давно с ними не виделся: с братом - на его дне рождения, на которое смог заявиться только под конец тусовки, когда практически все уже разошлись, а он походил скорее на великого страдальца, чем на именинника: ни счастливой улыбки во все лицо, ни расслабления в плечах, одна сплошная загруженность, одно сплошное разочарование во взгляде (мы оба прекрасно понимали, в чем причина такого настроения, но он не хотел лишний раз распространяться о своей личной жизни, а я никогда не настаивал, чтобы не стать еще одним раздражителем). я, честно сказать, и сам надеялся, что айви хотя бы позвонит, чтобы поздравить; хотя бы сообщение напишет, и я не знал, может, она это и сделала, и тогда причина упаднического настроя могла иметь два повода: либо он загрузился еще сильнее из-за их вынужденной разлуки, либо она действительно не дала о себе знать никоим образом тогда, когда он в ней нуждался больше всего, ведь прошел уже год, и они могли провести время вместе, без этой торжественной пафосной шелухи. в любом случае, лезть не в свое дело я не стал. ничью сторону принимать не собирался: эвана было откровенно жалко, он скис лицом и как будто даже посерел, как свежий труп, упаси господь; но это ведь нормально, верно? это жизнь и, к сожалению, не всегда все бывает так, как мы того желаем. люди встречаются, люди расстаются, громко и молчаливо, скандально и тихо, без лишних разговоров - у всех это все происходит по-разному, и кто знает, может быть эти две просто не смогли справиться с расстоянием и долгой разлукой, и уже не нуждались даже в том, чтобы обсудить все и поставить окончательную точку? во всяком случае, все обошлось. не без споров, конечно, драматичность всегда добавляет смака, пробуждает страсть и все то, что успела стать позабытым и запылившимся; но они все-таки сошлись. кто-то научился терпению, кто-то собрал яйца в кулак и решил все за двоих; я старался делать вид, будто изначально не знал о том, что между ними происходит, чтобы не смущать лишний раз и не позволять неловкости просочиться в наши взаимоотношения, потому что знал, что младшего брата это будет напрягать. во-первых, мы через такое уже проходили: его бывшая подружка с сожженными сухими волосами, кукольным личиком и сучьими повадками не нравилась мне никогда. она даже выглядела как-то ненатурально, и дело не в ее попытках сохранить молодость и выглядеть всегда идеально, а в этом желании быть совершенством во плоти. ничего плохого, казалось бы, здесь нет; но она перебарщивала буквально во всем. она не останавливалась на внешности и пыталась прокачаться по всем фронтам, но у нее не получалось, все ее попытки становились смехотворными, ее реакции на это - неправильными. она злилась, агрилась, сходила с ума и превращалась в самую настоящую стерву, лишенную человеческих ценностей и норм морали. она даже за отношения не цеплялась, и все со стороны выглядело так, будто она делает одолжение брату, принимая его ухаживания. будто позволяет ему быть рядом, а не хочет сама того же. они так и не съехались, она не пускала его к себе и не приезжала к нему на дольше, чем просто на одну ночь; не знакомила со своими токсичными подружками, которые наверняка знали слишком много ее секретов, зато крутилась в его компании постоянно, требовала постоянного внимания, но ничего не отдавала взамен, не понимая, не осознавая, что отношения - это взаимный, общий труд, требующий сил как физических, так и моральных. эван был влюблен в нее по уши, зависел от нее, ее мнения, ее поведения, ее оценки и таскался за ней, как щенок, ожидая подачки или похвалы, и выглядел откровенно жалким. он проникся чувствами к ней, и все вокруг понимали, что он несется к пропасти на всей скорости в автомобиле, в котором никогда не было тормозов, но сделать с этим никто ничего не может, и мы продолжали оставаться сторонними наблюдателями, ожидая развития событий. их расставание в принципе было чем-то ожидаемым. я бы сказал: рано или поздно терпение кончится у любого человека, оно лопнет, как воздушный шарик, но первым назад сдал не эван, даже тогда это сделала лесли, либо найдя себе новую рыбку, к тому же покрупнее, либо просто устав от навязчивого ухажера в лице моего брата. стоило бы выдохнуть с облегчением: он бы перестрадал, погоревал, попечалился об упущенном счастье, а потом вернулся бы в строй, но лесли не намерена была тебя отпускать, напоминала о себе просьбами приехать, забрать, поговорить; давала ясно понять: он все еще привязан к ней, беспомощный и безвольный, и примерно тогда в его жизни и появилась айви. на самом деле, чуть раньше. наше с ней знакомство вышло немного спонтанным: я не успевал заехать к себе домой во время ожидания пересадки после утреннего рейса и решил пару часов провести в той квартире, которая была дальше от центра и ближе к выезду из города; ключи от квартиры брата у меня были всегда и я знал, что могу не предупреждать о своем появлении на пороге заранее. когда ключ в замочной скважине провернулся два раза, замок тихо щелкнул, а дверь открылась, я увидел не того, кого ожидал, а ее - темнокожую чернявенькую девчонку с расширившимися от удивления глазами и округлившимся забавно ртом. она выглядела не менее пораженной, чем я, и я уж было подумал, что помешал - для чего молодой парень может пригласить к себе девушку? в моей ограниченной квартире мира вариантов ответа не так уж и много, но айви - так представилась чужая гостья - не под один не подходила, и просто пережидала, пока в ее затопленной однокомнатной студии шел ремонт после того, как соседи сверху затопили. и правда в том, что я видел, как айви смотрела на эвана; видел, как не может подолгу отвести от него взгляд; видел, как она упоенно его слушает, даже если он несет откровенный бред, как смеется над каждой шуткой и как торопливо отворачивается в сторону, стоит только ему обратить на нее внимание. она пыталась скрывать вспыхнувшие разом чувства, боялась принести ими дискомфорт и держалась особняком, тщательно подбирая слова и избегая лишний раз физического контакта, и тогда - именно тогда, сидя на их кухоньке и допивая последний бокал растворимого кофе, я подумал о том, что было бы здорово им сойтись, хотя бы для того, чтобы брат понял - что это такое, когда тебя любят, а не используют. но дни шли. тянулись волокитой незаконченных дел и поспешно принятых решений, а между ними ничего не менялось. айви не делала шаги вперед и продолжала топтаться на месте, а еще начинала избегать моего общества, будто почувствовала, что я уже все знаю и боялась, что не смогу удержать язык за зубами. возможно, мне стоило поговорить с кем-то из них, но я не имел ни малейшего представления о том, как подступиться, что сказать, что сделать, чтобы не создать для них еще больше проблем, и выбрал самую лучшую тактику: ждать. и не сказать, чтобы не прогадал, отнюдь: дни тянулись предельно медленно, перерастали в месяца, и, когда напряжение достигло своего предельного пика, случилось неминуемое и практически необратимое: эван смог взглянуть на ситуацию под другим углом, смог заметить, какой важной частью в его жизни стала айви, смог прикипеть к ней душой и сердцем, но она была на грани отказаться от всего этого, готовая вернуться к себе домой, в испанию, и так все и должно было закончиться. это стало бы уроком для обоих: он бы перестал цепляться за девушек, которым не был нужен, а она научилась бы выбирать мужчин правильно, но эти двое оказались куда более упертыми, и вместо того, чтобы друг друга, наконец, отпустить, они решили подождать еще один год - двенадцать месяцев мук и ада. и это восхищает, правда, потому что я, например, не дождался бы. какой бы высокой, чистой и светлой ни была бы моя любовь, я бы сдался уже через пару месяцев, как самое позднее, потому что продолжать отношения на расстоянии - гиблое, паскудное, неблагодарное дело. это лишь попытка обмануть друг друга и время, сделать вид, будто ничего не изменится, но как прежде ведь никогда уже не будет: вы либо окончательно все проебете, либо привяжетесь настолько сильно, что больше друг без друга уже и не сумеете никогда. и я, собственно, к чему все это: тебе, милая тесса, стоило бы включить голову, перестать отрицать свою, как минимум, симпатию ко мне, и не прятать больше голову в песок. у тебя ведь на лице все написано, считать твои истинные эмоции не сложно: то, как дрожит, ломаясь, твой голос при очередной попытке отмахнуться от меня в очередной раз; то, как вздрагиваешь всем телом, стоит только подойти поближе и коснуться; то, как подолгу печатаешь сообщения в чате, каждый раз обещая заблокировать навсегда, но никогда не воплощая угрозу в реальность. ты ведешь себя как маленькая девочка, которая впервые получает знаки внимания от мальчика, но мы не дети, и мои намерения должны быть предельно просты и понятны: я хочу тебя себе. хочу сделать тебя своей, но не в этой токсимчно-абьюзивной системе с расплывчатыми 'я не смогу жить без тебя' или 'моя жизнь без тебя потеряет смысл'. не потеряет. она, более того, не особо и изменится: я все так же буду всецело отдаваться музыке и любить ее крепче любой женщины, но просто будет как-то пусто. неполноценно, знаешь. в кухонном шкафчике все чашки будут белыми, однотонными и скучными, постель с одной стороны - холодная и всегда не заправленная, в корзине для грязного белья - только мрачный темный однотон, а на полочках в шкафчике в ванной - только бритвенные принадлежности, какой-то шампунь с диким ментоловым запахом и такой же гель для душа, отпугивающий все живое в радиусе тридцати метров. ну, понимаешь, да? без тебя - нормально. вполне обыденно, привычно, не потеряно. но представь, как заиграло бы новыми красками с тобой? я хочу тебя в том плане, чтобы - чтобы знать, что возвращаюсь не в пустую квартирую, лишенную уюта и чужого человеческого тепла; чтобы знать, что ты всегда позвонишь мне, если столкнешься с какой-то трудностью, и даже если сможешь справиться с ней сама и без чужой помощи - просто поделишься; чтобы знать, что купленная в полупьяном бреду в каком-то онлайн-магазине герань не сдохнет от недостатка воды, солнечных лучей и витаминов. я хочу тебя себе для того, чтобы ни ты, ни я не были одинокими. чтобы ни ты, ни я не искали кого-то еще и не пытались обмануть себя, уверенные, что существуют варианты и получше, ведь я знаю - их нет. и я очень, очень, очень упертый, поэтому я все еще продолжаю тебе докучать. не из вредности, не из чувства собственного достоинства, не из-за задетой гордости - вовсе нет. я понимаю, когда нужно остановиться, осознаю, что переходить грани дозволенного никому и никогда не стоит, и я сумею сказать самому себе 'стоп' перед тем, как обидеть тебе или доставить дискомфорт, но все это случится нескоро. до всего этого так далеко, ведь пока ты не моя - в том самом, правильном, грамотном, верном, естественном смысле - ты так же ничья более, и я ничто в этой жизни не ценю так, как это. я смирюсь с легкостью, если встретишь какого-то парня, который вдруг окажется твоим идеалом; не буду мешать развитию ваших светлых чувств, но я не останусь в стороне, если ты сделаешь это из какой-то глупости. я готов нести за тебя ответственность уже сейчас - понимаешь, насколько я на самом деле серьезен, детка, или мне нужно привести еще с десяток аргументов, чтобы ты в этом убедилась окончательно? потому что я, буду откровенным, могу продолжать бесконечности. но, к сожалению, все еще торчу в своей квартире, экономлю электроэнергию и подсвечивая стеклянную пепельницу светом от экрана телефона. яркость на максимуме, звук - на минимуме, пока листаю чужие сторис, зажимая между пальцами фильтр крепкой сигареты. короткие тридцатисекундные ролики у эвана и айви совпадают: кажется, это какая-то вечеринка. люди пьют, люди курят, люди закидываются дрянью, занимаюсь беспорядочным и, наверняка, незащищенным сексом в чужой ванной - такое одно большое клише, без которого не обойтись ни одному крупномасштабному дню рождению, а твое именно такое. я приглядываюсь к стенам и к декору, чтобы понять, где они находятся, и пока включаю дедуктивные способности на максимум, замечаю то, что увидеть с самого начала и не надеялся: тебя. с маленькой диадемкой в блестящих волосах, в маленьком коктейльном платье, с счастливой улыбкой на лице - ты обнимаешься с айви, соприкасаешься с ней щеками и что-то говоришь, но играющая фоном музыка перебивает, а я - я затаиваю дыхание. эта сторис появилась меньше минуты назад, наверняка я - вообще первый, кто ее видит. айви говорит тебе что-то в ответ, и ты смеешься, опрокидывая голову назад и заливисто смеясь: я вижу, как влажно блестят твои губы, а еще так же блестит твоя шея, наверняка покрывшаяся тонкой, неощутимой и незаметной практически пленочной пота, и ты не представляешь, как мне хочется прижаться к ней, присосаться ртом, чтобы пометить, чтобы зацепить зубами и сжать, чтобы на утро там расцветала метка - настолько соблазнительна картинка перед глазами. но я же не животное какое-то, право слово; поэтому, не досматривая до конца, я смахиваю пальцем вверх, скрывая приложение, сжимаю переносицу, устало растирая, и тут же открываю мессенджер. звонить бесполезно: в такой громкости услышать ничего не получится, поэтому я, прицельно попадая пальцем по клавишам, отправляю одно-единственное сообщение с просьбой кинуть адрес. выше - еще десяток таких же сообщений, в разной форме и в разном виде: капсом, без пробелов, с сотней эмоджи и даже стикерами. практически все они проигнорированы, и я не понимаю, почему: эван отмалчивался, отвечал на все, кроме этого, будто специально, и сейчас даже не на что было надеяться, но рядом с фоткой профиля брата загорается зеленый огонечек, а вместо сухого 'в сети' появляется многообещающее и ожидаемое 'печатает'. я жду очередной отказ или даже предложение отправиться в далекое пешее, но буквально через тридцать секунд вижу только адрес, а потом - подмигивающий смайлик, самый ублюдский из всех, которые только если в коллекции, так и подбивающий на ответную провокацию. предпосылок для такой щедрости две: либо мелкий успел расслабиться под высоким градусом, либо его телефон оказался в руках его подружки, решившей побыть свахой на полставки сегодняшним вечером. недокуренная сигарета тушится о край пепельницы, сообщение с адресом на всякий случай скринится - ну, мало ли, передумают - блокируется и прячется во внутренний карман вельветовой - ну точно под стать дивану - просторной рубахи, больше похожей на куртку. на подземной парковке стоит чистенькая, свеженькая, пригнанная из химчистки на днях синяя киа (тоже под стать дивану, в моем мире он занимает центр), и я даже рад, что не успел еще присосаться губами к горлышку какой-нибудь бутылки, иначе пришлось бы маяться с вызовом такси. тачка заводится с автозапуска без колебаний, и к тому моменту, как лифт спускает меня на третий уровень паркинга, она уже сияет приветливо ближним светом.
e a r l i e r
[indent] в коридоре темно и душно. воняет сладкими духами и благовониями. свет тонкой змейкой расползается по прожженному тут и там полу под дверными щелями. из-за одной, плотно прикрытой, доносятся тихие поскуливающие стоны, чье-то шипение и звук смачного удара, будто кто-то обо что-то долбанулся; за другой - тишина, только постукивание по экране телефона или планшета; за третьей - суетливые бормотания, и я без промедления захожу именно туда, потому что там, перед высоким заляпанным зеркалом, закинув ноги на узкую столешницу, не вмещающую в себя весь косметический запас гримера, сидит лоис и качает головой в такт музыке, звучащей в беспроводных наушниках. он крутит между пальцами медиатор от своей акустической гитары: она никогда не появляется в его руках на выступлениях и он редко прикладывается к ее струнам на репетициях, но это - что-то вроде памятного подарка, ставшего талисманом после нескольких особо удачных концертов. лоис таскает ее всюду с собой, иногда даже не вытаскивает из чехла, но это и необязательно; само ее наличие заставляет его успокаиваться практически моментально. он не открывает глаза, когда я прохожу мимо, но качает головой в знак приветствия и продолжает что-то бормотать, едва шевеля губами. дункан разминает пальцами виски, запрокинув голову назад и растянувшись на всем диване звездой. прошлая ночка для него выдалась особо жаркой и, наверное, бесконечной: его голые плечи расцарапаны, и не нужно стараться, чтобы угадать, кто его этими животными отметинами наградил. его подружка - сатана во плоти, настоящая кошка, и это навряд ли может походить на комплимент. она ревнивая, истеричная, до жути громкая и страстная баба, ей ничего не стоит кинуться на него с желанием разрисовать рожу своими длиннющими когтями, а потом все эти царапинки расцеловать. она рядом с нами практически всегда, потому что доверяет дункану, но не доверяем всем тем девицам, которые его частенько окружают, все-таки, он действительно видный парень, следящий и за своим лицом, и за своим телом. на таких, как он, вешаются, о таких, как он, думают безостановочно, ну и естественно - естественно - мечтают затащить в постель и увидеть между своих разведенных широкого ног. иногда мне кажется, что в очередной порыв любви или ненависти - разница минимальная между их проявлениями - молли его либо придушит, либо прирежет. он держится уже третий год, терпит ее и, как только увидит ее на горизонте, растекается лужицей. меня она немного пугает: взгляд у нее поплывший, безбашенный, не обещающий ничего хорошего, но мириться приходится. возможно, дело в том, что такие мне не по вкусу: не люблю я темпераментных. не люблю американские горки и качели - тоже не люблю; мне бы в свои двадцать девять - чего поспокойнее. какую-нибудь малышку под боком, тихую, мягкую, очаровательно крошечную, такую, чтоб зубы сводило от милоты, а не желания вышвырнуть после первого же скандала, ничем не обоснованного и не подкрепленного. таких вокруг не было. все, как одна, повернутые на своих правах феминистки, ущемленные на все жизнь далеко вперед, радикалки, мужененавистницы, с которыми опасно связываться для собственного ментального здоровья; разговоры о равноправии и современных глобальных проблемах меня не вдохновляли и не волновали, я не искал собеседницу, да и в принципе никого не искал. отношения - это круто, наверное. я так думал до тех пор, пока не стал свидетелем того, как они уничтожают моего брата; превращают его в какое-то подневольное живое существо, повязанное на инстинктах быть нужным тому, кому, вообще-то, прицельно похуй. начало складываться ощущение, что сейчас такие - все. меркантильные, заглядывающие в кошелек при первой встречи, выставляющие условия и прайс за свои услуги: улыбаться, обниматься, целоваться, трахаться - за все нужно платить, но не заботой и любовью, а дорогими парфюмами, люксовыми шмотками, новыми тачками и оплаченными курортными путевками в какой-нибудь италии. и дело не в жадности или скупости, вовсе нет; отдавать - меньшее из зол, да и проблемой никогда не было, но получать взамен тоже хочется. поэтому, иногда я дункану даже завидовал: противная, но все же у него была постоянная подружка, и порой она превращалась в настоящего ангела, если верить его россказням и в реальность второго пришествия христа. я едва успеваю перекинуть куртку через спинку единственного свободного стула, доживающего последние дни на своих кривых ножках, как в комнатку вваливает бобби: он отряхивает патлатую голову как собака, пробегается пальцами по влажным корням и потом, когда отодвигает волосы от лица, хлопает в ладони: привлекая внимание. - все без изменений, три подряд, перекур, две из будущего альбома, - никакого альбома, на самом деле, нет, но бобби ничто не помешает верить в то, что рано или поздно, но мы все же соберемся и запишем лучшие из треков для выпуска физических версий. сомневаюсь, что в двадцать первом году двадцать первого века их купит, но расстраивать солиста не хочется: он ведь так старается, напрягая шею во время забора высоких нот перед своими персональными фанатками, - завтра в обед вылетаем в нэшвилл, готовимся к фестивалю, поэтому, не задерживайтесь, - он не дожидается наших реакций, разворачивается и уходит прочь. не потому, что не может поладить с нами или с чего-то бесится, а просто потому, что он такой человек: дохера щепетильный, дохера повернутый на правильности всего происходящего. он требует идеальности всегда и во всем, часто натыкается на стену непонимания в наших лицах, ведь каждый имеет подушку безопасности и занимается музыкой как увлечением, непостоянным, а только временным хобби. исключение составляем мы с ним: родители лоиска имеют бизнес по скупке японских тачек и продаже их на американском рынке, их мало волнует то, что великовозрастное дитятко не работает по полученной специальности, а брынчит на гитарах в сомнительной компании - навряд ли он обеднеет к старости; дункан, вообще, дантист, и он даже работает с детишками до обеда, устанавливая брекеты и вылечивая кариес. музыка - его способ расслабиться и отдохнуть от пациентов и молли. и только мы с бобби запариваемся одинаково сильно: он окончил академию искусств, но не нашел для себя места на большой сцене; ему немного не повезло, он не справился со сдачей одного из важных семестровых экзаменов и не смог перевестись в другое учебнное заведение, а я - я с детства стучал. по столу, по банкам, по коленям, по резиновым коврикам в машине, по дверцам - по любой вертикальной или горизонтальной плоскости, когда находился без палочек в руках и далековато от установки. ритм складывал мою жизнь и наполнял ее хоть каким-то смыслом и какой-то стабильностью. я чувствовал такт, движение и паузы в любом звуке, в любом действии, делил все вокруг себя на гармонию и дисгармонию, и мама отдала меня в музыкальную школу, едва я научился пользоваться столовыми приборами. я сначала учился играть на фортепиано, потому что выбор был не велик - клавишное и струнное, но скрипка отторгала одним только своим видом, а по клавишам - правильно - можно быто долбить. потом, когда появился спонсор и открылись новые факультеты, готовые делать набор на разные направления, я перевелся, и именно тогда началась моя зависимость и самая первая, самая нежная, самая крепкая любовь. я никогда и никому не хранил верность так, как барабанам, и если когда-нибудь кто-нибудь поставит меня перед выбором, вынуждающим отказаться от музыки, я сдохну. я смогу выкинуть из своей жизни что угодно: отношения, девушку, потенциальную жену, проживу до старости в одиночестве и бездетным, но палочки из рук выпущу только когда в гроб завалюсь на вечный сон. лоис вытаскивает наушники из ушей, выключает телефон, прячет его среди баночек с какими-то вкусно пахнущими кремами. дункан встает вслед за ним, подтягивается, вытягивая руки высоко над головой, и я замыкаю цепочку, шагая следом за ними, даже не успев толком присесть. плюс таких выступлений - отсутствие давления и контроля. никто не зудит над ухом, никто не предлагает сделать макияж для лучшей видеосъемки, никто не торопит и не подгоняет. нам, конечно, повезло с менеджером, но иногда она - самая настоящая заноза в заднице, и ее отсутствие сегодня в этом клубе радует как ничто другое. я слышу оживленный шум уже за кулисами: музыка играет негромко, на сцену поднимается бобби и занимает свое место у стойки микрофона. всех включается практически во всем зале, когда он привлекает всеобщее внимание и начинает говорить, представляя нас. сцена небольшая, места катастрофически мало, оно не подходит под наш формат, так что от соблазна поскакать на сцене приходится отказаться - по крайней мере, дункану и лоису. я занимаю свое место за барабанной установкой, оглаживаю полюбовно края хай-хэта, пробую педаль, проверяя звучание, отвлекаюсь на сияющие начищенные райды и крэш, широкий, с плоскими краями и выцветшими царапинами. я не выступаю за чужими инструментами и не доверяю никому сборку своей установки; это - дело щепетильное, я бы даже сказал - интимное, и доверять кому-то в руки то, что настолько близко к сердцу лежит, сродни предательству. ребята заканчивают с настройкой аппаратуры, с проверкой звуков и подключения всех кабелей к блоку питания еще раз, ведь на эту сцену успели подняться девчонки из какой-то кавер-группы, а следом за ними группка танцовщиц со стрип-пластикой. я бы позалипал, да припозднился, пока выбирал место на заполненной парковке. свет гаснет, я сжимаю в пальцах основания палочек и, устроив ноги на педалях, поднимаю повыше опущенный табурет. задавать ритм каждый раз волнительно; дрожит бежит по голым плечам - бобби требует оголять руки всем, чтобы девчонки пищали от вида перекатывающихся под гладкой кожи мышц и мечтали прикоснуться своими пальцами к ним. я не против, это даже удобнее: свободная одежда не липнет к телу, пот не впитывается в ткань, когда стекает в три ручья с затылка и висков. я подбираю на пробу нужный ритм, забавляюсь, пока лоис улыбается, стоя полу-боком между мной и краем сцены; смотрю любопытно наверх, там, где на втором уровне у балкона ограждены друг от друга оплаченные места. чуть правее центра я замечаю знакомую черноволосую макушку и узнаю в ней голову брата: он к кому-то наклоняется и что-то говорит, а потом устраивается удобнее на диване перед перилами, оборачивая все внимание к сцене. рядом с ним замечаю его девушку, айви - даже не верится, что спустя столько времени они все же умудрились сойтись - приветливо улыбающуюся, а напротив - на отдельном диванчике - еще одну девчонку. не могу удержаться от соблазна и подмигиваю ей, когда ловлю прицельный взгляд любопытных глаз на себе. она отворачивается, как будто смущается, и я не смогу перестать улыбаться с этой невинности. бобби предупредительно смотрит через плечо, вынуждает взять себя в руки, и я концентрируюсь, мгновенно забывая и про эвана, и про двух его спутниц, об одной из которых айви однажды с трепетом отзывалась. хотя, мне кажется, она обо всех говорит как о своих лучших друзьях. я не запомнил имени, поскольку не видел в этом нужды, но сейчас в голове образовалась потребность познакомиться поближе размером с неоперабельную опухоль.
n o w
[indent] когда ты отказала мне в первый раз, в том клубе, я не особо запарился. я думал, что ту просто струсила, и не собирался выстраивать перед тобой какой-то образ, чтобы просто затащить в постель. я даже думал, что мы никогда больше не увидимся, но ты стала постоянным третьим звеном и появлялась там же, где появлялись эван и айви, будто бы твоя подружка таскала тебя следом, чтобы не оставлять в одиночестве, и я решил, что вселенная посылает мне знаки: ну не можем же мы пересекаться с завидной регулярностью, если это ни к чему не приведет, верно? первое время, когда я решил покорить мир и делал первые шаги на пути к этому в лос-анджелесе, вдали от семьи, друзей, я старался примкнуть к кому угодно, лишь бы не быть одиночкой. мне было шестнадцать, я практически сбежал из дома, потому что родители пророчили мне другую судьбу; вечеринки со старшеклассниками и студентами, алкоголь, сигареты - я не отказывался ни от чего, приглушал собственные потребности и желания, только бы быть частью компании. я боялся не соответствовать и быть белой вороной, ну, или, что хуже - паршивой овцой в том самом стаде. на одной из вечеринок помимо алкоголя была марихуана. я так и не понял, какой у нее эффект, потому что курил не в затяг и не почувствовал ничего, даже головокружения. подхихикивать остальным было легко. я помню, как вышел на кухню, чтобы попить воды, следом за мной вышла какая-то девчонка: я не знал ее имени, не имел понятия, где она учится и кто она вообще такая, но зато знал, что за стенкой остался ее бойфренд-баскетболист, с которым она встречалась почти полтора года. мы практически не разговаривали, обменялись парой слов, а потом ее язык оказался в моем рту, ее руки уже расстегивали ремень на джинсах, а сама она извивалась, крепко прижимаясь к моему телу, как змея. она не медлила, а я был ошарашен, младше ее на два года и не прошареный в прелестях секса. это не измена, сказала она потом, вытирая потрескавшиеся уголки рта, когда поднялась с колен, и у меня мозгу что-то жестко переклинило. я отпустил практически все в тот момент, провожая ее взглядом и обращаясь во внимание, когда завибрировал телефон входящим уведомлением. ответственность, честность, нравственность - все это сгнивало подобно брошенным на автосвалках автомобилям. девушки становились легкомысленнее и раскрепощеннее, иногда даже намного раскрепощеннее парней; они не смущались похабных комплиментов сомнительного содержания, не думали о будущем и жили одним днем, и я сам не видел в этом ничего отрицательного, негативного, а потому не осуждал. я в принципе старался не делить людей на хороших и плохих, объясняя все мотивацией, которая могла меняться от случая к случаю, а не потребностью вести себя только как ангел или только как мудак. именно поэтому, наверное, я так удивился и так загорелся, когда познакомился с тобой. длина твоего платья не была провокационной, она не открывала бедра, не задиралась маняще; твоя грудь не вываливалась из выреза декольте, а твои губы не приоткрывались томно и влажно каждый раз, когда я кидал на тебя слишком долгие взгляды. ты не была ни роковой соблазнительницей, ни опасной хищницей, не пыталась примерить на себя образ милой отличницы, за которым скрывалась бы редкостная стерва, и я повелся на это. к сожалению, ты, со своим поведением - как пережиток прошлого для современности - оказалась загадкой, изюминкой и редким экспонатом; я просто не мог позволить кому-то другому положить на тебя глаз и не хотел, чтобы кто-то другой тебя испортил или развратил. меня так завлекла эта твоя не искусственная скромность, эта кроткость во взгляде, но не в словах, отсутствие малодушия и желания привлечь как можно больше внимания. я запал, влюбился быстро и резко, как мальчишка, только-только открывший для себя прелесть самого светлого из всех чувств. и все, что я желал, была взаимность. я хотел, чтобы ты улыбалась не только айви - радостно и приветливо, не только эвану - благодарно и открыто, но и мне. чтобы не отворачивалась, чтобы не дерзила, пытаясь отпугнуть, чтобы не шарахалась, а смотрела доверчиво, и чтобы покладисто лезла в крепкие объятия, позволяя прижимать к себе, пряча от всего мира. но что-то тебя отталкивало. моя речь, мои повадки, мое неконтролируемое желание присвоить и втянуть в отношения, в которых ты, возможно, не нуждалась. я должен был остановиться, но не мог. понимал, что пугаю тебя, внушаю страх, но не знал, как это прекратить. я думал о тебе так часто, что голова ходила кругом, ты стала неотъемлемой частью моей жизни, такой постоянной константой, и даже не подозревала об этом. а я понял вдруг, что иногда достаточно наблюдать за любимым человеком издалека, чтобы чувствовать себя хорошо. я пытался внушить себе правдивость этой мысли, но я не справлялся; я не мог удержаться в стороне и срывался каждый раз, отменяя планы, когда узнавал, что ты вновь проводишь свое время в компании своей друзей и продолжаешь делать вид, будто меня не существует. и ты имеешь на это полное право. паршиво осознавать, что ты не обязана меня любить, тесса, но я так зависим от твоей улыбки, от задорного блеска в твоих глазах, от тихого вибрирующего смеха, и так несчастлив от того, что все это не адресовано мне. и я продолжал напирать. заявлялся не вовремя и без приглашения, иногда даже в вас офис, иногда раздражая собственного брата: эван редко скрывал эмоции и отличался прямолинейностью, так что, порой он демонстрировал свое недовольство даже еще активнее, чем ты. и я злился тоже. на себя, разумеется, потому что не мог поступать иначе, потому что надоедал, навязывался, прививал ненависть к себе в твоих чайных глазах. ты, наверное, думаешь, что я забавляюсь и развлекаюсь таким образом, что мне весело и смешно, но это не правда, и я искренне надеюсь, что тебе никогда не придется ощутить на своей шкуре то, что чувствую я каждый раз, когда ты рядом, но бесконечно далеко.
[indent] так что, я принял решение. звучит слишком пафосно и, возможно, неправдоподобно, но я, скорее всего, увижу тебя сегодня в последний раз. я устал бегать за тобой, устал искать шанса пересечься, и у меня тоже есть чувство собственного достоинства. ты должна понимать, что всему своя мера; строя из себя недоступную принцессу, достойную особы благородных и чистых кровей, ты грозишься остаться в собственноручно построенной башне в одиночестве навсегда, потому что я не уверен, что у кого-то еще хватит терпения выносить твои заморочки так долго. я бы успокоился еще раньше и забыл тебя за пару дней с музыкой и пару ночей с какой-нибудь знойной и способной красавицей, но чувствую, что ты воротишь нос не из-за отсутствия симпатии. я нравлюсь тебе точно так же, как ты нравишься мне, но ты, видимо, просто не знаешь, что с этим делать. и я бы показал и научил, но ты не подпускаешь, и если это произойдет сегодня вновь - что же, я не стану более искать встреч с тобой. они стоят мне слишком дорогого. я оставляю машину на платном паркинге, потому что все места вдоль обочины заняты. прячу талон в карман рубашки, туда же, куда положил минут сорок назад телефон: в вечер пятницы движение на дороге как будто еще оживленнее, чем в понедельник утром, только сейчас никто не спешит на работу из страха опоздать и нарваться на предупреждение или штраф, но зато спешат развеяться. я даже рад, что не работают в какой-нибудь государственной службе или частной компании, стабильный график с расписанными от и до выходными и рабочими часами сводит с ума даже в перспективе, в отличие от полной свободы. мы с ребятами сами вольны выбирать даты выступлений и планировать поездки в другие города, обязать к чему-то может только участие в каком-нибудь фестивале, но это вызывает только радость и ворочающееся в животе предвкушение. нет ничего приятнее, чем сидеть за ударной установкой на сцене и видеть сотни людей впереди, готовых поддержать так сильно, как только могут. и там - на концертах - я не волнуюсь. абстрагируюсь, расслабляюсь, получаю удовольствие. здесь же, в лифте панельной высотки, я не могу найти себе места: пялюсь бездумно в узкое зеркало на противоположной стене, обитой листом металла, пялюсь на отражение с безумным пустым взглядом, всклокоченными волосами и торчащим воротником вельветовой рубашки. белая футболка под ней отчего-то кажется тесной и неудобной, будто села на несколько размеров сразу; я оттягиваю воротник, плотно лежащий под шеей, прочищаю горло, когда цифры на электронном табло ярко-красно мигают предупреждением о сменяющихся этажах, и вытираю вспотевшие ладони о штанины черных джинс. створки раздвигаются, лифт выплевывает меня на пустующую лестничную площадку и понять, где проходит в самом разгаре вечеринка, не составляет труда: музыка играет немного, но ее слышно через закрытую дверь. попеременно сжимая и разжимая ладони в кулаки, я подхожу слишком быстро, в несколько шагов; тянусь к кнопке дверного звонка, но смысла в этом никакого нет: ручка прогибается, а потом дверь открывается, и из квартиры на лестничную клетку вываливаются эван и айви. оба: разгоряченные, хмельные и улыбчивые; она поправляет перекинутый ремешок сумки, перекрутившийся на груди, он - перекидывает руку ей через плечо, прижимая к себе - в нас обоих собственнические замашки всегда сидели слишком крепко, и они даже не замечают меня, кажется. эван хлопает по груди, промазав мимо плеча, пока я пытался уйти от контакта с чужой тяжелой ладонью, ухмыляется как-то загадочно и слишком довольно, но не собирается объясняться. он спешит уйти и увести отсюда свою девушку, а я спешу зайти в квартиру, пока дверь не захлопнулась перед самым носом. основной свет выключен, но мигают гирлянды и горят ночники разноцветными лампочками. я оглядываюсь, пытаюсь найти тебя, но вокруг незнакомые люди, каждый увлеченный своим делом: кто-то рубится в игры на телефоне, кто-то тасует карты в колоде, кто-то курит прямо в комнате, наверняка не спросив разрешения. какая-то девчонка подсказывает, что ты на кухне, и я направляюсь прямиком туда, правда, наугад - я еще ни разу не был у тебя дома. к счастью, ты обнаруживаешься там, к счастью, совершенно одна. колдуешь над каким-то коктейлем, заливая в шейкер сироп из высокой стеклянной бутылки. я не теряю ни секунды, буквально пользуюсь моментом, и ты оборачиваешься - так кстати - замираешь и вздрагиваешь от неожиданности. твои щеки краснеют, глаза лихорадочно блестят, от тебя пахнет чем-то сладким, наверное, вишневым ликером, и я без раздумий опускаю ладони по обе стороны от тебя, запирая между собой и кухонным островком. ты дышишь загнанно, будто пробежала кросс; открываешь в неудомении рот, а я пользуюсь моментом, вновь: кривлю губы в самодовольной усмешке, болезненной от того, что ты не позволила бы мне сделать добровольно то, что я хочу, никогда, - не смей говорить, что я не вовремя, - и целую. без всей этой сентиментальной хуйни и романтики; напористо, как мечтал давно, доминируя и ведя, сжимая твои податливые мягкие губы, собирая языком с языка остаточный вкус слабого алкоголя. ты теряешься, не отвечаешь сразу, но позволяешь мне наслаждаться моментом и упиваться минутной слабостью, разрешаешь кусаться - в какой-то момент я чувствую каплю крови, выступившую из твоей нижней губы. удержаться от приглушенного вибрирующего стона прямиком тебе в рот не получается, и кажется, именно это тебя отрезвляет: ты приходишь в себя, упираешься ладонями мне в грудь и давишь, отталкивая, и на этот раз, я поддаюсь. оставляю твои губы в покое, облизываю свои собственные, наверняка блестящие от слюны, и смиряю тебя довольным удовлетворенным взглядом: ты, запыхавшаяся, выглядишь невероятно сексуально прямо сейчас. - прости, я без подарка, - говорю так, будто это единственное, что сейчас имеет значение, пока ты не начала истерить, - но если бы я узнал о твоем дне рождения от тебя, котенок, а не от своего брата, - я морщусь и кривлю лицо, демонстрируя все свое недовольство сложившейся ситуацией, - то организовал бы для тебя самый лучший сюрприз, - можешь в этом даже не сомневаться.
e a r l i e r
[indent] время пролетает незаметно. я чувствую, как мокрая челка липнет ко лбу, как слипшиеся треугольниками верхние ресницы практически слипаются с нижними каждый раз, когда закрываю и открываю глаза; чувствую пот, стекающий по спине и дрожь в ногах и руках. пальцы болят, ладони сводит судорогой от усталости, хочется выпустить палочки и размять руки, чтобы запустить нормальный кровоток, но последняя песня затягивается, она ритмичная и эмоциональная, бобби рычит в микрофон под очередной бит, под новое взвизгивание электрогитары; он запрокидывает головы назад, обнажая напряженную шею, цепляется пальцами свободной руки за нее и ведет ниже, к груди и животу, сжимает ткань, собирающуюся складками, хватается за ремень и, под крики, под сбитое дыхание - свое и чужое - опускается дальше, к паху, чтобы вызывающе сжать член через ткань штанов и двинуть поступательно бедрами на пробу; кто-то присвистывает, кто-то подпевает в голос, кто-то кричит хрипло, ну путаясь в строчках и словах. бобби вдруг размякает всем телом, падает на колени и горбится, прячась за отросшими волосами: он становится тише, размереннее; дункан не перебирает остервенело струны и не качает головой в истерике, лоис доигрывает свою партию, а потом становится темно: я вижу, как за куликами подсвечивают прожекторами, как поднимается практически бесшумно солист и устало плетется вниз по ступенькам. финальный трек выжимает всех: о себе дает знать усталость и многочасовая бессонница, вызванная потребностью работать и отчитываться перед менеджером и найденными ею спонсорами. я жду, пока приятели покинут свои места, и встаю, но не чтобы пойти следом за ними обратно в гримерку, а туда, где на второй этаж ведет винтовая, слишком крутая лестница. эван замечает первым. встает, протягивает руку и тянется за ней же следом, чтобы обнять и хлопнуть по плечу; я отвечаю тем же, скаля зубы в улыбке, киваю головой айви и, потеряв моментально интерес к брату и его девушке, весь обращаюсь во внимание. ты сидишь как пай-девочка с ровной осанкой, сведенными и прижатыми друг к другу коленками и зажатыми между ними ладошками, сложенными лодочкой. я рассматриваю, не скрываясь. откровенно, любопытно; даю понять, что откровенно заинтересован в тебе, пока ты смотришь в ответ как-то неуверенно. я подмечаю каждую деталь: и маленькие миленькие круглые гвоздики в мочках ушей, и вьющиеся темные волосы, поблескивающие при особо ярких вспышках светомузыки, и плавную линию от шейки до плечика, к сожалению, не обнаженного, а скрытого тканью ситцевого платьица. ты вся такая хорошенькая, такая крошечная - выбиваешься из атмосферы, из привычной стандартизации местного контингента, и я удивлен, что такую, как ты, смогли притащить сюда не насильно. - меня зовут хардин, - я сижу, повернувшись к тебе всем корпусом, но мне этого недостаточно; поддаюсь ближе, наклоняюсь, чтобы мое лицо оказалось ниже твоего - слышал, это смущает; а потом тянусь к руке и высвобождаю ее из захвата второй, чтобы поцеловать раскрытую ладонь в самый центр, почти как джентльмен. это не уходит от взглядов ставшей вдруг ненужной компании, и мне становится практически поебать на то, как у них дела и что нового произошло; мной завладела одна миниатюрная принцесса, такая, что аж сердце щемит. ты пытаешься вырвать руку, пока твои друзья перешептываются, посмеиваясь, и я ошибочно полагаю, что тебя смущают именно они: - разве вы не собирались отправиться по каким-то там делам, которыми занимаются такие противные слащавые парочки, как вы? - мне не нужно оборачиваться, чтобы увидеть, как эван сводит брови на переносице и уже готовится что-то сказать, как айви вдруг обхватывает его предплечье, отвлекая. он теряет интерес ко мне, я - к нему, и все вроде в полном порядке, я ведь даже готов побыть для тебя рыцарем, но что-то все равно идет не так: ты все еще стараешься высвободиться, и я не настаиваю. отпускаю, но отдалиться не позволяю, приближаясь каждый раз, как ты отсаживаешься. - не видел тебя тут раньше. ты здесь первый раз? - я подпираю кулаком висок, пока официант обновляет заказы и меняет пустые стаканы на полные. в твоем - это видно невооруженным взглядом - что-то безалкогольное; от тебя даже не пахнет ничем спиртным, и я очарован тобой в еще большей степени, чем раньше. иметь дело с пьяным телом не круто. надежда на то, что мне сегодня перепадет, не оставляет, но маленькое зерно сомнения начинает прорастать внутри, пока ты смотришь, хоть и нервничая, слишком пристально и напряженно.
Отредактировано Hardin Kaneko (2021-09-17 09:48:46)
