ignat & bts

    Информация о пользователе

    Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


    Вы здесь » ignat & bts » murphy & andrea // milo & kida // rick & ilsa » for you i'll try


    for you i'll try

    Сообщений 1 страница 4 из 4

    1

    F O R   Y O U   I ' L L   T R Y ,   I ' L L   T R Y ,   I ' L L   T R Y   
    I ' L L   P I C K   U P   T H E S E   B R O K E N   P I E C E S        //
           T I L L   I ' M   B L E E D I N G ,

    https://i.ibb.co/YZZ0sKR/1.gif https://i.ibb.co/RTfzyBG/11.gif
    if that'll make you mine
    C     A       U       S       E               T       H       E       R       E       '       L       L               B       E               N       O               S       U       N       L       I       G       H       T
    if i lose you, baby

    0

    2

    i ' d   t a k e   a n o t h e r   c h a n c e ,   t a k e   a   f a l l ,   t a k e   a   s h o t   f o r   y o u
    a n d   i   n e e d    y o u   l i k e   a   h e a r t   n e e d s   a   b e a t
    b u t   t h a t ' s   n o t h i n g   n e w    i   l o v e d   y o u   w i t h   a   f i r e   r e d ,                       
                                   n o w   i t ' s
      turning blue

    [indent] я так устала, мерфи. от этого брака, от этой беременности, от того, что тебя постоянно нет рядом, но знаешь, что самое паршивое? я устала от тебя. мы практически не видимся, хоть и живем вместе, но застать тебя в квартире что-то из рода фантастики. ты уходишь до моего пробуждения, а возвращаешься после того, как я засыпаю, и иногда мне кажется, что ты не возвращаешься домой даже на ночь, предпочитая греть чужую постель. и я не злюсь, если быть честной. я бы даже обрадовалась, если бы причина твоего отсутствия заключалась в девушке, тогда все было бы гораздо проще: ты встретил кого-то, с кем можно расслабиться; кого-то, кто не торчит сутками дома; кого-то, перед кем не чувствуешь вину или какие-то обязательства, и я не могу тебя за это осуждать. тебе ведь самому не нужно ничего из того, что мы сейчас вдвоем имеем, и я злюсь только на это. ты не хотел жениться на мне и не собирался этого делать; ты не желал никаких отношений между нами и уж точно не думал о детях, и самое забавное - ты сам говорил мне обо всем этом, когда я просила обратного, прижимаясь к тебе доверчиво всем телом и рассказывая о любви. наверное, прямо сейчас ты меня ненавидишь и обвиняешь в том, что произошло; наверняка сам жалеешь о том, что гораздо позже надавил и убедил отправиться в городскую мэрию и расписаться - просто, коротко, за пять несчастных минут, без костюма, платья, свидетелей и гостей - мы выглядели так жалко в глазах регистрирующего, а я готова была от стыда сквозь землю провалиться. наш брак начался холодной формальностью и ею продолжатся. ничто не указывает на него, кроме свидетельства заключения и пары отличающихся только размером колец. свое ты снял с пальца в тот же день, едва мы вышли на улицу и сели в машину. затолкал в карман своих джинс, пока я свое разглядывала практически любовно: мне почему-то казалось, что все еще можно исправить. я не понимала, что исправлять, на самом деле, нечего. ни твои, ни мои родители, ни наши общие друзья, ни твои одноклубники, ни моя сестра - никто не знал о том, что мы поженились; я даже не понимаю до конца, для чего это нужно было делать. чтобы ребенок рос в полной семье? тот самый ребенок, которого не хотел ни один из нас и от которого я планировала избавиться, едва взяла в руки результаты обследования и анализов от врача? это практически смешно. я ведь получила все, о чем мечтала, а сейчас жалею - на постоянной основе жалею об этом и готова заплатить любую цену за то, чтобы отмотать время вспять и избежать наделанных ошибок. это у тебя ничего не изменилось, это ты торчишь сутками на тренировках и со своими друзьями, это ты постоянно в разъездах, и я бы смирилась, я бы не возражала и спокойно реагировала, если бы все было по-другому, если бы ты не избегал меня при любом удобном случае - думаешь, я не замечаю этого? я теряю все, что у меня есть, мерфи, совсем скоро я останусь без работы, и все это благодаря тебе. мой живот едва заметно, но все же округлился, об облегающих платьях и коротких футболках можно забыть, с абортом мы опоздали на четыре недели и я не знаю, что мне делать. совсем скоро скрывать факт наличия беременности не будет получаться, и что тогда? что мы скажем окружающим нас ежедневно людям? как я буду смотреть в глаза отцу, от которого съехала без предупреждения так внезапно? конечно, об этом стоило бы подумать заранее, но никто из нас этим не озаботился: я предпочла плыть по течению, уверенная в одном: ты знаешь, что делаешь. я позволила себе расслабиться и не сомневалась - все обязательно наладится. тебе, наверное, просто нужно время, чтобы привыкнуть к этим изменениям, как и мне, но я смирилась гораздо быстрее - по крайней мере, так думала раньше. сейчас же я понимаю, что не готова ко всем незапланированным новшествам и сюрпризам до сих пор.  тобой, скорее всего, руководил далеко не здравый смысл, а какой-то глупый идиотский страх, ведь ты, по сути, поступал так, как должен был поступить в идеале - стремился за гребанным совершенством даже здесь. решил взять на себя ответственность за случайность, а на деле облажался так крупно, как никогда до этого, и свидетель этого провала - я одна. в самые тяжелые дни (то есть практически пять раз в неделю) я имею огромное желание высказать тебе все, спустить пар, оторваться, отыграться и смотреть, как будешь немощно сжимать ладони в кулаки и глотать ртом воздух рыбой, выброшенной на берег; имею желание дать понять - ты сам загнал нас в ловушку, решив взяться за груз, потащить который самостоятельно не в силах, но из раза в раз я молчу, продолжая на что-то надеяться и подслеповато верить в какое-то несуществующее чудо. я не ждала кардинальных перемен и радикальных изменений, но ожидала чего-то иного в наших взаимоотношениях. того, что мы, например, будем проводить хотя бы немного времени вместе, и раз ты - весь такой деловой и занятой, звезда номер один в родном клубе, неспособная освободиться на час пораньше, приезжала на ледовую арену сама - торчала подолгу у запасного выхода, прямо на парковке, втыкая в телефон около твоей машины, оставленной на совесть сигнализации, или крутилась у стеллажей с кубками и медалями в холле, потому что дальше - к раздевалкам и трибунам - во время тренировок дорога мне была закрыта. я ведь, по факту, никто - ни сестра, ни девушка, ни даже - жена. говорить об этом не запрещено, но как минимум, не стоит, и ты повторял мне это так часто, что знание само собой отложилось в подкорке. поэтому, попробовав однажды пройти чуть дальше и столкнувшись с немой преградой в лице охранника, я все попытки оставила. не то, чтобы ты был мне рад: каждый раз хватал под локоть совсем не нежно, не заботясь о моем самочувствии, хмурил соболиные брови и тащил за собой на выход, словно боялся, что нас рядом кто-то увидит. и если бы не моя любовь - которой я давилась ежечасно - я бы высказала. устроила бы скандал и закатила истерику, демонстративно вырываясь из хватки и позволяя себе гораздо больше, чем того требовала ситуация. так что, спустя три неудавшихся попытки увидеть тебя в более менее благоприятном и располагающем к общению настроении, я сдалась. и даже перестала посещать твои матчи, что практически вошло в привычку. вот только ни одно место в вип-ложе, ни самый лучший ряд не сравнивались с теми трибунами, которые располагались в самом низу и не выкупались никем и никогда, поскольку были зарезервированы, кажется, навсегда - для семей хоккеистов. практически каждый раз, пряча ладони в широких рукавах безразмерных свитеров, я смотрела туда, вниз, где женщины, девушки и дети мило ворковали друг с другом, пока их мужья, парни и отцы таранили чужие ворота шайбами. мне не было там места, меня там никто не знал, обо мне никто и не слышал ни разу, да и с чего бы? наверняка ты все еще пользуешься славой завидного холостяка и упиваешься этим хоть где-то. я не помню, когда в последний раз, обмотавшись фанатским шарфом, приходила: ты не радовался нашим случайным встречам и никак не реагировал на мою робкую улыбку, а я не понимала, не представляла, что делаю не так, в чем провинилась и за что получаю это практически осязаемое равнодушие. я ведь не просила тебя ни о чем, не лезла к тебе, оставила в покое тогда, когда ты в этом нуждался; я не навязывалась, не звонила, не писала и делала все, чтобы только не беспокоить; я не игнорировала на случайных встречах у общих знакомых и друзей, здороваясь и задавая вежливые вопросы в рамках этикета, не более, но ты сам начал натянуться. ты сам предлагал подбросить, сам начинал разговор, сам кидал эти продолжительные стеклянные взгляды и не отворачивался подолгу, неужели в этом тоже виновата я? я ясно дала понять - любить тебя не перестану. она, эта любовь, живет на клеточном уровне в моем организме и я смирилась с ней, приняла ее вместе с осознанием, что вместе нам не быть ни при каких обстоятельствах, только поэтому, когда узнала о беременности, решила не говорить.

    [indent] новость по-настоящему шокирующая. и нисколько не чудесная, как сообщила наблюдающая меня с недавних пор врач. становиться матерью в ближайшие лет пять я не собиралась; мне не нужна была собственная семья и я не торопилась погружаться во все эти бытовые хлопоты и мелочи. я не сомневалась даже почему-то, что первое пополнение произойдет у киды: сомневаться в том, что во второй раз майло доведет дело до конца и затащит сестру под венец не приходилось, и я искренне радовалась, что хоть у кого-то из на все начало налаживаться; не радовалась только тому, что проебалась сама. тыкала раздраженно баночкой противозачаточных в лицо доктору, оправдываясь - принимала их постоянно, не делая перерывов, а она только улыбалась ласково, по-матерински, и рассказывала об исключениях и том, что не всегда предохранение спасает от беременности. она моего раздражения не понимала и удивлялась такой острой реакции, предлагала позвонить будущему папаше и обрадовать его новостью, пока я судорожно складывала листок и пыталась запихнуть его в сумку, игнорируя умиленное воркованье напрочь. я записалась на аборт в тот же день. выбрала частную клинику с наибольшим количеством положительных образов и предпочла сохранить все данные о себе в тайне, потому что мало ли что, да? избежать возможных неловкостей хотелось безумно, и я ради этого готова была сделать все, что угодно. последняя неделя - вся - прошла как на иголках. у меня не получалось сосредоточиться на работе, не удавалось нормально браться хоть за что-то, из рук постоянно все вываливалось, а заполошно бьющееся и работающее на износ сердце готово было вот-вот выпрыгнуть из груди. я боялась. чего - неясно, и еще злилась - на себя за то, какой бесхребетной становилась под твоим влиянием, на медицину и на фармацевтику за то, что никогда не давали стопроцентных гарантий, на тебя за то, что не мог оставить в покое, хоть и отвергал постоянно - на все на свете, на самом деле. но поговорить с кем-то было нужно. отец отпадал сразу, мама - тоже. они бы не поняли, разочаровались бы, потребовали объяснений, а рассказывать им о том, что я продолжаю с тобой общаться спустя долгих десять лет, и  что я сама стала инициатором этого общения, не собиралась. они ведь на дух не переносили нашу дружбу и не скрывая радовались тому, что она так резко оборвалась. друзья - не вариант. никому из них я не могла довериться, зная, что они у нас с тобой общие: на какой-нибудь попойке кто-нибудь обязательно взболтнул бы лишнего, так что выбор непроизвольно пал на сестру. она действительно удивилась - даже перестала рассматривать критично свежий маникюр на правой руке и выпучила и без того огромные глаза, шокированная и пораженная одновременно. непонятно правда, чем больше: самим фактом залета - а по-другому это никак назвать нельзя, или тем, от кого этот залет и произошел. ей потрепать языком захотелось тут же: она даже схватилась за телефон, наверняка чтобы обсудить это со своим ненаглядным, ведь «ты не понимаешь, у нас с ним никаких теперь тайн», и я действительно не понимаю, потому что в отличие от нее, у меня такого никогда не было, к сожалению. телефон я тут же отобрала, взяла честное слово сохранить секретик, ведь он принадлежал не ей, а мне, следовательно, майло - у сестры, кажется, глаза сердечками шли даже от одного упоминания его имени - необязательно быть в курсе моей дерьмовой личной жизни. только тогда, на самом деле раскрывшись, я поняла вдруг, что все на самом деле чертовски серьезно. думать о сохранении беременности я даже не собиралась. в голову лезло слишком много мыслей о том, сколько хлопот в перспективе может принести этот ребенок, а я в них ну никак не нуждалась. меня дети не радовали, в груди ничего не щемило при взгляде на счастливых мамочек с колясками и полными искусственного молока бутылочками; я старательно избегала любых размышлений в стиле «а смогу ли я?» или «а получится ли у меня самостоятельно его воспитать?», потому что ответ на этот вопрос знала четко - нет. и даже пытаться не стоит. если бы он был от кого-то другого: даже не важно, от кого, на самом деле, я бы думала, скорее всего, иначе. искала бы любую возможность построить семью, поскольку раз это произошло - ну, наверное, так и должно было случиться. но только не с тобой. не так и уж точно не в этой жизни.

    [indent] лежащий заблокированным экраном вверх телефон оживает, ярко вспыхивает серией двух, следующих друг за другом уведомлений, и я не знаю, не понимаю до конца, что заставляет меня оторваться от работы и обратить на него свое внимание: приходящие до этого сообщения и несколько звонков упрямо игнорировались, все, что я делала — не глядя упорно вдавливала в корпус кнопку блокировки и продолжала пялиться в ноутбук, настраивая цветокоррекцию открытой в редакторе фотографии с одной из последних фотосессий. нормальных заказов — по-настоящему стоящих и хорошо оплачиваемых, таких, к которым я привыкла за последние пару лет в бостоне, не было, и приходилось браться за все, что предлагалось. работа, к сожалению, стала единственным способом отвлечься от всего, и я ныряла в нее с головой, стараясь забыться. точно так же, как и сейчас. зафиксированное камерой лицо молодой девушки с натянутой улыбкой расплывается перед глазами, и я включаю режим сна на ноутбуке, переключаясь на вибрирующий рядом телефон. ввожу машинально шестизначный пароль и смахиваю несколько подряд вкладок в центре уведомлений, прежде чем застыть с занесенным над экраном большим пальцем. в самом верху перечня два сообщения. текст их скрыт, а вот имя отправителя — лаконичное и лишенное эмоджи и любых уменьшительно-ласкательных приставок и предлогов — нет, и я действительно задумываюсь, прежде чем открыть скрытое приложение. на часах уже поздно, за окном — стемнело, и я только сейчас понимаю, насколько сильно засиделась за редактированием фотографий, сдавать которые должна по общей договоренности только через неделю. комнату тускло освещает только спущенная и зафиксированная на журнальном столике настольная лампа, сохранившаяся, кажется, еще со школьных времен. я прочитываю сообщения и откладываю телефон в сторону, подтягиваюсь, все еще сидя на мягком продавленном диване, и растираю лишенное косметики лицо двумя ладонями. глаза болят, в горле пересохло, желудок, по ощущениям, прилип к стене, а язык — к небу. кушать хочется нестерпимо, и я продолжаю игнорировать пришедшее вторым «выходи» следом за не менее коротким «я возле твоего дома, надо поговорить». на моей памяти ни одно наше «надо поговорить» не заканчивалось хорошо и превращалось либо в громкий скандал, либо в перетягивание каната, либо в высасывание всех сил и эмоций друг из друга. натягиваю на босые ступни мягкие махровые носочки, сложенные аккуратно рядом, шлепаю в сторону холодильника и разглядываю заполненные фруктами, йогуртами, овощами и бутылками с водой и отцовским безалкогольным пивом полки. вытаскиваю недоеденный еще с утра сендвич и справляюсь с ним в несколько укусов. выглядываю сквозь плотно закрытые жалюзи на улицу — подъездная дорожка как на ладони — и действительно вижу твой автомобиль. фары горят, освещая ровный асфальт, и мне интересно, насколько тебя хватит. из праздного любопытства я даже готова засечь время, но телефон с отключенным звуком вибрирует вновь и третье сообщение открывается практически непроизвольно. ты пишешь, что знаешь, что я дома, и я невольно закатываю глаза — еще бы ты был не в курсе хоть чего-то; споласкиваю руки, запиваю бутерброд холодным чаем из стеклянного графика и накидываю на плечи оставленную на софе в холле джинсовку. включаю на деревянной веранде свет, запахиваю края курточки сильнее: к вечеру заметно похолодало; выхожу, наконец, во двор, ступая носками по дощатому настилу и останавливаюсь около одной из узких колон, поддерживающих крышу. спускаться к твоему черному автомобилю не собираюсь: это ведь ты решил поболтать, верно? тебе, по всей видимости, нужно что-то сказать? ну, так давай поговорим здесь, на открытом пространстве: мне не хочется абсолютно оказываться с тобой в ограниченном месте, потому что я знаю, к чему это приведет: ты вновь улыбнешься соблазнительно, скажешь что-нибудь милое, и я растаю, позволяя все на свете. в прошлый раз мы ведь оказались в твоей спальне именно так, чтобы на утро даже не взглянуть друг на друга. фары не гаснут, но дверь открывается, плавно закрывается, а в следующий миг ты подходишь ближе к дому и попадаешься в освещение подвесных фонарей, но выше не поднимаешься, и я благодарна тебе за это.
    [indent] я не собираюсь приглашать тебя войти в дом, и поэтому сохранение такой дистанции — самое разумное решение. ты выглядишь напряженным, как будто даже нервничаешь и не задерживаешься взглядом на чем-то одном, а вот я, как раз-таки, наоборот. смотрю в упор, разглядываю, соскучившись, и не скрываю этого: все ведь очевидно. я даже не пытаюсь делать вид, будто мне верно, это было бы чертовски глупо, когда мы оба в курсе сложившейся откровенно идиотской ситуации. ты молчишь упорно, и я не сдерживаю улыбки, насмешливой и удивленной: неужели нечего сказать? почему-то внутри все холодеет от той пустоты, которой от тебя так сильно разит. ты вдруг пялишься на мой живот — врезаешься буквально взглядом, а потом его, взгляд, поднимаешь, и я невольно вздрагиваю, передергиваю плечами и скрещиваю руки на груди, закрываясь. — ты в курсе, верно? и почему я не удивлена, что кида тебе все разболтала? — мне стоило молчать. не нужно было говорить даже ей, но сестра обещалась не рассказывать и я ей слишком легко поверила. в конце концов, вы никогда особое не ладили и оставались на уровне знакомых даже тогда, когда мы с тобой так отчаянно играли в дружбу, упиваясь иллюзией нормального общения и не подозревая, что в скором будущем не будем иметь даже его. но ей все-таки хватило ума залезть туда, куда не просили, без вазелина, и я начинаю — определенно точно, справедливо и ясно — злиться. на нее за ее длинный язык и тебя, за то, что поверил и явился убедиться лично. — зря приехал, мерфи, обсуждать нечего.

    [indent] мне не хватило смелости поставить во всем этом точку пораньше. я каждый божий день пыталась набраться смелости, чтобы высказать тебе все, что думаю, но меня постоянно что-то останавливало. наверное, я просто боялась той западни, в которой мы бы оба оказались. нормально разговаривать мы разучились чертовски давно, а споров с тобой я старалась избегать и боялась, как огня, потому что для тебя победить - не важно, где - что на ледовой арене, что в дискуссии - было жизненно необходимо, и порой ты совершенно не контролировал свой язык и говорил то, что хотел, не думая о последствиях. ты извинялся, но твои извинения никогда ничего для меня не значили, потому что я знала: когда что-то в твоей голове замкнет в очередной раз, все повторится. мы будешь вспоминать прошлое и мои ошибки, тыкать в них носом, как тупую гадящую по углам кошку, а потом держать за руки и глубоко сожалеть - мы проходили через это, и если раньше я велась, позволяя мягко обнимать и прижимать к груди, то сейчас твои слова всерьез не воспринимаются. ты так боялся разочаровать меня, мерфи, и вот незадача - именно это ты и делаешь, выполняя единственное данное тобой самому себе (наверняка) обещание - подорвать доверие. можешь не пытаться, не прилагать усилий - оно итак уже подорвано, дальше некуда, ты прыгнул выше своей головы даже здесь и я уверена, тебе плевать. иначе все сложилось бы по-другому. мы - не образцово-показательная семья, и ею навряд ли станем. хочешь, я расскажу тебе, что ожидает нас в ближайшем будущем, когда ребенок родится и подрастет? мне придется торчать дома постоянно, позабыв о работе и личной жизни напрочь; ты будешь все так же заниматься своей блистательной карьерой, мотаться по стране и миру в бесконечных гонках за титулами, обретешь капитанскую повязку и не будешь вспоминать о том, что дома тебя кто-то ждет - не я, разумеется, а твой ребенок, случайный и нежеланный, только когда начнется короткий отпуск в межсезонье. мы не будем пересекаться с тобой абсолютно, и объединять нас станет только общая крыша над головой. ты наверняка найдешь себе кого-нибудь и даже не будешь скрываться, потому что мне станет абсолютно все равно на то, где и с кем ты проводишь вечера: оттачивая безупречные навыки, доведенные до автоматизма на льду или развлекаясь с какой-нибудь длинноногой болельщицей в люксовом номере пятизвездочного отеля. а потом - когда малыш или малышка начнет ходить в школу и меня появится больше свободного времени, я и сама познакомлюсь с кем-нибудь. может, с разведенным отцом-одиночкой, может с кем-то, кто решится рискнуть и даст мне заказ на исполнение спустя несколько лет перерыва, может с кем-то из знакомых сестры - кто знает? а потом соберу свои шмотки и шмотки ребенка и уйду в новую жизнь, благополучно о тебе не думая и жалея только о зря потраченных впустую годах. мы разведемся так же тихо, как и расписались, и ты будешь напоминать о себе только подарками на день рожденье и рождество своего отпрыска, который не перестанет в тебе нуждаться несмотря на наличие отчима, вот только тебе будет все еще все равно. и ни о какой любви между нами не будет и речи. я вспомню предостережение родителей на твой счет и, возможно, лет через пятнадцать выскажусь на этот счет, а ты только равнодушно усмехнешься и пожмешь плечами, мол, я тоже тебя предупреждал, ты ведь сама смотрела на мир сквозь розовые очки, и окажешься прав. и не знаю, как ты, мерфи, но я такого для себя не хочу. невыносимо тяжело мне уже сейчас, а как пойдет дальше я и представить боюсь; хочу поставить точку прямо сейчас и, наверное, мне действительно стоит собраться с силами и подвести черту. и как хорошо, что я готова сделать это сегодня.

    [indent] на телефоне всплывает окошко напоминания, и я открываю календарь, хотя не нуждаюсь в подтверждении догадки. точнее, не догадки даже, а стопроцентного знания. на завтра мы записаны в ту же самую мэрию, в которой совершенно недавно - пару месяцев назад - расписывались, для того, чтобы брак аннулировать. я не обсуждала это с тобой, не предлагала сходить вместе, не интересовалась твоим мнением на этот счет и решение приняла самостоятельно и совершенно взвешенно, уверенная в том, что так будет лучше для нас обоих. ты не делаешь меня счастливой, а я не делаю счастливой тебя, и боже, ты ведь не догадываешься, не представляешь даже, что мной все еще руководит любовь к тебе и только к тебе. я не хочу взваливать на тебя непосильную ношу и готова уйти в тень, как и всегда, чтобы облегчить твое существование, ты должен понять и должен быть благодарен на эту смелую самоотверженность. помимо проверенного уведомления на телефоне больше ничего нет, и я открываю сначала журнал вызовов - четыре не отвеченных и успешно проигнорированных тобою; затем - мессенджер, в котором последнее мое сообщение с просьбой освободиться пораньше и не задерживаться сегодня (хотя бы сегодня, на самом деле) отмечено двумя синими галочками, а дальше - такая же пустота. ну, ничего удивительного, не так ли? ты не берешь с собой телефон на тренировки, оставляешь его вместе со всеми вещами в раздевалке, и раз сообщение оказывается прочитанным, значит ты, скорее всего, просто не захотел, посчитал ненужным на него отвечать. я убираю свой в сторону, экраном вниз, чтобы не отвлекаться, и продолжаю бездумно вглядываться в экран телевизора, подвешенного на стену аккурат напротив широкой двуспальной кровати. одеяло сбито кучей в изножье, я вытягиваю ноги вперед и скрещиваю лодыжки, поправляю под ноющей поясницей продолговатую прямоугольную подушку и пытаюсь устроиться поудобнее, натягиваю пониже длинные рукава теплой пижамы - в последнее время постоянно мерзну и это ощущение холода успело надоесть - и складываю руки на животе. разглядываю его, немного, но уже отчетливо проявляющийся, и не смогу до сих пор с этим смириться: совсем скоро, буквально через пару месяцев, он станет еще больше, еще округлее, и вместо зародыша там будет сформировавшийся плод. эмоции вдруг начинают бурлить и едва сдерживаюсь от позорного всхлипа, спровоцированного жалостью не только к себе, но и к эмбриону внутри меня, невиноватому  в том, что он уже лишен любви и заботы со стороны сразу обоих родителей. невиноватого в том, что он не успел еще появиться даже, а уже никому не нужен. события, разворачивающиеся на экране телевизора, совершенно не интересуют, я отвлекаюсь только на живот и, задрав низ пижамы, мягко его оглаживаю. по коже непроизвольно бегут мурашки, но это остается упрямо проигнорированным. правда в том, что изменения в собственном теле я долго старалась игнорировать, хоть и знала, какими они будут: гуглила достаточно часто, чтобы проникнуться отвращением к самой себе в недалеком будущем - растяжки, выступающие синие вены, выпадающие волосы, слоящиеся ногти - ты не обращал на меня внимания до всего этого, а после наверняка даже голову поворачивать не будешь, и я не могу тебя в этом винить. в беременности нет ничего прекрасного, красивого и трогательного, если она никому не приносит радости; она не украшает и не делает счастливой, и кому как не мне это знать? обе ладони полностью накрывают гладкую натянувшуюся кожу; я осознаю предельно четко вдруг, что скоро на каждое мое такое касание - бережное, мягкое, ласковое - касаться будут в ответ, толкаясь и пинаясь, и это осознание заставляет кровь прилить к щекам, а сердце заполошно забиться еще быстрее. я промаргиваюсь до тех пор, пока перед глазами не становится ясно, как и несколько минут назад, и нет ни страха, ни злости, ни гнева внутри - абсолютное спокойствие, впервые накрывшее с головой. взбудораженная этим чувством, я отдергиваю пижаму, подкладываю рядом еще одну подушку и заваливаюсь на холодной пустой постели, возвращая все внимание к телевизору. с того момента, как мы съехались - так же незапланированно, разумеется, мы практически не пересекались даже в квартире. ты ночевал в своей спальне, я - в гостевой, никогда не закрывая дверь в надежде, что рано или поздно ты заглянешь, присядешь на край кровати и поинтересуешься, сжимая горячей ладонью мои холодные стопы, как дела; к твоему счастью, просторная квартира не давала нам возможности пересечься, и мы едва виделись даже в твои выходные. чаще всего потому, что я предпочитала уехать куда-нибудь, если ты вдруг оставался дома. делить квадратные метры походило на пытку, и я обзванивала всех знакомых с предложением пообедать вместе, пройтись по магазинам или просто прогуляться, лишь бы не сидеть через стенку от тебя и заламывать пальцы, не зная даже, о чем мы можем поговорить. совершенно неинтересный, между тем, сериал, заканчивается, и я хватаюсь за пульт с целью найти что-нибудь куда более занимательное и скрасить время ожидания, но тут со стороны прихожей слышится хлопок двери, а потом включается теплый свет и я слезаю с постели. ступаю в мягкие пушистые тапочки, убавляю на телевизоре звук и выключаю ночник, прежде чем выйти из ставшей своей спальни, чтобы заметить тебя, бросившего сумку с вещами и раздевающегося. приваливаюсь плечом к дверном косяку, скрещиваю руки на груди и молчаливо жду, пока ты меня заметишь, а потом даже не спрашиваю: - ты сегодня вновь задержался, - констатирую известный нам обоим факт. первое время я пыталась тебя дожидаться, подолгу не смыкала веки и изредка готовила ужины по мере возможностей, чтобы вместе перекусить, но ты всегда возвращался сытый и практически всегда недовольный тем, что я еще не сплю, так что привычка ждать быстро себя изжила. я бы и сегодня не терпела полвечера, но разговор нам предстоит серьезный, и пожертвовать сном стоило. ты проходишь в гостиную, оттуда - прямиком в свою комнату, и я знаю, что сейчас ты достанешь, как обычно, из шкафа свежую одежду, а потом отправишься в душ, поэтому шагаю следом и торможу только у шкафа. прикрываю рукой уже открытую дверцу и смотрю на тебя в упор, благо, задирать для этого голову не приходится. ты выглядишь уставшим, вымотанным и неспособным расслабиться, и мне правда жаль, что ты работаешь на износ, вот только ты, видимо, по-другому не умеешь. - ты мне нужен, - говорить это сейчас тяжело, особенно - глядя в твои большие темные глаза, особенно - понимая, что это не взаимно, и я тут же договариваю, чтобы не дать возможности цепляться к словам, - завтра с двух до трех. минут на пятнадцать, не больше. подпишем все необходимые документы и разбежимся, - ты молчишь, но явно ждешь пояснений и я, поняв вдруг, что упустила суть, отхожу от тебя в сторону, обхожу по кругу и сажусь на собранную постель, невольно сутулясь. - развод. я говорю о разводе, - опускаю обе ладони на колени, и взгляд непроизвольно прикипает к левой. там, на безымянном пальце, все еще сидит плотно тонкое обручальное кольцо. в отличие от тебя я его практически не снимала, разве что в тех случаях, когда необходимо было встретиться с кем-то из знакомых, с кем-то, кто был в курсе моей жизни; оно так глупо грело душу, дарило иллюзию принадлежности тебе, о которой я такой грезила всю свою юность и большую часть сознательной жизни. я цепляюсь пальцами правой руки за него и стягиваю, хмурясь, стягиваю его с трудом и, посмотрев в последний раз, откладываю в сторону. мне оно больше не понадобится, ты в нем не нуждался никогда, и этот цирк нам пора заканчивать, как бы горько от осознания этого не становилось.

    a n d   i ' m   a f r a i d
                               i t ' s   t o o   l a t e   t o   

    a p o l o g i z e
                               i t ' s   t o o   l a t e

    0

    3

    n e i t h e r   o f   u s   p l a n n e d   i t  a n d   f o r   a   l o n g   t i m e   i   t o o k   i t
    all for granted
    i       r   e   a   l   l   y       t   h   o   u   g   h   t       w   e       h   a   d       i  t

    [indent] легкое скольжение; пальцы сжимают рукоятку до побелевших костяшек; лезвие рассекает лед резко, позволяя набрать скорость; ладони впиваются в разгоряченный метал, а все внимание сфокусировано на шайбе, ход которой дирижирует кевларовый мыс крюка. мокрые пряди отросших волос прилипают ко лбу; навязчиво лезут в глаза - упрекаю себя за то, что избавился от шлема примерно час назад, в угоду собственного комфорта. сбиваюсь с настроенного ритма: вдох длится слишком долго; выдох чередуется еще одним выдохом и дышать становится предельно тяжело. шайба податливо следует выстроенному мною, маршруту; замах - вдоха и выдоха нет; каждый орган, работающий на износ, внутри меня, замирает, - удар. сетка натянута до предела всего мгновение; скоростью, едва осязаемой взглядом, шайба пересекает линию ворот; очередной глубокий выдох, который снова запускает функциональность дефектного механизма. не даю себе ни секунду на передышку: не позволяю мыслям заполонить собой голову; не даю ни единой возможности разуму потерять фокус, потому что четко понимаю - я слишком рьяно бегу от этого, чтобы позволить самому себе дать пробоину хотя бы тут. крюк выуживает шайбу из сетки и я выезжаю в центр арены, чтобы снова повторить все ту же последовательность действий: снова сконцентрировать все свое внимание на маленьком, черном цилиндре, ведомым моими, выточенными до идеала, размахами; прикрыть глаза, пропуская холодный воздух через приоткрытые губы и снова взмах, пока вся сила фиксируется в напряженных, спинных мышцах; снова удар; снова ровный и четкий пролет между штангами и под перекладиной. снова повторение все тех же автоматических движений, которые производятся на инстинктивном и стихийном уровне; снова сбиться со счета, как часто я повторяю одно и то же; снова потеряться во времени, пока каждая клеточка этого тела ноет в изнеможении и усталости от непрерывных, часовых тренировок и снова делать все, лишь бы не позволить себе возненавидеть самого себе; лишь бы не позволить себе снова погрязнуть в нескончаемой вине; лишь бы спасти себя от мучительного осознания что твое сердце, так безжалостно, было возложено на алтарь моего ебаного эгоизма. во что мы превратились, андреа? мы ведь не способны правильно функционировать даже в паршивой иллюзии чего-то нормального. между нами: аккуратно выкроенный и выстроенный мирок из фальши и блеклой надежды на то, что у нас что-то получится. и подпитывая эту надежду, чьи корни давно прогнили и засохли, мы так слепо игнорировали принятие правды, что на деле, ничего не выйдет. и мы зашли слишком далеко, не способные, теперь уже, расправляться самолично со всеми последствиями, в которых тонем; которыми давимся; которые травят, а мы глотаем воздух клубами, в попытках спасти то, что спасению давно не подлежит. и на этот раз, мы опоздали: мы более не способны что-либо исправить. я более не способен что-либо исправить, слишком зацикленный на чертовой навязчивой мысли; на жалком желании сделать все правильно; не облажаться хотя бы на этот раз; хотя бы тут и, как иронично, по итогу именно это и случилось. цепная реакция: один провал за другим, привели к неминуемой катастрофе. я так боялся разочаровать тебя, и теперь, я не способен даже в твои глаза заглянуть, потому что не увижу в них ничего, помимо холода и отчужденности, которые уничтожают меня, пока твоя истерзанная душа ищет спасение. стремился к чертовому совершенству, а по итогу отбросил нас на грань самого болезненного коллапса. и эта правда не колит глаза, потому что я ей не сопротивляюсь; я не сомневаюсь в том, что масштабы той боли, которую я причинил тебе, не измерить ни в одной, знакомой человечеству, мерке; я знаю, что в очередной раз проебался и именно от этого я и пытаюсь сбежать. закрываю глаза; мерзлый воздух пробирает насквозь, пропитывая собой легкие: еще один удар; еще один раз шайба летит прямиком в ворота и я останавливаюсь. каждая клеточка тела ломит; изнемогает от усталости и я поддаюсь собственной слабости; бросаю клюшку на лед и поочередно снимаю одну перчатку за другой, отправляя их следом. адреналин стремительно растворяется в крови и дышать становится все тяжелее; сердце заходится в груди с бешенным ритмом и я с большим трудом нахожу в себе силы дойти до трибун. морщусь, рассекая ледовую арену; добираюсь до ближайшего бортика и цепляюсь руками, прежде чем достичь точки назначения и обессиленно упасть на скамью. растираю лицо ладонями; пальцами заправляю назад мокрые пряди и откидываюсь на спинку, запрокидывая голову назад. я замираю; слышу лишь то, как громко барабанит все живое внутри грудой клетки: мне потребовалось как минимум минут пятнадцать для того, чтобы прийти в себя. к моему счастью, на катке, кроме меня, нет никого: мои одноклубники уехали сразу же после тренировки; для остальных, вход на арену закрыт во время сезона. за последние пару недель, вошло уже в привычку задерживаться после каждой тренировки. в первую очередь для того, чтобы полностью отключить свой мозг, пока гоняю шайбу из одного угла в другой; во-вторых, для того, чтобы утомить свой организм и свое подсознание до предела: иначе, знаю, не смогу уснуть. и мне бы хотелось; действительно хотелось, чтобы не было никакого «в-третьих», но это моя единственная возможность избегать тебя. последнее делать не хочется, но я не знаю что говорить; не знаю как действовать и не знаю как вести себя, каждый долбанный раз, когда мы находимся в одной комнате. никогда до этого, мы не были настолько близки и настолько далеки друг от друга, одновременно. ты занимаешь собой мои мысли двадцать четыре на семь, без перерывов; твоими духами пропахла каждая комната в моей квартире, кроме, разве что, моей спальни; о тебе напоминает каждая деталь моей собственной жизни и проблема в том, что я еще не научился с этим справляться. ты не привила мне себя медленно: ты, за одну лишь секунду, вырвала из меня целый кусок и заменила мне его собой, задевая жизненно важные органы, будто бы убеждаясь окончательно в том, что я без тебя не справлюсь. мне не хватало смелости признаться самому себе, что ноша, возложенная мною, на мои собственные плечи - мне не по зубам: поэтому, твой номер почти не высвечивается на экране телефона; поэтому, когда я возвращаюсь домой поздней ночью, ты даже не выходишь из собственной спальни, чтобы провести меня взглядом и перекинуться двумя короткими фразами; поэтому, ты больше не ходишь на мои игры. я теряю тебя и не знаю что делать; не знаю как исправить это все, потому что, с каждым днем, трещин становится все больше; потому что, с каждым днем, пропасть становится все шире - еще шаг, и мы упадем на самое дно. я - не умеющий принимать провал и проигрыш за ответ; ты - потому что позволяешь так крепко держать тебя за руку и вести тебя куда угодно, пока сама, ошибочно принимаешь отголоски смертельного огня, за путеводную звезду. я - привыкший к первенству во всем; ты - возводящая меня на пьедестал, всем своим нутром игнорируя каждый предупреждающий знак, которыми, бирками, увешано мое имя. будем откровенны, андреа: твои родители были правы с самого начала. и мать, которая незаметно поджимала губы в едва осязаемом недовольстве, стоило мне только засветить своим лицом на подъездной дорожке вашего дома; и отец, который не единожды напрямик заявлял мне о том, что он не одобрит наши отношения; который не один только раз процеживал сквозь зубы, пока желваки выступали на его скулах, что мне стоит думать о игре, а не о тебе. как жаль, что его слова так и не сумели вытеснить тебя из самых глубин моего нутра; как глупо, что они с самого начала предвещали приближение криза, слепо не видя его неизбежность. они предупреждали тебя; они неумолимо мотали головами, когда натыкались на мой растерянный взгляд: мы оба, не имели ни малейшего понятия к чему это приведет. твои родители были правы, когда пытались уберечь и тебе правда, как минимум, стоило бы держаться подальше; как максимум, не возобновлять общение со мной; не впускать меня заново в свою жизнь; не позволять мне ее травить на ежедневной основе самыми химозными, на привкус, чувствами. морщусь: перед глазами всплывает твое сообщение, прочитанное минутами до начала тренировки. просьба вернуться домой пораньше - на часах десять вечера; пробок нет, но до дома я доберусь не быстрее чем через сорок минут. очередной раз разочаровываю - ты как, ведешь отчет или уже устала от этого мерзкого привкуса на кончике языка? заставляю себя встать со скамьи; возвращаюсь на арену, для того, чтобы собрать разбросанные вещи и направляюсь в раздевалку. игнорирую рациональное желание принять душ; выуживаю из шкафчика свою сумку и прячу внутрь принадлежности, торопливо заменяя форменный свитер на мятую футболку. на экране телефона несколько уведомлений из социальных сетей; ряд сообщений в мессенджерах, каждое из которых мне совершенно не интересно, потому что имя отправителя - не твое. я смахиваю каждое оповещение в сторону; игнорирую все и открываю чат с тобой. ты была в сети пятнадцать минут назад - значит не спишь, и я чувствую острую нужду написать; оправдаться и извиниться, но понимаю насколько это жалко и неуместно, поэтому лишь пялюсь в открытое окошко несколько минут, прежде чем заблокировать телефон и затолкать его в карман кожаной куртки, накинутой поверх второпях. останавливаюсь лишь на мгновение, пытаясь нащупать во внутреннем кармане тонкий ободок золотого кольца: единственное живое напоминание того, что происходящее между нами - реальность. я всегда и везде ношу его с собой: не могу носить на пальце, из-за идиотских условностей и из страха раскрыть нашу маленькую тайну всему миру, но беру его с собой, куда бы не шел. оно заставляет чувствовать твою близость; позволяет верить в то, что ты - моя, а значит, мы будем вместе; оно избавляет меня от навязчивого страха потерять тебя раз и навсегда. и все это время, я был так чертовски слеп, игнорируя естественный факт того, что именно последнее нам и грозит. мой мир, ставший в одночасье нашим, необратимо ломается на части. мы с тобой застряли в том самом моменте; в той доле секунды, после взрыва: громкого и умерщвляющего. в ушах бесконечный писк, смешанный с оглушающей тишиной. перед глазами крупицы деструктивной пыли, которая витает в воздухе и за которой, завороженно наблюдаем. а потом, неизбежно, мы окажемся под обломками всего, за что, когда-то, держались. впереди нет ничего, андреа. этой секунды мне не хватит, чтобы все исправить. правда в том, что мне не хватит и вечности для того, чтобы, наконец-то, сделать все правильно.

    [indent] мы ведь уже ставили во всем этом точку, помнишь? наговорили друг другу лишнего, прикрываясь сожалениями и закрепляя все это неуклюжими поцелуями: в щеку, тычась носом и прикрывая глаза; в уголок губ, пытаясь в последний раз насладиться, все еще чуждой нам, нежностью; в шею, спускаясь и выцеловывая ключицы, между очередным «мне жаль» и еще одним «ничего не выйдет» из многочисленных; в губы, в самый последний раз, прежде чем пообещать себе больше не возвращаться. и мы снова соврали друг другу; я снова соврал и тебе, и самому себе, потому что ты, родная, не очередной пит-стоп: ты чертова точка назначения, куда я мчался всю свою сознательную жизнь; куда возвращаюсь, неизбежно, снова и снова, потому что я, мать твою, не могу тебя отпустить. даже если делал это неоднократно. отпустил в бостоне, десять лет назад, позволяя уехать без единой подсказки о том, куда убегаешь и надолго ли; отпустил в вашингтоне, едва успев обрести тебя заново, после самой болезненной нашей ссоры, когда хлопал дверью и впечатывал кулак в свежеокрашенную стену твоего подъезда, пытаясь справиться с порывами неконтролируемой злости; отпустил тебя и в прошлый раз, когда позволил торопливо покинуть квартиру, даже если следовало схватить за запястье; удержать рядом; не позволить двери щелкнуть, закрываясь за твоей спиной. боже, я не нашел в себе силы даже в окно выглянуть, чтобы провести тебя взглядом, пока скроешься в салоне такси, приехавшего за тобой в рекордные сроки. я каждый раз отпускаю и никогда, слышишь, никогда, не отпускаю окончательно. я надеялся увидеть тебя в лицах случайных прохожих; выискивал твои черты лица в толпах бостонских людей, каждый раз цепляясь взглядом за малейший блик чего-то, что присуще лишь тебе одной. ты начала ходить на мои игры и я помню с каким трудом вынудил себя оторвать от тебя взгляд в тот день, когда приметил. сфокусироваться на игре так и не получилось, я бросал взгляд на твой ряд; смотрел в упор, словно боялся того, что стоит мне один раз отвернуться и ты исчезнешь. в груди что-то буквально горело, прожигая дыры сквозь кожу и толстые слои одежды: по ощущением, мое сердце готово было выпрыгнуть из груди и в тот же момент, упасть к твоим ногам. отрезвляющий свисток; неодобрительный взгляд со стороны тренера и я оказался на скамье запасных, расплачиваясь за свою оплошность; за то, что был отвлечен одним лишь только твоим вниманием и в тот вечер, мне правда было наплевать. было все равно даже на исход игры: я не дождался финала, сразу же направляясь в раздевалку, в страхе что ты уедешь раньше, чем я смогу словить тебя на парковке. наши встречи участились: ты не пропускала ни одну игру, даже на товарищеские матчи приходила и всегда, без исключения, выбирала один и тот же ряд; одно и то же место. наши пересечения, по правде говоря, были неизбежными: совместный круг друзей играл мне только на руку и я не искал причины не заявиться на очередную вечеринку; цеплялся, так жалко, за любую возможность тебя увидеть. разговоры не клеились - ничего удивительного, правда? не после всего того, через что мы уже успели пройти. нам бы не составило никакого труда, снова, - уже в который раз, - возобновить общение. мы, несомненно, нашли бы точки соприкосновения; нашли бы общий язык и снова позволили бы друг другу стать неотъемлемой частью наших жизней, только вот доверие давно подорвано: ты боялась подпустить слишком близко, а я не знал; не имел ни малейшего понятия в каких словах сокрылось бы убеждение в том, что на этот раз, все будет иначе. моя ложь соткана из тысячи обещаний что все изменится, каждое из которых, я так и не сумел сдержать. иногда, я правда не понимаю, андреа - почему ты это делаешь? почему снова и снова подпускаешь так близко; почему позволяешь мне разрывать твое сердце на клочья и почему не смотришь, не скрывая отвращения? меня воротит от самого себя: неужели твоя любовь настолько сильна, что ты слепнешь, визуализируя лишь идеальную картинку несуществующей лжи? и я знаю ответ на этот вопрос; знаю что ты готова на все и отдаешься полностью во имя нашей любви, если эту мешанину из желчи и эмоций можно так назвать. ты вскрыла карты; вывернула рукава и предстала передо мной голой душой: твоя ошибка, потому что это знание меня поглощает; потому что я пользуюсь этим бесцеремонно, не способный бороться со своими зависимостями. знаешь, менее губительные: стремление к успеху; паршивое и тщеславное желание вырвать победу зубами; нездоровая тяга к долбанному совершенству и во главе всего этого, стоишь ты. я, правда, ведомый мыслью о том, что без меня тебе будет лучше, готов был выпустить твое тонкое запястье из цепкой хватки: тебе бы найти того, для кого ты станешь центром вселенной; поиграть с ним в отношения год или даже два, пока он не сделает тебе романтичное предложение под звездным небом, а потом обязательно у твоего собственного отца попросит твою руку и твое сердце; он устроил бы тебе шикарную свадьбу, как ты того и заслуживаешь и ты была бы счастлива. в отместку, ты не сумела вычеркнуть меня из твоей жизнь, и по всем ранее перечисленным фронтам, ты довольствовалась нумерацией всех моих проебов. тебе бы утопать в том, кто не позволит себе причинить тебе ни капли боли, но вместо этого, ты предпочла меня: неужели это того стоило? я не переставал любить тебя никогда; жил, чертовой попыткой избавиться от груза этих эмоций, но так и не сумел. заменял - приглушал - притуплял, но никогда не смел даже думать о том, чтобы их уничтожить. потому что ты - идеал; ты - самое светлое что есть в этом мире; ты - лучшее из всего, что доставалось мне в этой жизни, пусть я этого и не заслуживаю. все должно было закончиться в тот самый вечер; в пределах моей кухни, когда ты сползала со стола, куда я усадил тебя требовательно, пытаясь присвоить себе каждый сантиметр тебя; когда ты касалась меня в последний раз, покидая квартиру; когда сжимал края стола с такой силой, что каемка впивалась в ладони, а каждый выдох, опалял кожу той злостью к самому себе, которой я пропитался насквозь. но мы не справились: ты снова появилась в моей жизни и я сорвался, не в силах больше бороться. мы продолжали искать друг друга, глазами; продолжали ненавязчиво искать прикосновения и ты позволила мне снова затащить тебя в постель; а я не смог устоять, опьяненный напрочь твоей податливостью; вишневым вкусом твоего блеска для губ, который слизывал голодно, жадно подминая твои губы своими; твоими духами, которыми пропахла и моя рубашка и постельное белье в моей спальне; я, блять, сошел с ума от желания снова почувствовать на себе твою любовь, чтобы на утро торопливо разойтись, боясь заглянуть друг другу в глаза. мы не смогли остановиться; мы не почувствовали ту тонкую грань, когда нам следовало все оборвать и в конечном итоге, мы опоздали. прости, малышка, не о такой жизни ты мечтала. и уж точно не такой жизни ты заслуживаешь.

    w i s h   i   d i d n ' t   d o u b t   i t  i   w i s h   i   n e v e r   e v e r   t o l d   y o u
    all about it
    b   u   t       i       j   u   s   t       h   a   d       t   o       l   e   t       y   o   u       k   n   o  w
    i   n e v e r   m e a n t   t o   h u r t   y o u ,   t h o u g h

    [ 3   m o n t h s   a g o ]
    [indent] звонок с незнакомого номера; тридцать секунд на раздумья, прежде чем ответить. откровенно говоря, я не узнал твою сестру по голосу. мы с кидой никогда толком не общались. я помню ее из детства: вечно замкнутый в себе ребенок; она почти не разговаривала в моем присутствии и едва ли проявляла хоть какой-то интерес к твоим друзьям. она уехала вместе с тобой в вашингтон и в попытках найти тебя в социальных сетях, я даже заходил на ее страничку в инстаграме: совсем мало фотографий и ни одной с тобой. на этом, интерес к ней угас. позже, когда ты снова вернулась в мою жизнь, ты упоминала о ней лишь мельком; пару раз заикнулась о каких-то проблемах, с которыми помогаешь ей разобраться, но никогда не углублялась в корень этих сложностей: ты всегда была отличной сестрой, хотя, в чем ты не была хороша? звонок от нее, поздним вечером, стал для меня неожиданностью: она представилась сразу; не ходила вокруг да около и не мяла слова, наверняка, отрепетировав этот разговор в своей голове как минимум несколько раз. она не выпалила всю информацию аккуратно; не старалась смягчить и позволить мне впитывать все осторожно; не заботилась о моей реакции: и я не могу упрекать ее в резкости. ее голос, пусть и пытался сымитировать уверенность, предательски дрожал на твоем имени - она переживала; она чертовски сильно переживала за тебя, иначе бы не позвонила. иначе не рассказала бы все, в надежде что я помогу тебе во всем разобраться. где-то на перекрестке из «это касается не только ее, но и тебя» и робкого «ты единственный, кого она подпустит к себе», она вбросила неоспоримый факт твоей беременности. в ушах резко зазвенело; в самом низу живота завязался тугой узел, из-за которого дышать стало тяжелее; сердце предательски забилось чаще и в горле пересохло, потому что дальнейшие слова киды я не слышал. я не мог полностью разобраться в том, что чувствую: никакой радости не было, мы ведь этого не хотели; не было трепета - было лишь тотальное опустошение и болезненный страх. я упрекал тебя в том, что ты не рассказала мне ни о чем, но больше всего я упрекал себя: потому что, пусть это и была случайность, но в этой случайности виноват я; потому что это не должно было произойти; потому что я должен был быть рядом с тобой, не позволяя тебе самой справляться с этой новостью, которая, не сомневаюсь, обрадовала тебя не больше чем меня самого. руки дрожали сильно и мне пришлось даже припарковать машину где-то на обочине, чтобы прийти в себя; чтобы понять что именно мне следует делать и как поступать - думала, я сумею остаться в стороне? думала, я настолько эгоистичен, чтобы пождать хвост и уйти в тень, позволяя тебе справляться со всем в одиночестве? за считанные секунды, на мои плечи свалилась ответственность, к которой я, просто-напросто, не был готов. какие из нас получатся родители, андреа? не сомневаюсь - ты стала бы отличной матерью. идеальной во всем и всегда, только вот самого себя, в роли отца, я не представлял еще как минимум лет десять. я и не думал о семье: по крайней мере, не сейчас, пока карьера все еще является моим главным приоритетом. в команде почти все уже женаты и у многих есть дети, только вот я никогда не стремился к этому. я метил выше; мне было недостаточно того, что я уже имею: надеялся выбиться в более престижную команду; в высшую лигу; боялся пустить корни, всегда готовый покинуть родной бостон во имя чего-то большего, поэтому брак, дети и прочее, что прилагается к семейной жизни, не представляли для меня никакого интереса. иронично, не находишь? я думал об этом лишь единожды. ты спала укромно под моим боком, развернувшись спиной и прижимаясь плотно ко мне: твоя правая рука крепко сжимала ладонь моей руки, которая онемела под тобой; левая удобно расположилась под твоей щекой, подпирая ее. мой самолет был через полтора часа и я знал, что если не начну собираться сейчас - опоздаю на рейс, но я так боялся тебя разбудить, поэтому растягивал момент нашего уединения до последнего. ты почти не ворочалась, а я даже дыхание задержал, лишь бы не разбудить тебя. твои волосы пахли фруктовым шампунем, смешанным с запахом твоих дорогущих духов, и этот запах ассоциировался только с тобой. в то утро, я влюбился в тебя с еще большей силой и в то утро, я осознал, что готов был бы отдать что угодно, лишь бы каждый мой день начинался именно так. я словил себя на мысли, что ты - единственная девушка во всем этом мире, с кем я хочу прожить остаток своей жизни и это так смазливо; так неприсуще мне и об этом, я никогда бы не рассказал тебе. на толику секунды, я готов был даже забить на перелет и прикрыть глаза, чтобы задержаться в этом мгновении как можно дольше, но тумблер в голове щелкнул мгновенно, возвращая меня к реальности: я аккуратно поцеловал тебя в висок, а ты дернулась; размякла снова и что-то сонно пробормотала, размыкая глаза. уже через пятнадцать минут, я целовал тебя снова, в дверном проеме у входа в твою квартиру, прощаясь на неопределенный срок. ни следа от былой романтики; ни единого намека на осознание, что никого и никогда, я более не сумею полюбить так, как полюбил тебя. я четко знал, что либо с тобой - либо ни с кем, но я не ожидал, что выбор встанет так рано. страх, в очередной раз разочаровать тебя, подбивает к горлу мерзкой желчью. пальцы барабанят по поверхности руля. не от твоей сестры я должен был узнать о твоем положении и уж совершенно не так. решение приходит в мою голову моментально: я выруливаю с обочины резко; выезжаю на трассу и разворачиваюсь. к счастью, дорогу к твоему дома я знаю наизусть еще с самого детства.

    [indent] «я возле твоего дома, надо поговорить»
    [indent] проскакиваю на красный цвет мимо пустующей улицы, пока скидываю тебе сообщение. я четко понимаю, что ничего хорошим, наш сегодняшний разговор не закончится. никогда до этого не заканчивались, верно? не сомневаюсь, что и разговаривать ты не захочешь: ты даже говорить мне об этом не хотела и мне следовало бы не лезть не в свое дело, только вот это касается меня напрямик. это моя ответственность; ты - моя ответственность.
    [indent] «выходи»
    [indent] паркую машину прямиком напротив твоего дома и продолжаю смотреть на экран телефона. ты онлайн - ты прочитала сообщения - ты вышла из сети. нервно поглядываю на дом и так невовремя ловлю себя на мысли, что за последние десять лет тут совершенно ничего не изменилось. только вот изменились мы с тобой; изменились наши отношения и если в свои четырнадцать, я приходил сюда для того, чтобы позвать тебя гулять, теперь уже, причины моего визита совершенно иные. на первом этаже - кажется, там гостиная, - горит блеклый свет. ты не торопишься выходить; не отвечаешь на сообщения и упорно игнорируешь мое стремление разобраться во всем. сердце все еще лихорадочно бьется меж ребер, только вот за последний час, этот ритм стал настолько привычным, что я перестаю ощущать причиняемый дискомфорт.
    [indent] «я знаю что ты дома и не уеду пока мы не поговорим»
    [indent] отправляю и откидываю телефон на пассажирское сидение. вздыхаю; пальцами растираю глаза и следом убираю назад отросшие пряди волос: как мы вообще умудрились загнать друг друга в противоположные углы одной ловушки? дергаюсь, когда свет на веранде загорается; ты неторопливо выходишь из дома, и я следую твоему примеру. выхожу из машины; аккуратно закрываю дверь, не хлопая, словно боюсь издать лишний шум и иду тебе навстречу, останавливаясь в нескольких шагах от деревянного, лестничного порога. знаю - не хочешь видеть; понимаю - не хочешь разговаривать и расстояние между нами позволит мне хотя бы попытаться наладить связь. не хочу давить; не хочу доводить тебя до грани и видеть на твоем лице отчаяние, страх или слезы. прячу руки в карманах куртки и смотрю в упор. вначале на тебя: ты выглядишь уставшей; подавленной, отчасти; неспособная расслабиться, и тому свидетельствуют искусанные губы; покатые плечи, отпущенные вниз и едва уловимые синяки под глазами, от нехватки здорового сна. я чувствую острый укор совести: как никогда до этого, я ощущаю что виноват во всем я, неспособный ничего сказать, потому что все мысли в голове спутались и я едва ли могу управиться с бешеным ритмом, заходящегося сердца. даже сейчас, ты выглядишь безумно красиво и так привлекательно: ничего не способно испортить тебя. все меркнет, рядом с тем, что ты заставляешь меня чувствовать одним лишь своим существованием. глаза, невольно, опускаются ниже и я упираюсь взглядом в твоей живот, словно жду что он уже стал больше обычного, за те две? - или три? - недели, пока мы не виделись. ты резко закрываешься от меня, натягивая джинсовку и я горько усмехаюсь, прежде чем снова уткнуться глазами в тебя. — сама бы ты не рассказала, так ведь? — если планировала - давно бы заговорила; вышла бы на связь, потому что знаешь, на твои звонки я отвечаю с первого гудка. — она переживает за тебя, андреа. — еще больше чем твоя собственная сестра, волнуюсь я. черт бы побрал все, милая: ты ведь мой приоритет номер один, даже если я и сам этого, окончательно, не понимаю. иначе не сорвался бы с места, чтобы убедиться в правоте слов киды; иначе бы не чувствовал такой груз, в попытках поскорее убедиться в том, что ты в порядке; иначе бы не было этого блядского стремления спрятать; уберечь и защитить тебя, и уже, нашего с тобой ребенка, от всего долбанного мира вокруг нас. забавно, в какой-то степени, как быстро это осознание уложилось в моей голове: перспектива завести семью не пугала так сильно, потому что рядом была бы ты. может это наша единственная возможность сделать все правильно? может только так, у нас получится спасти крупицы искусственного счастья, на которые, каждый из нас возлагал такие надежды? я облизываю губы; переминаюсь с ноги на ногу и коротко мотаю головой: — я знаю что ты способна со всем справиться сама и я уверен, что у тебя были причины не говорить мне об этом. — потому что я не тот человек, кому можно доверять; я не тот, с кем хочется планировать свое будущее и я не тот, кого бы ты хотела видеть в качестве отца своих детей. не тогда, когда я вынудил тебя пройти через такое количество дерьма, каждый раз вынуждая расхлебывать все самостоятельно. не лез в твою жизнь, чтобы в конечном итоге, собственноручно перевернуть в ней все вверх дном. — но это касается не только тебя. то, что произошло, — случайность; этот залет, который не входил ни в мои, ни в твои планы - но я глотаю собственные слова и пытаюсь говорить аккуратно. выстраиваю предложения медленно, потому что так чертовски сильно, боюсь промахнуться в этот раз; боюсь сделать все только хуже - у меня только это и получается на отлично, — я несу ответственность за то, что случилось. и за тебя тоже, андреа. — набираюсь храбрости и поднимаю на тебя свой взгляд: не нужно даже присматриваться для того, чтобы заметить твое недоверие; чтобы почувствовать, чуть ли не на инстинктивном уровне, те границы, которые ты вычертила между нами. — у тебя нет причин мне доверять, но я больше тебя не оставлю. — я делаю шаг вперед, ступаю одной ногой на первую ступень и останавливаюсь, потому что боюсь спугнуть; боюсь оттолкнуть и убить последнюю надежду завоевать твое доверие. — может впустишь меня в дом и мы поговорим нормально? — сомневаюсь, что кроме тебя, дома кто-то есть, а оставлять тебя в одиночестве я больше не собираюсь. машины твоего отца нет - значит он в отъезде, наверняка, полностью погряз в тренировках мальчишек, в которых разглядел большой потенциал; твоей сестры тоже нет, она бы не позвонила, находясь с тобой в одном помещении, поэтому я делаю еще шаг, оказываясь теперь полностью на подножке. я не хочу ругаться: я проглочу всю свою желчь, если понадобиться; я не хочу доводить тебя снова до слез: нет ничего больнее для меня, чем видеть как ты плачешь, но если мы не попробуем что-то сделать хотя бы в этот раз, у нас ничего получится. и ты это понимаешь, ничуть не хуже меня. — нам есть что обсудить.

    i  h a d   a l l   m y   m o t i v e s   i  d i d n ' t   k n o w   t h e y   w o u l d n ' t   m i x   w i t h
    your emotions
    n   e   v   e   r       k   n   e   w       i   '   d       m   e   e   t       y   o   u       t   h  o   u   g   h   ,       s   o
    i j u s t   h a d   t o   r e a c h   m y   g o a l s

    [ n o w ]
    [indent] а потом ты снова позволила мне разрушить твою жизнь. я правда думал и верил в то, что поступаю правильно и благоразумно; что это мой единственный способ искупить все свои грехи и исправить все оплошности, только вот теперь, я задрал планку; разочаровал еще больше и сломал тебя окончательно. в наших с тобой отношениях, у меня есть действенный приоритет. ты - моя слабость, но я научился притуплять в себе любую ломоту, сплетенную воедино с твоим именем; бархатным голосом; каждым, нежным прикосновением. но я знал что я, в ответ - твоя слабость, и ты всегда попадаешься на уловку собственного сердца. теперь все изменится; теперь у нас все получится, правда ведь? я мягко оглаживал твои щеки; целовал невпопад, даже не глядя в какой миллиметр твоего тела; стирал слезы и шептал тебе что мы справимся; что я тебя не оставлю и что буду рядом не смотря ни на что. ты обмякла в моих объятьях; таяла под теплом моих аккуратных касаний. боже, меня ничто не разрушает так, как видеть тебя настолько подавленной. я убеждал; повторял; мотал головой и не слушал, вбивая в твою голову собственную правду: у нас с тобой, обязательно, все будет нормально. под утро, усталость дала о тебе знать и ты заснула на моих руках, у подножья дивана в твоей гостиной. мы сидели на полу долго, не решаясь пойти в спальню - потому что ты не знала, стоит ли меня снова впускать в свою жизнь; но и не решаясь разлучиться, потому что я боялся сломать этот миг тотального умиротворения между нами, ровно также как и боялся отпустить, пусть теперь уже и не надолго. ты легко сползла вниз, пока мои пальцы оглаживали твои волосы; твоя щека и губы, еле-еле, касались моей ладони и мы почти не дышали, будто бы лишний вдох, разрушил бы хрупкую оболочку нашего счастья. на следующий же день, без объяснений перед отцом и сестрой, ты переехала ко мне. я не хотел стеснять тебя пространством, не хотел вынуждать делить со мной одну постель, до тех пор, пока мы не свыкнемся; пока ты не будешь к этому готова, поэтому отдал в использование гостевую спальню, которая резко превратилась в твою. а потом ты согласилась выйти за меня - первое, в топе самых паршивых предложений, и мы расписались спустя несколько дней. без гостей; без формальностей; без свидетелей. на тебе даже платья не было: просторная, шелковая блузка с оголенными плечами и джинсы на высокой талии, подчеркивающие изгибы твоего тела, пока еще, неизменные. ты даже мою фамилию отказалась брать: я лишь пожал плечами, намеренно избегая твоего взгляда, когда ты объявила об этом, а голос даже не дрогнул. я корил себя ежеминутно за это жалкое подобие свадьбы: каждую чертову секунду напоминая себе о том, что у нас, обязательно, будет нечто большее, когда мы наконец-то оба будем к этому готовы. будем предельно честны, андреа: мы не были вместе и все вокруг нас знали об этом. что за свадьба, наспех организованная между людьми, у которых, на самом деле, так мало общего? мы бы притворялись счастливыми; играя на публику, ты бы прижималась ко мне - игнорируя недовольные взгляды своих родителей, а я бы отмахивался от деталей, пропуская мимо ушей пытливые вопросы наших общих друзей. ты была достойна лучшего и я обязался, это самое «лучшее» дать тебе. я думал нам нужно лишь подождать; притереться друг к другу и привыкнуть к нашему новому статусу, и я бы обязательно гарантировал тебе настоящее торжество: с длинным, белоснежным платьем из самого дорого бостонского бутика, ведь ты именно такое и заслуживаешь; с небольшим количеством гостей - лишь только самые близкие нам люди; где-то за городом, в каком-то арендованном комплексе с площадкой увешанной только пышными пионами - твоими любимыми цветами. я думал, будет правильно, первое время, никому об этом не говорить: о том, что мы женаты, не знал никто. ни твои, ни мои родители; ни кида, ни мои друзья; ни наши общие знакомые: это оставалось маленькой тайной, разделенной лишь нами двумя. не буду врать, я думал не только о твоем комфорте: я все еще оставался публичной личностью, и мне не хотелось привлекать к нам лишнее внимание. мне казалось, что это предельно разумное решение, только вот, это нихрена не так. это все больше и больше походило на идиотскую попытку сыграть в счастливую семью, пока я с каждым днем осознавал что не готов к этому. что не знаю что будет дальше. не имею ни малейшего понятия справимся ли мы. и четко ловил себя на той же мысли, которая постоянно отталкивала меня от тебя: я не делаю тебя счастливой и никогда не смогу. я загнал тебя в клетку; аккуратно закрыл замок и повернул ключ и ты бьешься о затворки, пытаясь выбраться наружу, а я не пускаю. я ненавидел себя ежесекундно, малышка: я ведь не становлюсь причиной твоих улыбок; с каждым разом, тем для разговоров становилось все меньше; я боюсь подойти слишком близко, притронуться или прижать тебя к себе, потому что даже за месяцы совместной жизни, я не привык к твоей близости и я так боюсь снова перегнуть черту. я потерян; я растерян, потому что я тебя не достоин, но и потому что не могу отпустить. и я предательски убегаю от тебя, и в первую же очередь, от самого себя: задерживаюсь после тренировок, пытаясь избежать неловкие паузы и переглядывания, полные неуверенности, в периметре нашего с тобой, дома; пытаюсь вернуться уже после того, как ты уснешь, чтобы не чувствовать себя так жалко, от осознания, что я хотел отдать тебе весь мир, а по итогу, этот мир отобрал у тебя. и без того шаткие устои, так быстро рушатся: с каждым днем, мы отдаляемся друг от друга все сильнее и сильнее. мы с тобой, самая дефектная семья из всевозможных. я обещал себе что попытаюсь; научусь стать лучше для тебя и для нашего будущего ребенка, только вот у меня ни черта не получается. возможно, было бы лучше не оставлять его; не пытаться создать что-то из полного ничего; было бы лучше разойтись один раз и навсегда, но уже слишком поздно. потому что теперь, я погряз в тебе слишком глубоко, и даже мучительная вина не позволяет мне поставить во всем этом точку. будем откровенны - не получалось и до этого. я люблю тебя слишком сильно, чтобы позволить себе поверить в то, что без меня ты будешь счастливее. и поэтому я так упорно закрываю глаза на то, что даже будучи вместе, никто из нас не счастлив по-настоящему. все укладывается в голове легко, лишенное приторной романтики: со мной, как бы не пыталась исправить и переиначить, не получится; со мной ты лишь погубишь себя. потому что из нас двоих, только я не знаю что такое настоящие отношения; из нас двоих, это я пытаюсь притупить все свои чувства, ведомый одной, первозданной целью; из нас двоих, только я отталкиваю; только я ломаю; только я рушу - к сожалению, каждый раз тебя; из нас двоих, только у меня неработоспособное сердце и из нас двоих, только я сделал все, что было в моих силах для того, чтобы разочаровать тебя. скажи, андреа: как твоя любовь ко мне еще жива, спустя так много боли и такого обилия соли, посыпанного поверх? я бы хотел тебе пообещать сегодня, что у нас все обязательно будет, вот увидишь - но это будет лишь очередной пустой посул, нарушенный мною же, в следующее же мгновение.

    [indent] дышать все еще предельно тяжело и я сомневаюсь, что дело в изнурительных тренировках, к которым мой организм успел привыкнуть за последние пару месяцев. в груди предательски щемит; горит необоснованная тревожность и это так паршиво, насколько болезненно и невыносимо становится каждое возвращение домой, потому что где-то в подкорках подсознания я боюсь больше тебя там не застать. первые недели две, я приходил домой рано; ты готовила ужин и мы играли в эту идеальную семью, которой никогда не станем. следовало мучительное молчание за столом, потому что я не знал что сказать; ты не знала о чем говорить, и мы коротали вечера под звон посуды, а потом, словно совершенно чужие друг для друга люди, расходились по своим комнатам. хотелось до одури, посреди ночи, завалиться в твою спальню; притеснить тебя в собственной кровати и обнять сзади, мягко целуя под ухом - не для того, чтобы жадно раздеть и овладеть не только твоим сердцем, но и твоим телом, не смотря на то, что этого хотелось не меньше; - а для того, чтобы заснуть рядом, и на утро проснуться тоже рядом. но что-то, неизменно, каждый раз, останавливало: ты засыпала с трудом, а я не был способен ни на извинения; ни на новую дозу вранья, которой буду кормить тебя, пока ты не поверишь, поэтому запирался в своей спальне, почти не замыкая глаза до самого рассвета. это напряжение; это недоверие; это расстояние, которое мы так бережно выдерживали между нами - угнетали, и я начал задерживаться. ты ждала; первое время не ложилась спать, до тех пор пока я не возвращался и твоя забота; твоя преданность и чувствительность заставляли сердце предательски скулить, но потом ты перегорела. в квартире больше не горел свет; ты не выходила в дверной проем и, пусть и не спала всегда, но никогда не реагировала на мое возвращение и именно когда это начало происходить, а понял, что окончательно теряю тебя и ничего не могу с этим поделать. и мне хватило одного лишь твоего сообщения для того, чтобы понять: ты хочешь поговорить, но к очередному нашему разговору я не готов. спортивная сумка перекинута через плечо, я неторопливо перебираю связку ключей в руках, нахожу нужный и поворачиваю его в дверной скважине осторожно, словно боюсь издать хоть какой-то лишний звук. хлопок - дверь открывается; второй хлопок - я закрываю ее за собой, включая свет в прихожей. ты выходишь почти моментально; подпираешь плечом дверной косяк и скрещиваешь руки на груди, а я стараюсь даже не смотреть на тебя; игнорирую твои слова и лишь коротко пожимаю плечами, пока бросаю сумку на пол и стягиваю с себя куртку. в горле пересохло; я бросаю на тебя короткий взгляд, но так и не решаюсь ничего сказать - извинения тебе и даром не сдались, ими не исправить уже ничего. облизываю губы и прохожу мимо, вглубь квартиры, направляясь в сторону своей комнаты и я невольно ощущаю, как ты идешь следом. я напрягаюсь; меня злит то, что это не может подождать до утра, или как максимум до выходных; морщусь недовольно и все же не позволяю себе высказать ни слова. щелкаю по выключателю; хмурюсь от слишком яркого света и направляюсь прямиком в сторону шкафа, который ты закрываешь моментально, привлекая к себе мое внимание. ты смотришь открыто в мои глаза и говоришь - говоришь что нужен, и сердце пропускает один удар; поясняешь - сердце пропускает второй; говоришь о разводе и мое сердце падает кубарем к твоим ногам. ты садишься на край кровати; плавным движением снимаешь обручальное кольцо и откладываешь его в сторону, а я вздыхаю. тяжело и устало; отворачиваюсь от тебя и зарываюсь пальцами в волосы, пытаясь собираться с мыслями, прежде чем снова поворачиваюсь к тебе: — какой, к черту, развод? — в голове проскальзывают нескрываемые нотки раздражения и я предельно быстро злюсь на себя за то, что позволил им показаться. — что ты несешь, андреа? — и знаешь, милая, я правда злюсь. потому что ты не удосужилась даже обговорить это со мной; потому что выбрала самый легкий путь; потому что я не хочу тебя терять. не так глупо и не потому что ты решила, что это именно то, в чем мы с тобой нуждаемся. волосы непослушно спадают на лицо; я четко ощущаю как дрожат пальцы, пока пытаюсь зачесать их назад; руки, невольно скользят ниже, охватывая крепко шею. не нахожу в себе силы ни смотреть на тебя; ни стоять на месте, поэтому открываю снова шкаф; достаю первую попавшуюся, чистую, бесформенную, черную футболку. также быстро стягиваю свою старую и заменяю ее новой: от душа придется отказаться в угоду этого разговора, который ты затеяла и который не доставляет мне никакого удовольствия. я закрываю шкаф и поворачиваюсь к тебе: ты смотришь внимательно своими большими, оленьими глазами и я хочу понять что ты хочешь услышать; чего ты, мать твою, ждешь от меня, но я не понимаю. больше не понимаю. — ты приняла это решение самостоятельно и даже не удосужилась обсудить его со мной. или разговоры со мной тебе настолько неприятны? — я стараюсь контролировать тональность своего голоса; стараюсь говорить спокойно и кусаю губы изнутри, когда понимаю что теперь не только пальцы, но и голос предательски дрожит. я так устал, андреа. устал физически и по всей видимости, теперь уже устал и морально. устал чувствовать столько всего. устал не понимать что следует делать. устал ощущать себя беспомощным. устал, господи, я так устал вечно жить на грани со страхом потерять тебя. снова. и снова. и снова. и чтобы однажды окончательно. а очередной раз отворачиваюсь, обхожу комнату, пытаясь привести мысли в порядок; не хочу делать больнее, хотя - границы пробиты, мы не сможем друг другу еще сильнее навредить. больше нет; больше некуда. я не хочу превращать этот разговор в очередную ссору; не хочу перегибать палку и не хочу, в очередной раз, сожалеть о том, что скажу, поэтому растягиваю паузы - а ты позволяешь. позволяешь перевести дыхание; усмирить, первозданную злость и превратить ее в такое горькое отчаяние; позволяешь разложить все по полочкам и собрать слова в кучу. знаешь, мы ведь почти никогда не говорили по душам - именно поэтому, каждый раз, так неминуемо и нестерпимо больно. я все еще не смотрю на тебя; хлопаю себя по карманам штанов и пожимаю плечами, как-то неуверенно усмехаясь, прежде чем задать вопрос: — почему? — а в голове, и без твоей помощи, всплывает ответ. — хотя, глупо спрашивать, верно? — я разворачиваюсь медленно и снова возвращаюсь к тебе. ты все еще сидишь на краю заправленной постели; зажимаешь ладони лодочкой между ног и смотришь снизу вверх. ты выглядишь такой уязвимой; такой мягкой; такой домашней и такой родной, а внутри крошится все, от мысли что больше не моей. — я не хочу этого, малышка. — говорю тихо; почти шепотом и почти обреченно, потому что выговор уже вынесен и обжалованию не подлежит. потому что ты уже решила все за нас. потому что я не смог ничего исправить до сих пор и теперь уже слишком поздно. наши отношения - вечное «слишком поздно». — это все в новинку для меня. эти отношения, эта совместная жизнь, этот брак, — у меня ведь никогда не было ничего из этого, в нормальном смысле этих слов. мои прошлые отношения - были лишь глухой попыткой привязаться к той, которая не задавала много вопросов; которая верила каждому моему слову и готова была скрасить мои ночи, позволяя расслабиться и выпустить пар. с тобой хочется другого. с тобой хочется иначе. с тобой хочется нормально. — и я не знаю как с этим всем справляться, понимаешь? — я разочаровываю тебя каждый божий день; я тону в собственном бессилии и мною руководит один лишь только страх. я подхожу к тебе ближе, медленно присаживаюсь на корточки перед тобой, а мои руки касаются твоих коленей, — я не хочу терять тебя больше. — говорю тихо, а мои руки скользят выше, натыкаясь на твои ладони, которые мягко накрываю своими и едва ощутимо сжимаю. ты не поверишь. уже не поверишь, даже если это единственная правда, которой между нами практически нет. скажи, что я тебе не нужен. скажи, что хочешь уйти. скажи, что разлюбила. я обещаю поверить. я обещаю разлюбить в ответ.

    0

    4

    e m p t y   g l a n c e s   a n d   n o   r o m a n c e
    conversation only hi
    y o u   k n o w   m y   w a y s   a n d   h o w   t o   p l a y   m e   i   a m   j u s t   y o u r   h a b i t   f o r   k i l l i n g   t i m e
    x            x            x            x            x            x            x
    3   m o n t h s   a g o

    [indent] ты даже представить себе не можешь, сколько раз на самом деле я брала в руки телефон, чтобы позвонить тебе, написать или хотя бы сфотографировать тест на беременность с указанным на маленьком табло сроком и заключение гинеколога после взятых анализов, но каждый раз меня что-то останавливало. я знала, что как только сообщу, нам придется поговорить, и разговор точно выйдет не из легких. хотя бы кто-то нас должен быть к нему готов, чтобы все не превратилось в хаос и очередную ссору на нервной почве. я успокаивала себя мыслью: время еще не пришло. я смирюсь с этим немного, подготовлюсь, а потом обязательно расскажу, но чем дольше я молчала, тем тяжелее становилось смиряться с мыслью о том, что тебя стоит ввести в курс дела и перестать уже откладывать. один день сменял другой, неделя - неделю, но я все не спешила и, возможно, вовсе бы не призналась, потому что тот вариант развития событий, в котором я сохраняю свою тайну и просто вычеркиваю тебя из своей жизни, на этот раз уже навсегда, был неплохим. а тот, где я совершаю аборт, не признавшись тебе в залете - еще лучше. ни чувство вины, ни жалость не могли овладеть мной; материнский инстинкт не пробуждался, и я жила в постоянном напряжении, страхе и ужасе, срывалась на всех: на отца, лезущего под руку своей заботой, на моделей, не понимающих, чего я от них требую, на друзей, не способных оставить в покое, на киду с ее вечной счастливым лицом и нужной поболтать о том, какие классные у нее отношения с майло, о том, как она его любит и о том, как он о ней заботится. я не завидовала, честно. завидовать сестре - последнее дело. я, напротив, за нее радовалась. гордилась ею, гордилась терпением ее молодого человека, гордилась ее силой воли и тем, как она справлялась и не херила то, что имела, из-за дурацких плохих привычек и забытой, надеюсь, навсегда, любви к наркоте. но той идиллии, что царила между ней и майло - хотелось. невозможно было не хотеть, на самом деле. я виделась с ними часто, потому что кида не хотела оставлять меня наедине с моей обострившейся тревожностью, а майло хотел проводить с ней все свое свободное время. я чувствовала себя лишней практически постоянно: его рука неизменно касалась ее везде: обнимала за плечо или талию, покоилась на бедре, расслабленно оглаживая сначала внешнюю, а потом внутреннюю сторону, сжимала ладонь в попытке переплести пальцы; она не упускала возможности его поцеловать - в губы, в щеку, в шею, клюя под линией челюсти, в плечо или в руку - и это умиляло. но и заставляло грустить. поэтому я старалась избегать их общества так часто, как только получалось, придумывая новые поводы не пересекаться. однажды меня посетила совершенно глупая и неуместная мысль, из-за которой я потом громко и с чувством расплакалась, пользуясь тем, что дома никого не было: что, если все изменится, когда я расскажу тебе о беременности? что, если это заставит тебя открыть глаза и пересмотреть приоритеты? что, если ты позволишь мне стать частью твоей жизни? что, если ты не испугаешься ответственности и захочешь быть вместе? что, если я смогу сделать тебя счастливым человеком, едва скажу, что ты станешь отцом? этих 'что, если' было бесконечное множество: они крутились в голове неуемным и неудержимым вихрем, и я не знаю, в какой именно момент не смогла удержаться и зарыдала, душа всхлипы в руке, зажимая рот и не позволяя себе не издать ни единого звука, хоть и знала, что меня никто не услышит и не заметит. потом, конечно, руку от лица отняла, чтобы размазать слезы по лицу, лишенному, к счастью, макияжу, осознавая - ты не из тех парней, которых новость о ребенке заставит обрадоваться. ты, скорее, из тех, кто выпишет чек на аборт, и пусть я понимала: это самое правильное действие, мы ведь не готовы становится родителями, но от того, насколько так просто вырисовывался в голове этот правдивый вариант, где-то в боку начинало противно и болезненно щипать.
    [indent] пару раз я заходила на женские форумы в разделы для беременных. читала о том, как девушки, не планировавшие ребенка, сообщали своим бойфрендам. некоторые принимали новость с радостью, некоторые сразу же разрывали все связи и уходили в закат, некоторые обещали помогать, а потом испарялись. разница между мной и всеми теми девушками была предельно четкая и ясная: они хотели детей, они принимали свою беременность с любовью и радостью, я же - как какое-то наказание. мне все было не к месту, не вовремя. я не хотела самостоятельной семьи, в том полноценном смысле. я все еще хотела пожить для себя - или, по крайней мере, утешала себя этой мыслью. знаешь, на самом деле, однажды я даже подумала о том, что если бы я была в отношениях с кем-то другим, то и не противилась бы так. возможно даже обрадовалась бы и позволила себе расслабиться. потому что тогда я была бы уверенна в человеке, которому доверила свое сердце, ведь это значит так много. дети должны рождаться в парах, полных взаимной любви, заботы, нежности и ласки, там, где есть место уважению, доверию, там, где отсутствует страх, поскольку только тогда ребенок будет в правильной среде. ни ты, ни я не можем гарантировать хотя бы половину. я не знаю ни одну пару, сошедшуюся по залету, и живущую счастливо: такой участи я нам не желаю. именно поэтому желание не говорить тебе превышает желание говорить на случай, если ты вдруг захочешь попытаться. если решишь, что у нас все получится. заочно, я не смогу тебе противиться. у меня никогда не получалось говорить тебе 'нет', и я боюсь, что в этот раз тоже не получится, но вот - ты здесь. стоишь на ступеньку ниже, и говоришь спокойно, размеренно, не повышая голоса, и это так на тебя не похоже. я крепче сжимаю скрещенные на груди руки, передергивая плечами: вечером становится прохладнее, температура опускается ниже, приближаясь к однозначным отметкам. ветер пробирается за воротник джинсовой курточки, неприятно щекочет шею и спину, щиплет оголенные запястья, окрашивает щеки - твои - не естественным румянцем, и я отступаю. не хочу мерзнуть дальше, не хочу, чтобы ты вдруг заболел, потому что смотреть за тобой некому, а еще не хочу, чтобы нас увидели или услышали соседи: сплетни на улице мне ни к чему, тем более, что все друг друга здесь знают не первый год. поэтому я решаюсь сделать шаг назад, прежде чем развернуться и направиться в сторону входной двери. оставляю ее открытой, молчаливо приглашая следом, и прохожу в гостиную, туда, где на журнальном столике все еще стоит рабочий ноутбук. не включаю свет на полную, ограничиваясь двумя ночниками, стоящими по обе стороны от дивана, и усаживаясь не на него, а на пол, утопая пальцами в высоком мягком ворсе. - не за что переживать: я беременна, а не смертельно больна, - я пропускаю твой первый вопрос, участливые нотки во второй реплике, мгновенно раздражаясь. не хватало еще, чтобы ты и кида спелись: человек, которому моя любовь не сдалась и человек, который не знает, насколько в моей жизни все печально. вы не были близки раньше, и лучше бы вам не сближаться сейчас: я совершенно точно свихнусь, если ты продолжишь быть таким спокойным рядом со мной, будто не знаешь, что прямо сейчас мое сердце по тебе сходит с ума, грозясь проломить грудную клетку и заставить меня захлебнуться собственной кровью в угоду тебе. я не смотрю на тебя, стоически увожу взгляд в сторону, когда ты присаживаешься рядом. даже отодвигаюсь подальше, ерзая на полу. не хочу, чтобы между нами оставалось минимальное расстояние: специфический запах терпкого парфюма, лосьона и пота забивается не то, чтобы в нос - в поры на всем моем теле, и он настолько хорош, что я не готова прямо сейчас им задыхаться. веду себя наверняка неразумно и глупо, как обиженная пятнадцатилетка, но в твоей памяти я такой и осталась, так что мне даже не стыдно за это. мне хватило этих гляделок на веранде, там, где ты смотрел так пристально и так прямо, что невольно мурашки вдоль позвоночника бежали. - ответственность, - усмехаюсь, повторяя вырванное из всего предложения, из контекста слово, и мгновенно закрываюсь. ты прав, у меня нет поводов тебе доверять, а еще нет поводов разговаривать с тобой по душам, мы друг другу никто: ты сам говорил, что мы не друзья, и мы не пара, мы даже не любовники - секс раз в пару недель не в счет, я уверена, что он для тебя ничего не значит, это ведь - во мне слишком много сентиментальности, наверное, дело только в этом, но правда - это ведь даже не занятия любовью, это пустой трах с целью сбросить напряжение и расслабиться без траты времени на безотказную девчонку, когда под боком есть уже одна такая - в лице меня. я смирилась, что ко всему ты относишься гораздо проще, чем я, но легче, как видишь, не становится. - значит, тебя привело сюда чувство вины? - вздергиваю брови, продолжая пялиться в пол, и продолжаю тут же, не давая вставить и слова, передразнивая все так же раздраженно: - за то, что случилось. за то, что произошло. тебе даже не хватает смелости называть вещи своими именами? я залетела, мерфи, к сожалению, такое иногда случается, даже если люди предохраняются, представляешь? - и в этом нет вины. ни моей, ни уж тем более твоей. таблетки дают сбой - редко, но стопроцентной гарантии не имеет ни один вид контрацепции. принимать пилюли для нас я выбрала сама: ну, знаешь, чтобы ничто постороннее не разделяло нас хотя бы в постели. а сейчас происходит то, примерно что я, на самом деле, и ожидала: ты здесь не ради меня, не ради такого незамысловатого нас, а ради решения проблемы, о которой боишься заговорить прямо, и это не должно меня злить, я была готова, но с эмоциями справиться трудно, и я не боюсь того, что своей агрессией могу спровоцировать твою - гораздо более жестокую. - так что, нам действительно нечего обсуждать, - я повторяюсь, царапая короткими ногтями ворсинки, чувствую твой взгляд на себе и невольно напрягаюсь, подтягиваю колени ближе к груди и, оторвав ладони от ковра, обхватываю ими ноги, обнимая себя, закрываясь от тебя вновь. мне сложно дается этот разговор, тебе тоже - я знаю, так зачем ты мучаешь нас обоих? - я не собираюсь сохранять ребенка, поэтому и говорить не о чем, - упираюсь подбородком в колени, выдыхаю глубоко и закрываю глаза. мне, правда, не хочется говорить об этом. у меня нет претензий к тебе, а так же нет требований. я была бы рада, если бы ты не узнал ничего, если бы не придавала случившемуся такое масштабное и глобальное значение, но вот ты здесь, пользуешься тем, что отца нет дома, а кида живет отдельно, и сидишь рядом, на полу, не пытаясь отодвинуться или еще как-то отдалиться от меня, и наверняка отменил все свои планы, чтобы поговорить. жаль только, что повод не самый радостный, не так ли?

    t h e r e   w a s   a   t i m e   w h e n   o u r   l o v e   i t  w a s   s o   s w e e t
    a n d   n o w   i t   f e e l s   l i k e   t h e r e ' s   n o   e a r t h   b e n e a t h   m y   f e e t

    and i'm falling into darkness
    a n d   i t ' s   y o u   I   n e e d   t o   s e e
    h o l d   m e   b e f o r e   y o u   g o
    x            x            x            x            x            x            x
    n o w

    [indent] я не знаю, в какой именно момент перестала искать спасение в твоей любви. она, напротив, стала для меня наказанием за ту привязанность и преданность одному лишь тебе, которыми я неизлечимо больна. просто проснувшись однажды, поняла, что так больше продолжаться не может: то, что происходит нами, не нормально и не здорово. то, насколько слепо я кидаюсь в омут с головой каждый раз, стоит тебе только появиться на горизонте, виновато поджимая сухие потрескавшиеся губы, опустить взгляд в пол, коснуться неуверенно, мягко и непривычно ласково, попросту безрассудно. ты не чувствуешь того же, что и я, и возможно, в тебе тоже живут чувства. возможно ты на самом деле испытываешь любовь, о которой говорил мне когда-то - всего лишь пару месяцев назад, но ты понятия не имеешь о том, что это такое и как с этим жить. ты отрекаешься от любого проявления человечности в мою сторону, будто это я виновата в том, что ты влюблен; будто это я привязываю тебя к себе цепями и не позволяю сделать хотя бы крохотный шаг в сторону, но ведь это не так. я не стою у тебя на пути и никогда не стояла, не пыталась поставить перед идиотским выбором, не диктовала условий, не ставила ультиматумы и никогда не закатывала скандалы, осознавая, что не имею на это права и что оно того не стоит. я знала тебя слишком хорошо, тогда, в нашем общем прошлом, читала, как открытую книгу, могла предугадать любую твою эмоцию и не допускала глупых ссор, лишь только один раз стал исключением, перевернувшим наши жизни на сто восемьдесят градусов, и теперь мы не вместе. мы не приятели, не товарищи, не друзья, не уж тем более возлюбленные - мы знакомые, некогда бывшие близкими друг для друга людьми, и это навряд ли когда-нибудь изменится. потому что сам ты навряд ли когда-нибудь изменишься и наберешься смелости признать, что я тебе не враг, что я не чужой человек, имеющий одну цель: уничтожить твое настоящее и воспрепятствовать твоему счастливому будущему. ты ведешь себя отвратительно по отношению ко мне, мерфи, и я устала искать оправдания. неудачный день, элементарная физическая усталость, проигранный матч, утомительная тренировка, тяжелый перелет из штата в штат ради игры, не выход в квалификацию, удаление за нарушение с ледовой арены - поводов сорваться у тебя была просто куча, и я думала, что что-нибудь из этого стоило огрызаний и игнорирований; мне нужно было лишь перетерпеть, подождать, дать тебе остыть, но с каждым разом становилось все сложнее и сложнее мне самой. мы оба изменились. раньше ты бы не позволил мне оступиться и не сделал бы этого сам. раньше ты был рядом всегда, и ничто не могло разлучить нас; раньше я могла позволить себе быть слабой с тобой, могла расплакаться, не стыдясь и не боясь, потому что знала - ты не будешь смеяться или злиться, ты молча притянешь к своему плечу, и будешь поглаживать по голову и спине до тех пор, пока я не успокоюсь, но все уже далеко не так между нами. и сейчас я должна быть сильной, ведь ты не протянешь больше руку, ты не обернешься, если решишь уйти, ты не остановишь меня от слез, но зато доведешь до истерики, и я устала от этого. я хочу нормальных отношений, или, как альтернативу - их отсутствие вообще, я нуждаюсь в заботе и в том, чтобы меня оберегали, потому что я, меофи, человек, всего лишь девушка, не всегда способная справиться со всем самостоятельно, и я хочу рядом с собой иметь такого же человека, готового принять меня, а не отталкивать или делать вид, словно я - ничто, словно я - пустое место, даже не достойное сочувствия. я уверена, ты не специально так поступаешь, и скорее всего, просто не знаешь, что нужно делать и говорить, чтобы иметь хотя бы жалкое подобие перемирия между нами, как всегда - лживого и недостаточно крепкого, но проблема в том, что ты даже не пытаешься. вместо того, чтобы воспользоваться языком по назначению, ты предпочитаешь отмалчиваться и заговариваешь о чем-то лишь тогда, когда нуждаешься в чем-то и чего-то от меня хочешь. не сложно предположить, когда именно, верно? ведь каждый наш разговор имел только два исхода: мы ругались, испытывая терпение друг друга, и пока я предпринимала жалкие попытки обороняться, ты нападал остервенело, срывая тормоза и переходя все мыслимые и немыслимые границы; чаше всего происходило именно это. после той ссоры в вашингтоне, когда я попросила тебя уйти, ты будто с цепи сорвался и озверел. ты демонстрировал все свое пренебрежение, всю свою уверенность в том, что во мне не нуждаешься, хотя со стороны это выглядело так, словно ты пытаешься убедить в этом не меня, а себя. в лучшие наши времена наши короткие разговоры, доводящие до нервотрепки, переходили в секс - пустой, лишенный чувств - с твоей стороны, и чрезмерно ими наполненный - с моей. я пыталась абстрагироваться, честно, стоило только оголиться перед тобой, перед чутким внимательным взглядом, под касаниями горячих ладоней, но у меня не получалось; я не могла отключить сознание и думала, постоянно думала о том, что будет после: чаще всего я не оставалась до утра, а ты не препятствовал, и за то время, пока ты находился в душе, я собирала вещи и уезжала на такси в ночи, чтобы дома, в своей детской комнате, нисколько не изменившейся за десять лет, предаться самобичеванию и лживым обещаниям не подпускать тебя больше так близко. конечно же, у меня не получалось. я так хотела научиться не вспоминать тебя, даже когда ты открыто сообщил о том, что счастлив и без меня в своей жизни; это было так унизительно, мерфи, и так обидно: представь, насколько я на самом деле бесхребетная, если даже слова не убедили меня держаться как можно дальше? если даже после этого я не смогла проигнорировать предложение посетить твой матч с кем-то из наших общих друзей? я надеялась, что ты не заметишь, пусть и не отводила взгляда от твоей массивной фигуры на льду, цепко выслеживая взглядом каждое выверенное движение, каждый бросок за шайбой у ворот соперников. я уже не тешила надежду на что-то между нами. смирилась с тем, что нам с тобой не по пути, и что любовь, проросшая корнями глубоко в сердце, оказалась не благородным культивированным цветком, а бесплодным сорняком, приносящим сплошные неудобства. 'я чертовски жалею о том, что мы снова встретились, андреа' - эта фраза, брошенная тобой прямо мне в лицо в самом разгаре нашей первой спустя десять лет ссоры я никак не могу выкинуть из головы даже после того, как ты извинился. даже после того, как пытался убедить, что говорил на эмоциях, не думая и не осознавая, но я ничего с собой поделать не могу и вспоминаю ее каждый раз, когда смотрю на тебя, придумываю ее продолжения и упиваюсь этим мазохизмом, утешая одной только мыслью: когда твоему терпению придет конец, когда ты воспламенишься вновь, когда захочешь сделать больно - я буду готова. я не удивлюсь, если услышу эти слова вновь и даже не вздрогну, если ты скажешь что-то вроде 'я жалею о том, что это случилось. жалею, что этот ребенок - от тебя' или 'я жалею, что мы оставили этого ребенка', потому что я знаю: от тебя можно ожидать чего угодно. и теперь и я не могу поверить тебе. ни одному твоему слову, когда дело касается наших отношений, когда дело касается твоих чувств ко мне - в них я не верю тоже. ты ведь эгоист, мерфи, и я тоже. ты лелеешь свою любовь к хоккею, к клюшке, шайбе и льду. я лелею свою любовь к тебе, и разница между нами только в этом. ты не можешь отпустить меня, я не могу избавиться от привязанности к тебе, но так не должно продолжаться вечно: не всегда любовь достойна счастливого конца.

    [indent] - серьезно, мерфи? - непроизвольно, я сама начинаю закипать, и будь прокляты эти чертовы гормоны, заставляющие настроение скакать по шкале от низа до самого верха за считанные секунды. я смотрю на тебя со всем недовольством, которое только кипит внутри, и вскидываю в удивлении брови, потому что твои слова действительно заставляют поражаться их глупости. - когда я должна обсуждать с тобой что-то, если тебя постоянно нет дома, если ты не отвечаешь ни на звонки, ни на сообщения? - ты вновь делаешь меня крайней. перекладываешь неумышленно вину на мои плечи, так, будто я даже не пыталась сделать хоть что-то, а приняла лучшее из решений, самое простое и доступное - уйти без попыток что-то исправить. я уверена, что даже если бы мы хотели начать все с чистого листа, у нас бы не получилось, потому что теперь я сомневаюсь не только в тебе, мерфи, но и в своих силах. я не думаю, что у меня получится быть снисходительной и терпеливой к твоим ошибкам, ведь слишком часто мне приходилось разочаровываться в тебе. ты не упускал ни единой возможности напомнить мне о том, что не нуждаешься в наших отношениях, а я не нуждаюсь в ребенке. я не знаю, не представляю, что делать. я смирилась с фактом беременности, смирилась с тем, что живот немного округлился, смирилась с тем, что должна держать язык за зубами, но ты даже не можешь представить, как это тяжело. я все еще злюсь на киду и не горю желанием обсуждать с ней свое положение и новый статус будущей матери: я раскрыла ей свой секрет, а она практически сразу растрепала его тебе, уверенная, что поступает правильно, и я не должна приплетать сюда еще и раздражение к собственной сестре, ведь она и не в курсе, в каких мы отношениях. наверняка она уверена в том, что у нас все замечательно; что мы созрели для того, чтобы сойтись, и начать по-настоящему быть вместе, и я не удивлюсь, если она решила вдруг, что наличие в животе эмбриона поможет нам поторопиться с осознанием дремлющих чувств. она не знает, что мы виделись в вашингтоне; понятия не имеет, что я позвонила тебе однажды, узнав, что ты в городе из-за предстоящего матча; что пригласила тебя - ни на что не намекая, просто увидеться, поговорить спустя столько лет, не в какое-нибудь кафе в центре, а к себе в квартиру; что впустила в спальню моментально, потому что удержаться не было сил, потому что влюбленность в тебя вспыхнула вновь, заиграла яркими красками, заискрилась желанием принадлежать; что согласна была делить тебя с другой и никогда не задавала вопросов о твоей девушке и о том, насколько у вас все серьезно, чтобы не раздражать; что отпускала и принимала обратно каждый раз, отменяя все планы и освобождаю все время только для тебя. она не знает, что там у нас все началось вновь, и там должно было закончиться, когда ты, не сумевший смириться с уязвленной гордостью и с тем, что я предпочла тебе кого-то другого, плевался ядом и желчью, оставляя право последнего слова за собой; и что я сама вернулась к тебе, без звонков, сообщений и приглашений, тоже не знает. кида живет в глубоком неведении, и я бы хотела рассказать ей, поделиться о том, как чертовски больно жить не с цельным сердцем, а с его раскрошившимися осколками, превратившимися в пыль, но я боюсь разочаровать ее, боюсь быть отвергнутой еще и ею, потому что понимаю - каждый раз я поступала неправильно, и то, что получила в итоге - получила вполне заслуженно. и все же новость о залете скрыть от нее не смогла. страх и отчаяние развязали не только мне, но и ей - язык, но даже это ее не оправдывает. она должна была молчать, а не пытаться свести нас ради ребенка, даже не подозревая, что он вовсе не повод сойтись. просто я вдруг четко осознала одну вещь: я слишком плотно и многострадально влюблена для того, у кого все уже должно было до остова сгореть за столько лет извращенного издевательства над самой собой. я слишком одержима человеком, эмоцией и чувством к тому, кто никогда не задумывался на полном серьезе обо мне в каком-то другом ключе, кроме дружеского - так говорила я сама себе, убеждая в ненадобности обращаться к психологу. я устала от ощущения своей принадлежности тому, что никогда не оценит меня по достоинству, и возможно тут я не права - эта формулировка неверная по факту, потому что никто, кроме меня самой, не должен оценивать меня по достоинству, потому что кроме себя я никому и не принадлежу. но я запуталась. сильнее, чем кажется на первый взгляд, и возможно, это не любовь уже, а какая-то одержимость, но это не плохо: в конце концов, я не нарушаю пространство того, по кому горю столько, сколько себя помню - по тебе. я смирилась с этим чувством и никогда ни в чем не навязывалась, по крайней мере, пыталась себя не навязывать, получив единожды четкое отрицание. если бы только я жила в романе, где все кончается взаимным 'долго и счастливо', то, наверное, любить человека, которому это даже не нужно, было бы проще. потому что 'долго и счастливо' в подобных романах выбивается если не любовью к тому, к кому изначально питала самые нежные чувства, то хотя бы к прекрасному принцу или достопочтенному джентльмену, который на добровольных начала героя придет и спасет из дерьма, выгребая его лопатой из головы, потому что потому что я была бы нужна ему любой. к сожалению, ты вовсе не герой, не рыцарь и не джентльмен, и уж точно ты не из тех, кто готов решать чужие проблемы. и я сама пыталась действовать так: найти тебе замену. найти того, кто сможет полюбить меня и принять меня, не требуя ничего взамен, но проблема в том, что я ни хрена не справлялась: чувство, которое в меня вросло, словно толстые корни старого дерева - в землю, выбить клином не получалось, да и если быть до конца откровенной, нечестно по отношению к тем, кто оказывал мне знаки внимания и пытался со мной хоть что-нибудь построить. ты не знаешь, но даже после возвращения из вашингтона я пыталась избавиться от тебя в своей голове, немногим позже после нашего разговора в твоей квартире. я знакомилась с мужчинами, сильно старше себя, ничем не удерживаемая. принимала ухаживания, позволяла одаривать комплиментами, заботой, цветами - ни один букет не простоял в доме папы хотя бы суток, большая их часть выбрасывалась в мусорку или отдавалась какой-нибудь девушке еще даже до возвращения домой: на пыльцу у меня была аллергия, о которой знали, пожалуй, только родители, кида и ты - и никакие цветы, кроме пионов, я не терпела, но и об этом знал тот же узкий круг лиц. я не хотела открываться кому-то еще, даже не видя в этом надобности, и все ждала, ждала, ждала чего-то. надеялась на перемены, но не до конца понимала сама, на какие именно, пока все не стало ясно. я просто искала встречи с тобой. вновь. если напрячь сейчас память, я вспомню тот вечер в подробностях: это был чей-то пентхаус практически в центре города, в элитном жилом комплексе и, кажется, это была квартира кого-то из наших общих друзей - еще с юности. я опоздала, не планировала приезжать, на самом деле, но в групповом чате в мессенджере проскользнуло твое имя: кто-то из девочек упомянул тебя в числе приглашенных, и мое нежелание проводить время за разговорами и выпивкой диаметрально изменилось. я попросила таксиста сделать крюк и направиться по другому адресу, и поэтому опоздала. к тому моменту, как я поднялась в квартиру, веселье шло в самом разгаре, но не в привычном понимании: никто не скакал, никто не танцевал, никто не блевал в туалете, придерживая волосы, чтобы не запачкаться, никто даже не курил травку и не баловался чем посерьезнее. возможно, дело было в том, что время едва перевалило за восемь вечера, возможно в том, что это был будний день - точно не знаю, но мое появление не осталось незаметным, и прежде чем я успела поздороваться со всеми, кого не видела и кого не знала, я почувствовала твой взгляд: ты сидел на небольшой софе, со всем удобством откинувшись на ее мягкую спинку и раздвинув ноги в темных карго в стороны, удерживал в руке банку безалкогольного пива и о чем-то говорил с парнями, пока не повернулся в мою сторону с нехорошим блеском в глазах. так смотрят обычно на тех, о ком хотят заботится и о ком переживают по малейшему поводу; и это было так абсурдно - мы ведь практически не общались после того разговора у тебя дома. да, пересекались, но все попытки поговорить были неловкими и сумбурными, заканчивались ничем и никак не продолжались. но все же, ты смотрел так, что внутри меня что-то оборвалось камнем, а потом взлетело толпой самых прекрасных бабочек, и поразительно, что за столько лет своей безумной любви, я все чувствовала так же, словно влюбилась вот-вот, совсем недавно. может, все дело в тебе и в том, насколько ты удивительный и многогранный настолько, что каждый день открывался для меня с миллиона новых сторон. да, все дело определенно было в тебе. меня хватило только на одну улыбку - короткую и определенно точно смущенную, а потом ты отвернулся, вот так просто. я поникла моментально, и это не осталось незамеченным. кто-то из девочек забрал мою сумку, а кто-то из мальчиков предложил повесить тонкий весенний плащ в гардеробной - и завертелось. разговоры отвлекали, бокал неразбавленного мартини согревал и расслаблял. я практически забыла о тебе, смеясь над чьей-то шуткой и позволяя кому-то опираться ладонью о мое колено - я даже не обращала внимания на чужую руку до тех пор, пока ты не вырос стеной прямо передо мной, с ключами от своего автомобиля в руке вместо пива и моим плащом в другой, свободной. ты предложил прогуляться - хотя прогулкой поездку от одной квартиры до другой навряд ли назовешь. я даже хотела сказать об этом, но ты был напряжен и догадка, чем именно, заставила невольно улыбнуться - губы разъехались в пьяной улыбке, пока я пялилась в окно твоего мерседеса, стараясь ничем не выдать какое-то глупое и иррациональное удовольствие от узнанного: ты ревновал. ты не пытался быть рядом весь вечер, не одаривал меня вниманием, не делал никаких намеков на твое желание уединиться или составить компанию, но стоило кому-то оказаться рядом и начать флиртовать, позволяя себе прикосновения, как ты тут же объявился, едва ли не заявляя свои права. и это было бы очаровательно, но на самом деле, ничего милого ведь и не было, да? ты продолжал все так же отмалчиваться и делать вид, что я - не самый важный элемент для того, чтобы твоя жизнь была счастливой, но позволял себе ограничивать меня. я не знала, зачем мы едем к тебе: весь путь ты не отрывал взгляда от дороги, к тому моменту уже практически пустующей, и наша прогулка от одного жилого комплекса до другого составила едва ли пятнадцать минут, от подземной парковки до квартиры - минуты две, от прихожей до спальни - еще меньше. я хотела тебя остановить. протрезвела практически сразу, пусть и не была пьяна; ради приличия попыталась пару раз оттолкнуть, отодвинуть, но твоя напористость сломила меня быстрее, и я спустя одно заполошное 'не торопись', одно раздраженное 'аккуратнее', одно умоляющее 'поцелуй меня', сама прижималась крепче, сама помогала стащить с тебя футболку через голову, сама цеплялась длинными ногтями за пряжку ремня в попытке расстегнуть его как можно скорее, сама вжикнула молнией и вытащила пуговицу из застежки, чтобы избавиться и от штанов. та ночь была какой-то другой. будто отличалась от всех наших предыдущих совместно проведенных ночей: ты не отводил в сторону взгляд, не утыкался лицом в плечо, не просил развернуться, чтобы не смотреть глаза в глаза; ты сам этот зрительный контакт искал и выдерживал, сам лез с поцелуями, кусая до крови губы и зализывая ранки, сам двигался заполошно, не придерживаясь какого-то выверенного темпа, будто нас могли разлучить, будто могли выдернуть из твоей разворошенной постели, будто боялся непонятно чего. я не могла расслабиться, но пыталась расслабить тебя, потакая твоей хаотичности, одобрительно подмахивая бедрами и выдыхая полустонами твое имя, выгибаясь в пояснице до хруста в позвоночнике. я тонула в твоих объятиях, горела в твоих ладонях, беспорядочно шарящих по кожи и сжимающих до синяков и отметин, и не возражала, не останавливала, потому что иллюзия, в которой я принадлежу тебе, а ты - мне по-настоящему, а не на одну только ночь, была слишком сладкой, чтобы я могла от нее удержаться. и мне было так хорошо с тобой мерфи, что после не хватило сил даже на душ, и я позволила себе заснуть на твоей подушке, согреваясь не теплом одеяла, а жаром твоего расслабленного вымотанного тела. ночь позволяла нам быть собой и прощала нам наши слабости, и я готова была отдать все, что угодно, только чтобы она никогда не заканчивалась, только чтобы ты продолжал смотреть на меня так же мягко, полюбовно перебирая пряди и целуя в голое плечо, наверняка думая, что я заснула. к сожалению, вместе с утром все вернулось на круги своя. ни одного слова в адрес друг друга, ни одного взгляда, ни одного обещания позвонить или написать. мы будто превратились в незнакомцев, которыми по вине друг друга и стали, и ничего не могли с этим поделать. 

    [indent] - я совсем тебя не понимаю, - я не хочу, чтобы мой голос звучал настолько растерянно, но ничего поделать с собой не могу. ты такой - не ощетинившийся, не пытающийся уколоть, а ранимый и уязвимый - впервые передо мной. я не привыкла видеть тебя открытым, с распахнутой душой, с этой болезненной усталостью во взгляде и в смазанных движениях, и я не знаю, как мне следует вести себя сейчас, чтобы не потерять уверенности в принятом решении. - сначала ты говоришь, что я не нужна тебе, а теперь, что не хочешь расставаться и терять меня, но ведешь себя так, будто я мешаю тебе. будто я заставляю тебя быть рядом, но мерфи, из нас двоих не я настаивала на сохранении ребенка, который никому из нас не нужен, не я настаивала на браке, который стал ошибкой. - сейчас от моего решения зависит, к сожалению, не только моя жизнь, и но судьба нашего ребенка. и на самом деле, нас связывает только то, что мы - его будущие родители. простая случайность, одна из сотни или тысяч исключений, заставляет нас говорить об этом сейчас и принимать какие-то сложные решения, которые не позволят загнать друг друга в тупик. я знаю, понимаю, что тобой руководит: это желание быть лучшим во всем. с самого детства ты старался угодить своим родителям, которым до тебя было мало дела из-за того, что все свое время они пытались создать для тебя и твоего взросления лучшие условия: хорошая платная школа, дорогие подарки и шмотки, материальные поощрения, вседозволенность - они не отказывали тебе ни в чем, но лишали самого главного: заботы, тепла, любви. ты невольно тянулся к моему отцу за тем, чего не получал от собственного, и пытался нравиться моей вечно недовольной всем матери, пока она воротила нос и просила держаться подальше. раньше я думала, что это глупо: разве могут их слова как-то повлиять на нашу дружбу? мы вместе ведь практически с самого начала, точнее, с того дня, как ты встал на коньки в первый раз, а я пришла с отцом, потому что меня не с кем было оставить. все мальчишки в том возрасте - задиры, демонстративно не замечали девчонку, но не ты. и я, будучи крайне наивной уже тогда, решила, что пронесу нашу дружбу через всю жизнь. данное самой себе обещание я так и не смогла сдержать, ведь дружба сменилась чем-то гораздо большим, чем-то, что заставляло гораздо позже щеки покрываться предательским румянцем, стоило только завидеть тебя. я не знала, что так ощущается влюбленность; не понимала, осознанно, что хочу понравится тебе, что хочу привлечь твое внимание, прихорашиваясь перед зеркалом в своей розовой спальне и выбирая вместо пары удобных джинс купленную мамой во время очередного шоппинга короткую юбку, оголяющую тощие ноги. и, стоило только тебе засмотреться, как я тут же рдела, получая небывалое удовлетворение и гордясь самой собой. возможно, если бы мой отец не вмешивался, если бы не пытался повлиять на твою жизнь, все сложилось бы иначе. когда-нибудь, созрев, ты бы набрался смелости сделать первый комплимент, пригласить на первое свидание, украсть первый поцелуй и стать моим первым мужчиной; я бы пригласила тебя на свой выпускной, чтобы похвастаться тобой перед подружками, приезжала бы в твой колледж на каникулах, чтобы провести вместе время вне учебы и тренировок, а потом мы бы вместе сняли квартирку в бостоне, возможно, лишенную роскоши и шика, но нас бы это мало волновало, верно? ты бы продолжал играть в хоккей, я бы занималась фотографией, изредка навещая маму и сестру, уехавших в вашингтон, и все сложилось бы замечательно. полная романтики жизнь, полная искренней, светлой, настоящей любви, переполняющей нас обоих с избытком. и тогда бы - в тридцать или около того - мы бы решились завести ребенка. осознанно, взвесив все за и против подошли бы к этому вопросу ответственно: новое жилье, комната, отведенная под детскую, найденный врач, у которого наблюдались бы во время всей беременности. мы бы стали идеальными родителями, а наш ребенок - мальчик или девочка, не так важно - купались бы в любви и заботе. я бы не сомневалась в тебе никогда, мерфи, и не жалела бы о том, что решила связать свою судьбу с твоей, не смотря на просьбы родителей одуматься; я бы поверила тебе однажды, и ты бы никогда меня не подвел в нашей с тобой идиллии, но жизнь, к сожалению, не романтический фильм с обязательным хэппи эндом, и ты заставил убедиться меня в этом на собственном опыте. ты твои ладони накрывают мои собственные, и даже от этого касания мне становится не по себе, оно заставляет напрячься, ожидая очередного подвоха, вот только ты на него, кажется, совершенно не готов. ты смотришь снизу вверх, из-под веера тонких ресниц, из-под сведенных страдальчески густых бровей, и все в твоем виде выдает твое переживание, я уверенно, что если ты отведешь руки в сторону - дрожь пальцев будет заметна значительней; я не хочу ранить тебя, не хочу делать тебе больно, но и сама жертвовать собой в угоду очередной твоей приходи не могу. я истощена этими отношениями, которые никого из нас не делают счастливыми, и никто кроме нас в этом не виноват. наверное, нам действительно пора набраться смелости, чтобы поступить правильно, чтобы отпустить друг друга. я не вижу другого варианта, и я уверена, что ты тоже его не видишь. я высвобождаю одну ладонь, но только для того, чтобы провести ею по твоему лицу: едва задевая, пройтись подушечками пальцев по высокому лбу, ниже, к очерченной скуле, по яблочку бледной щеки - прямиком к пухлой нижней губе и очаровательной родинке на ней: я не вижу ее с этого ракурса, но помню, где именно она пачкает кожу аккуратной точечкой; цепляю линию челюсти, а потом возвращаю руку наверх, пока ты не успеваешь прижаться к ней, выпрашивая ласку; пропускаю сквозь пальцы отросшие и чуть вьющиеся волосы, влажные у корней, от, вероятно, пота - ты так и не сумел принять душ после тренировки из-за навязанного мной разговора, и потребность в нем сейчас как-то отпала. я отодвигаю пряди от лица, зачесываю из назад, чтобы не мешались; мне нравится, как они непослушно возвращаются обратно, обрамляя четкий правильный овал, пряча уши с маленькими серебряными колечками в них; нравится, как ты собираешь их иногда на затылке, стягивая резинкой, чтобы не лезли в глаза; нравится, как зачесываешь назад, укладывая время от времени - тебе безумно идет эта длина, делая, что могло бы показаться удивительным, не только еще очаровательнее, но и мужественнее. - то время, пока ты пропадал на тренировках, помогло мне все расставить по местам. я хочу нормальных отношений, милый. возможно, настоящей семьи. хочу жить своей жизнью. но я не думаю, что тебе есть в ней место, потому что то, в чем нуждаюсь я, и то, к чему стремишься ты - абсолютно разные и несовместимые для тебя вещи. - ведь я все еще готова быть второй в твоей жизни после хоккея. готова верно ждать тебя после тренировок, домашних и выездных матчей, сборов со сборной страны, но только в том случае, если буду знать: ты обязательно вернешься ко мне. не просто в свою квартиру, с целью принять душ и завалиться спать, чтобы утром уйти пораньше, а чтобы позволить поухаживать за тобой томным теплым вечером, накормить ужином, помочь расслабиться, выслушать, как прошел твой день и рассказать, что нового у меня; чтобы провожать тебя в аэропорту и встречать - там же, чтобы подстраивать свой график под твой, проводить вместе выходные и пусть изредка, но все же выезжать куда-нибудь на отдых; чтобы общаться с твоими родителями и рассказать о нас своим; чтобы посещать вечеринки у общих друзей вместе, чтобы делить одну на двоих жизнь, понимаешь? я готова любить тебя безукоризненно и беспричинно, и я буду это делать в любом случае, ведь ты - главный мужчина в моей жизни, мерфи, но готов ли ко всему этому ты? готов ли позволить мне быть рядом? готов ли не только получать, но и отдавать в замен, позволяя верить в твою любовь? я не думаю, что это так. я, будем откровенны, сомневаюсь в тебе практически на сто процентов, и в этом нет ничьей другой вины, кроме твоей. - я все еще люблю тебя, и я хочу, чтобы ты тоже был счастлив. чтобы добился того, чего так желаешь, а для этого мне придется уйти, - ты ведь сам говорил об этом когда-то. у тебя есть все для твоего счастья - и ты не хочешь, не можешь, не должен его проебать,- но ты должен понять меня. я не хочу, я правда не хочу оставлять тебя, пусть это и правильно; и мне будет безумно больно собирать свои вещи и уходить, на этот раз, навсегда, но возможно, тогда я поступлю правильно для нас обоих. я даже уеду обратно в вашингтон, чтобы не было соблазна пересечься, чтобы не слышать о тебе от общих друзей, чтобы не видеть так часто, чтобы не бояться встретиться на улице, если потребуется, и ты должен меня понять. поэтому я так спокойно. я уверена только в одном: сейчас ты не станешь меня удерживать, потому что не удерживал никогда. ты отойдешь в сторону, позволяя закончить начатое, а потом закроешь за мной дверь - и уже только это делает мне безумно больно.

    0


    Вы здесь » ignat & bts » murphy & andrea // milo & kida // rick & ilsa » for you i'll try


    Рейтинг форумов | Создать форум бесплатно